Я посмотрела на этот кол — подумав о том, что он может сделать и что почти наверняка со мной сделает — и мой разум стал абсолютно чистым. Я видела его, слышала кровь, стучащую в моих ушах, и не имела ни малейшего представления о том, что мне нужно делать, словно адреналин закоротил мне мозг.

К счастью, по ту сторону страха, и под ним, был инстинкт. И мне не нужно было думать о том, что может подкосить мужчину. Он может быть бессмертным, он может быть вампиром. Неважно. Этот прием подходит для всех.

Я ударила его коленом в пах.

Он застонал, наклонился вперед и упал на траву, свернувшись и закрывая свое мужское достоинство.

— Мудак, — пробормотала я, моя грудь вздымалась, когда я поднялась на ноги и пнула его, а потом добавила сзади по ребрам, чтобы заставить его по-хорошему остаться там.

Прибежали двое охранников, посмотрели на меня, потом на него.

— Элиза Салливан, — представилась я. — Дом Дюма. — Большинство вампиров, которые не являются Мастерами, используют только свое имя. Я — исключение, поскольку для ребенка нецелесообразно иметь только одно имя.

Они кивнули, изъяли кол и отправились надевать на вампира наручники. Я подняла катану, вытерла лезвие о штанину и отважилась осмотреть поле вокруг себя.

Двое других вампиров Сен-Жермена были живы, оба стояли на коленях, заведя руки за головы. Я не видела других, и если они не сбежали, что казалось маловероятным, их, вероятно, уничтожила Полиция Парижа или охрана Эйфелевой Башни. Превратились в кучки пепла из-за смертельной встречи с осиной.

Люди толпились на периферии парка, где Полиция Парижа устанавливала ограждение.

Некоторые люди, которые пережили нападение, помогали другим. Остальные же стояли с широко раскрытыми глазами, дрожа от шока и страха. А многие вытащили свои экраны, чтобы заснять видео побоища. Вероятно, наблюдал весь мир, хотели они это видеть или же нет.

Я увидела Сери, стоящую на краю парка, ее глаза были серебристыми, лицо свирепое и злое. Она не боец, но может отличить несправедливость, когда ее видит.

Я подошла к ней, мое правое бедро немного побаливало от удара о землю, и подумала, что я прошла свое первое полевое испытание.

Мне вдруг стало не так уж и грустно покидать Париж.

Двадцать четыре часа спустя я проснулась на расстоянии несколько тысяч метров над землей из-за того, что услышала, как гремят автоматические жалюзи. Окна самолета были закрыты, пока мы спали, чтобы мы не поджарились до хрустящей корочки на солнце.

Сквозь окно было видно, как, подобно электрическим схемам, сияют оранжевые и белые огни вдоль длинной, темной протяженности озера Мичиган. И я почувствовала, как внутри меня потянулся монстр, словно мог коснуться знакомой энергии.

У монстра есть связь с Чикаго — с городом и мечом, который ждет в оружейной Дома Кадогана — и от этого тут его сложнее контролировать. Это одна из причин, почему я улетела в Париж, и одна из вещей, которые я не смогла объяснить моему отцу на взлетной полосе перед тем, как улетела.

Мое сердце забилось быстрее, когда усилилась магия монстра, и мне пришлось потрудиться, чтобы его замедлить, удержать себя в руках. Я выдохнула сквозь сжатые губы, концентрируясь, чтобы отослать его обратно в темноту.

«Я могу это сделать», — сказала я себе.

«Я уже не та девушка, какой была четыре года назад. Я возвращаюсь с большей силой и опытом, и с четырехлетней практикой в его сдерживании, сохранении его погребенным. И именно там и планирую его оставить. Я пробуду здесь всего несколько дней, а потом вернусь в Париж, подальше от области его активности. До тех пор я буду его усмирять, потому что другого выбора нет».

«Потому что я больше никому не причиню вреда, никогда снова».

— Ты в порядке?

Я взглянула на Сери, отцепляя пальцы с подлокотника и одарив ее такой улыбкой, какую только смогла выдавать.

— Все хорошо. Еще не до конца проснулась.

Ее брови приподнялись, а выражение лица говорило, что она мне не поверила. Сери Сильна Психически и хорошо чувствует людей, эмоции, правду и вымыслы. И она почти наверняка чувствует магию.

— Синдром смены часовых поясов, — сказала я, что было почти правдой. Вампиризм и пересечение часовых поясов не очень хорошо сочетались для меня даже в лучшие времена. Я провела большую часть своей первой недели в Париже, отсыпаясь.

Кажется, ее такой ответ не очень удовлетворил, но она кивнула.

— Я рада, что сегодня у нас только прием. — Она улыбнулась проводнику и вытерла руки горячим полотенцем, которое он предложил. — Я не готова слушать многочасовые споры.

— Я тоже. — И мне не нужно быть Сильной Психически, чтобы знать, что ни у кого в самолете нет особого оптимизма. — Но у них будет вино или шампанское, или и то, и другое. И нам нужно будет лишь подняться наверх, когда вечеринка закончится.

Прием по случаю открытия состоится в «Портман Гранд», одном из самых популярных отелей Чикаго — и нашем доме на следующие несколько дней. Марион я ответила «нет», когда она предложила мне остаться в Доме Кадогана. С травли монстра не выйдет ничего хорошего.

— Ты все еще можешь передумать по поводу отеля, — сказала Сери. — Остановиться в Кадогане, чтобы почаще видеть родителей.

Я заставила себя улыбнуться.

— Я буду работать. Дипломатические обязанности, помнишь?

«И немного больше порядка».

* * *

Мы успешно приземлились, и пассажиры поаплодировала пилоту, что я всегда находила странным. Экипаж сделал именно то, для чего их наняли — в целости и сохранности перевез нас через океан. «Стали бы мы ругать пилота, если бы самолет упал?»

Я отстегнула ремень безопасности и встала, потом взяла сумку и катану. Ее ножны сделаны из мраморно-зеленого материала, рукоятка обвязана шелком того же цвета. Клинок в безупречном состоянии, лезвие настолько тонкое и острое, что одобрил бы сам Мурамаса[13], один из мастеров изготовления японских мечей. Он — мой подарок от мамы на восемнадцатый день рождения, первый заостренный меч, которым мне разрешили владеть. И я научилась им владеть — обнажать его, обороняться им, атаковать им.

Я хорошо обучена и раньше участвовала в боях. Но я никогда им не убивала. До инцидента у Эйфелевой Башни я вообще не была свидетелем насильственной смерти. До этого я не видела пустых и остекленевших глаз — видимое доказательство того, как быстро и безжалостно можно украсть жизнь. И у меня есть очень нехорошее предчувствие, что эти воспоминания так быстро не исчезнут.

Вампир, сидевший перед нами, встал и потянулся, вырывая меня из воспоминаний.

Он оглядел самолет и улыбнулся нам. Он высокий и поджарый, с упругой, бледной кожей. У него серебристо-серые волосы, бледно-голубые и глубоко посаженные глаза, увенчанные темными бровями.

— Дамы, — с акцентом произнес он на английском. — Вы насладились полетом? Это лучше, чем перелетать Атлантику на крыльях летучей мыши, не так ли? — Его улыбка была наполовину льстивой, наполовину легкомысленной.

Его звали Виктор, и он один из высокопоставленных вампиров Дома Шевалье, еще одного парижского Дома. В отличие от Марион, которая предпочитает размышлять и обдумывать, Виктор политик до мозга костей. Стратегически мыслит, как и все вампиры, и умеет добиваться своего. Но он честно это признает, и, кажется, всегда улыбается, поэтому тяжело его не любить.

— Наши руки сильно устали бы, — ответила я с вымученной улыбкой.

Он ухмыльнулся и указал на меня.

— Exactement![14] — Он вытащил из пиджака маленькую коробочку и приподнял крышку. Внутри лежало полдюжины крошечных, ярко-малиновых макарони[15]. — Не хотите перекусить перед тем, как мы высадимся?