— Ну что? — спросил молодой царь. — Только посмотрим, что там такое светится и, если снова наткнёмся на что-то непонятное, повернём назад.

— Ладно, — согласился Ахилл.

— Впрочем, постой! — Гектор крепче сжал дротик, перед тем проверив, легко ли выходит из ножен меч. — Я пойду первым. Держись шагах в тридцати. Это на всякий случай. Я только взгляну...

Он выпрямился, сделал несколько шагов по коридору, свернул за выступ, из-за которого шёл непонятный свет. Едва потеряв его из виду, Ахилл вдруг понял, что сейчас произойдёт что-то действительно страшное. Он рванулся следом за братом как раз в тот миг, когда внезапно раздался короткий крик, негромкий, полупридушенный, полный того же непередаваемого ужаса, что и ночной рёв пантеры...

Каменный проход выходил в широкий зал обширной пещеры. Она была освещена, вернее, полуосвещена тусклым зеленоватым мерцанием. То, от чего это мерцание исходило, занимало центральную часть пещеры. Посреди громадной, раскинутой через весь зал сети, ажурно сплетённой из тонких, серебристо-белых верёвок, висело, вернее, восседало в воздухе самое кошмарное создание, которое герой когда-либо видел. Размером с крупного буйвола, по виду оно более всего напоминало паука — у него было восемь длинных суставчатых ног, покрытых шерстью. Однако тело было не круглое, как у обычных пауков, а вытянутое и членистое, состоявшее из толстого туловища, которое, сужаясь, переходило как бы в хвост, тройной, немного изогнутый кверху, как у скорпиона. И вся эта тварь светилась, испуская тот самый зеленоватый призрачный свет, который мутным маревом заполнял пещеру. Блики этого света играли в струях небольшого водопада, рушившегося в глубине из невидимого отверстия и образовавшего небольшое озерцо посреди пещеры. Из него и вытекал ручей, вдоль которого братья шли по подземному переходу.

«Паук-сколопендра! Чудовище, которое живёт в горе и которому молятся демоны!»

Эта мысль лишь на долю мгновения явилась в сознании Ахилла. Он уже не смотрел на чудовище. Он видел лишь своего брата, сплошь опутанного серебристой сетью, бессильно повисшего в её петлях. Работая двумя передними ногами, паук постепенно подтягивал его всё ближе и ближе к своей небольшой, как бы сплющенной голове.

Ахилл вырвал меч из ножен и одним ударом разрубил шесть или семь боковых верёвок чудовищной паутины, при этом ощутив их прочность. Сеть дрогнула, качнулась. Но в то же время герой, сделав неосторожный шаг, попал ногой в одну из нижних растяжек сета. Верёвки плотно пристали к телу, и, когда Приамид попытался их оторвать, в серебристых петлях паутины оказалась вторая его нога. Рывок, и он, потеряв равновесие, упал, взмахнул мечом, но его руку, а затем и всё тело также опутали тонкие, крепкие верёвки. Задние ноги паука усиленно работали, он стягивал петли, одновременно рывками поднимая новую добычу и всё больше приближая её к себе.

Герой рванулся, отчаянно силясь разорвать сеть, дёргаясь в разные стороны. Однако удавки сжимались всё плотнее и плотнее, лишая дыхания, парализуя. Липкие узлы намертво приставали к коже. В ушах зазвенело, тьма стаза заволакивать глаза, но он видел, как надвигается на него безобразное тело, как раскрывается внизу плоской головы полукруглый рот, выпуская длинный отросток, похожий на жало осы.

И вдруг сознание прояснилось. В ушах ясно, словно наяву, прозвучал спокойный голос старого Хирона, и Ахилл увидел себя вновь восьмилетним мальчиком, которого старый мудрец однажды подвёл к большой паутине, что сплёл паук в одном из уголков их жилища. Хирон говорил:

«Пауки — ловкие и коварные охотники. Видишь, как сумел он поймать муху в липкие нити своей сети! И чем больше и сильнее она бьётся, тем крепче паук стягивает петли. Однако стоит мухе перестать биться, как он ослабит сеть. Ему не нужно убивать жертву прежде времени — он любит пить сок из живой плоти. Будь муха похитрее, она, быть может, могла бы вырваться из паутины, сразу же перестав трепыхаться, но ей ведь этого не понять! Запомни — чтобы победить паука, надо быть хитрее и хладнокровнее него!»

Усилием воли герой заставил себя прекратить сопротивление. Затем он расслабил все мышцы, выдохнул воздух из груди и повис в паутинных петлях, не шевелясь.

Удавки тотчас ослабли. Паук-сколопендра, уже не спеша, ритмичными движениями поднимал добычу всё ближе к себе. Краем глаза Ахилл видел опутанное паутиной тело своего брата. Тот, вероятно, был без сознания — одна из петель захлестнула ему горло. Про себя Ахилл молил Единственного Бога, чтобы чудовище первым приблизило к себе его, а не Гектора. Правая рука героя была по-прежнему плотно стянута петлями, и пара липких узлов пристали к ней намертво, так что нечего было и думать пустить в ход меч, который он всё так же крепко сжимал, однако левая рука висела свободно.

— Насекомые — загадочные твари, — вновь услышал Ахилл голос своего старого учителя. — Они очень отличаются от всех прочих тварей, в них есть что-то демоническое, потустороннее, быть может, поэтому люди их боятся, хотя они очень малы. Иногда очень трудно убить насекомое — они живучи. У большинства из них — твёрдый панцирь, который и для человека порою довольно крепок. Но место соединения головы с туловищем у них всегда уязвимо и наиболее чувствительно. Ты смеёшься, мальчик! Ты думаешь: для чего старый чудак столько рассказывает тебе о букашках? Ведь не придётся же тебе с ними сражаться? Кто знает, Ахилл, кто знает! Я говорил тебе о пауках, которые ловят птиц? Таких я сам видел. А мне рассказывали, что есть где-то и пауки-чудовища, ростом больше человека! Может, они вымерли — но, может, и нет...

Голова твари была уже в двух локтях от лица Ахилла. Стеклянные выпуклые глаза тупо и жадно рассматривали добычу, беспомощно, безвольно висящую в петлях паутины. Ахилл сдерживал дыхание, чтобы даже слишком сильное биение сердца его не выдало.

Ещё один рывок серебристых петель. Пасть паука-сколопендры расширилась, длинный отросток выдвинулся сильнее, нацеливаясь в голову жертвы.

— Пора! — прошептал Ахилл.

Его левая рука с быстротою змеи рванулась к рукояти висящего у пояса ножа. Длинное лезвие тускло блеснуло в призрачном свете. Удар был так силён, что рассёк шею чудовища чуть не пополам, а следующим движением Ахилл отрубил жало. Мутная липкая жидкость, больше похожая на гной, чем на кровь, хлынула ему в глаза. На какой-то миг петли провисли, судорожно трепыхаясь вместе с телом паука, и ноги героя коснулись земли. Правой рукой он по-прежнему не мог действовать — узлы паутины держали её крепко, однако он успел ещё достать коленчатое брюхо твари и ткнуть ножом во вспученные бородавки, из которых тянулись пучки паутинных верёвок.

Чудовище задёргалось, забилось, его ноги скрючились, но затем вытянулись, рванувшись к врагу. Рана, вероятно, не была смертельна, и невиданно живучая тварь вступила в бой.

Ударами ножа Ахилл одну за другой рассекал верёвки паутины, и паук уже не мог опутать его целиком и подтащить к себе. Но мохнатые лапы упрямо изгибались, натягивая уцелевшие нити, стараясь вновь захлестнуть туловище жертвы.

— Скотина! Безмозглый урод! — задыхаясь, кричал герой. — Сожрать нас решил?! Пантерой не наелся? Подавишься!!!

В это мгновение коленчатый хвост твари изогнулся и достал левую ногу героя. На конце этого хвоста были два крючковатых отростка, похожие на клещи, которые с невероятной силой сомкнулись на лодыжке Ахилла, вонзив в кожу множество мелких зубьев.

От страшной боли герой вскрикнул, нагнулся, но петля паутины хлестнула его по лицу. Ахилл чувствовал, что ещё несколько мгновений, и крючья сломают ему ногу.

И тут с каменного пола, хрипя от напряжения, поднялся Гектор. Он очнулся, едва удавка на горле ослабла, а когда Ахилл разрубил часть паутины, молодой царь мешком упал в неглубокое подземное озерцо, что было как раз под самой сетью. За эти мгновения ему удалось нечеловеческими усилиями разорвать несколько опутавших его верёвок и встать. Дротик упал в воду и уплыл по течению ручья, ещё когда герой неожиданно попал в паучью есть, однако на поясе висел меч, и Гектор, обнажив его, бросился к чудовищу. С хриплым криком он ударил, вложив в удар всю свою силу, и конец коленчатого хвоста, отрубленный, повис на окровавленной ноге Ахилла.