— Здравствуй и ты, славная царица великих Микен, мудрая Электра! — ответил юноша, поднимаясь с места и отвечая таким же поклоном. — С чем пожаловала ты в Эпир?
Неоптолем даже не стал спрашивать, отчего к нему приехала царица, а не её муж, царь Пилад. Во всех ахейских землях было известно, кто на самом деле правит Микенами.
— Я привезла богатые подарки в знак своего сожаления о безумном и страшном проступке моего брата, — произнесла женщина. — И сказать, что радуюсь твоему выздоровлению. В Микенах все возмущены попыткой убить сына величайшего из героев Ойкумены, все желают тебе здравия и молят о тебе богов!
Её голос звучал искренне, и, говоря, она не отвела глаз.
— Подарки сейчас везут с моего корабля. Шесть мешков золота и серебра, тканей и драгоценных сосудов. Я хотела бы подарить тебе и шестёрку прекрасных коней — мой отец гордился их предками, которых привёз из Колхиды. Но море бывает в это время года очень неспокойно, а лошади плохо выносят сильную качку — они могут взбеситься.
— Я благодарен тебе, Электра, за твою заботу и за такие роскошные дары, — сказал Неоптолем. — Но ведь не только это заставило тебя плыть из Микен в Эпир? Ты могла прислать с подарками кого-то из своей родни и придворных...
Но лицу молодой женщины прошла неуловимая тень, она обвела зал быстрым взглядом. Кроме неё и Неоптолема здесь находились несколько мирмидонских воинов, четверо рабов и старый Феникс.
— Мне нужно кое о чём поговорить с тобою, царь. Но я бы хотела, чтобы мы остались вдвоём.
Феникс вопросительно посмотрел на Неоптолема. Тот кивнул, взмахом руки велел выйти воинам, затем приказал одному из рабов:
— Принести сюда кресло для царицы, и все уйдите из этого зала.
Еле уловимый шорох за дверью, ведущей во внутренние покои, возможно, был услышан Электрой, однако та сделала вид, что ничего не заметила. Когда центральные двери закрылись за ушедшими рабами, она уселась в кресло и свободно, по-мужски вскинула ногу на ногу. На правой руке выше локтя, под откинувшимся краем хитона, блеснул широкий золотой браслет с чернью. Неоптолем вспомнил, что когда-то его носил на запястье царь Агамемнон.
— У меня ещё два дела к тебе, Неоптолем, — сказала царица Микен. — Первое касается твоей новой родни. До недавнего времени у нас в Микенах жил человек по имени Гелен. Ты слыхал о нём?
— Нет, — покачал головой юноша. — А впрочем... что-то мне, помнится, говорил Феникс. Он — троянец, да?
— Он — родной брат Гектора, точнее, сын царя Приама от одной из наложниц, тех, что были до его женитьбы на Гекубе. Ему сейчас что-то около сорока пяти лёг. И на сыновей Приама и Гекубы он был, должно быть, в обиде.
— Из-за чего же? — удивился Неоптолем. — Разве сын наложницы из гарема мог рассчитывать на царский венец? У Приама наложниц было, как я слышал, очень много.
— Верно, но все они, будто сговорившись, рожали ему только дочерей, — усмехнулась Электра. — Гелен был долгое время его единственным сыном. Но вот царь женился, оставил свой гарем, и Гекуба стала рожать ему одного сына за другим. Правда, Гелен вроде бы никак не проявлял обиды и зависти, однако, когда началась война, он через некоторое время перешёл на сторону данайцев!
— Вот ублюдок! — вырвалось у Неоптолема.
— Мой отец тоже его не жаловал, хотя и принял в своём стане, — голос Электры звучал ровно, но губы брезгливо покривились. — Он сказал, что не хотел бы убивать троянцев, но готов рассказать, как строится и воюет троянская армия, сколько в ней воинов и каково вооружение. К тому времени данайцы и так уже узнали троянскую армию в бою, к тому же Гектор сразу после измены Гелена перестроил правила ведения боёв и армию, так что измена особой пользы ахейцам не принесла. Видимо, Гелен надеялся, что, взяв Трою, Агамемнон сделает cm там царём и своим наместником, однако быстро понял, что отец его презирает. Но деваться было некуда, и он оставался с ахейцами и сражался на их стороне, хотя многие говорили, что особая отвага его не отличала. И вот однажды во время битвы кони твоего отца, великого Ахилла, внезапно понесли. В том бою возницей у него почему-то был не знаменитый Нестор, а кто-то другой. Рывок оказался неожиданным, и Ахилл упал, а это было в самой гуще боя. В это время за ним неслась колесница Менелая, и возницей в ней как раз был Гелен. Кони налетели бы на упавшего и подмяли его, но Гелен успел соскочить и, схватив лошадей под уздцы, остановить их. Один из коней ударил его копытом и разбил колено. Гелен остался хромым на всю жизнь.
Однако Ахилл, которому он, возможно, на самом деле спас жизнь, был ему благодарен. Он написал письмо к царю Пенею и дал Гелену один из своих кораблей. Немного оправившись, троянец уплыл во Фтию, где Пеней его принял и позволил жить во дворце. Ты тогда был очень мал и вряд ли это помнишь. Вскоре Пеней умер, и перебежчик уехал в Микены — о нём уже шла слава как о спасителе Ахилла, кроме того, стали говорить, будто у него — дар пророчества. Царица Клитемнестра, которая всегда очень любила всяких пророков и колдунов, приняла его при дворе. Говорят, Гелен был её любовником до того, как она сошлась с Эгистом и задумала с ним вместе убить моего отца.
Голос Электры при этих словах стал резким и сухим, а в глазах загорелись злые волчьи искорки. Рука, украшенная браслетом Агамемнона, с силой стиснула подлокотник кресла.
— Так или иначе, Гелен оставался во дворце и при Эгисте, тот его не выгнал, пользуясь всякими там его предсказаниями. Я тоже не гнала его — он ещё не стар, но хром, слаб и безобиден, кроме того, он мне кое в чём помог: с его помощью я когда-то спрятала своего брата от Эгиста.
Электра сделала паузу, ожидая, что Неоптолем попросит продолжать. Но царь Эпира молчал. И тогда она вновь заговорила:
— Недавно Гелен узнал о твоей женитьбе на Андромахе и попросил разрешения уехать в Эпир, если, конечно, ты согласишься принять его здесь, помня, что он спас Ахилла.
Неоптолем усмехнулся. Он видел, что длинный рассказ Электры о Гелене и её просьба — вовсе не то главное, ради чего она явилась в Эпир. Что же ещё она ему скажет?
— Он хочет жить в моём дворце? — сухо спросил юноша. — Но ведь я убил его отца!
— Он скорее всего не любил Приама, — проговорила Электра. — И во дворец он не просится — ему, как он говорит, хватило бы любой лачуги в городе. Он сам себе напророчил, что доживёт до старости только в Эпире, где стала царицей троянка.
— Вряд ли Андромаха будет ему рада, — чуть заметно возвысив голос, сказал Неоптолем. — Ноя, конечно, не откажу в лачуге спасителю моего отца. Даже в целом доме и десятке рабов. Только видеть его часто мне бы не хотелось. Он приплыл с тобой, царица?
— Да, он ждёт твоего решения на моём корабле. Я отдала ему часть троянской добычи Агамемнона, так что кое-чем он обеспечен и не станет просить у тебя ни скота, ни хлеба — сам всем обзаведётся. Я передам ему твою волю.
— Это первое дело, с которым ты пришла сюда, высокородная Электра. А второе?
— Второе... — тут царица Микен, как показалось юноше, впервые заколебалась или притворилась, что колеблется, но затем вновь заговорила: — Я тебе сообщу сейчас одну новость, и ты сам решай, как поступить с тем, что узнаешь. Месяц назад в Микены приехали финикийские купцы. Ты сам знаешь, как много известий и рассказов они всегда привозят с собою. Я всегда их принимаю: мне интересно узнавать о том, что происходит в дальних землях. Тем более что двоих купцов, приплывших на этот раз, я знаю уже не один год — они бывали у нас ещё при отце. В этот раз они проделали большой путь и рассказали много интересного. Кое о чём я уже слыхала. Но самым интересным был рассказ об эфиопском восстании.
— Вот как? — оживившись, как обычно при упоминании о военных событиях, воскликнул Неоптолем. — Эфиопия восстала против власти Египта, которому покорилась уже сотни лет назад? Но разве это возможно? Феникс говорил мне, что Эфиопия, или Нубия, как зовут её сами египтяне, вся застроена египетскими крепостями, что там и царь только называется царём, а управляет страной наместник фараона. Или это уже не так?