– У нас что-то случилось? Ты плакала? Давай, колись…
Бабушка присела на край табурета, тяжело вздохнула:
– Даже не знаю, как сказать… Может глупости всё это, маразм возрастной. Мне Гришаня уже третью ночь подряд снится. Будто хочет сказать что-то очень важное, а не может. Только печально смотрит на меня, бедненький… Своими серыми глазками хлопает, и всё молчит, сердешный. Надо бы в церковь сходить, свечку поставить… Да молитву заупокойную заказать. Третье утро уже просыпаюсь, вся в слезах… И чем я его так обидела?
Гришаня – это мой дедушка, умерший от инфаркта, в самый разгар родительских скандалов… Ещё когда я учился в строительном колледже. Григорий Тимофеевич Векшин, заслуженный зодчий Северной Осетии и орденоносец… Знаменитый, уважаемый в наших краях человек. Был…
Я задумчиво взял полную кружку со стола и отхлебнул горячий чай. Три ночи подряд являться бедной старушке во снах, да так ярко, что та потом пережитые видения целыми днями забыть не в силах? Да, это очень странно… Надо бы как-нибудь заглянуть в бабушкины сны. Что там у неё происходит?
Старушка, между тем, продолжала, перебирая складки цветастого фартука:
– В понедельник за пенсией в банк пойду. Заодно и накопившиеся деньги с карточки сниму… Настя звонила вчера из Армении, что перевела нам немного на пропитание. Ещё Никита на прошлой неделе обещал с зарплаты подбросить тысяч десять… Я, пожалуй, всё сниму, что будет. Сил нет часто в банк таскаться… Ноги болят и голова кружится. И Гришаня ещё постоянно перед глазами стоит… Тебе ничего не надо подкупить?
– Да пока, вроде, всё есть, – сказал я. – Вот на работу устроюсь, тогда вообще в банк ходить не будешь. На мою зарплату проживём. А твоя пенсия пускай капает на карточку…
Настя и Никита – это мои мама и папа. Вот уже долгое время, как мы жили порознь, вдалеке друг от друга. Разлетевшиеся по миру осколки некогда единого целого… Папа, нефтяник, жил и работал теперь где-то в холодной Тюмени. Мама, врач, – за границей, в Армении, на российской военной базе в Гюмри. Ну, а мы, с бабушкой, по-прежнему, обитали здесь, в уютной трёхкомнатной квартире на Северном Кавказе.
А ведь когда-то под этой крышей хватало места нам всем… И даже вечно неунывающему, покойному деду. Хоть и тесновато бывало порой, зато как весело и дружно мы жили, все впятером!
…После завтрака, я натянул привычный спортивный костюм. Собрал рюкзак, снял со стены и спрятал в жёсткий, гитарный кофр свой тяжёлый меч-бастард…
Музыкальный инструмент у меня, кстати, тоже имелся. Шестиструнная гитара с приятными глазу, плавными обводами… Красивая и дорогая, между прочим! Она висела на стене в моей комнате, как раз напротив кровати.
Подобно большинству людей без слуха и голоса, я обожал петь. Мечтал прилично научиться играть на гитаре… Ещё в школьные годы уговорил родителей купить мне этот популярный у подростков музыкальный инструмент. Ну, а три знаменитых гитарных аккорда показал пацану знакомый гопник из подворотни… Мой первый и единственный учитель музыки. Он же подсказал и соответствующий блатной репертуар.
К счастью, у меня хватило ума вовремя понять, что лучше на публике не демонстрировать свой вокал и умение владеть инструментом. То, что доставляет удовольствие тебе, не всегда бывает приятно окружающим… А попеть и побренчать иногда – ну очень уж хотелось! Даже осознавая, что это занятие – совсем не моё.
В такие моменты я закрывался один в своей комнате, и "отрывался" по полной… До хрипоты в горле, до ужасного расстройства струн на бедном инструменте.
Мой репертуар со временем претерпел большие изменения. От блатных песен я отказался. Завёл себе специальную толстую тетрадь, в которую записывал понравившиеся стихи Булата Окуджавы, Владимира Высоцкого, Виктора Цоя, с подстрочными аккордами, и других любимых исполнителей.
Правда, родные почему-то, заслышав первые куплеты в моём исполнении, срочно спешили покинуть нашу квартиру, деликатно стараясь никак не комментировать душераздирающие звуки, доносившиеся из-за закрытой двери. Мама с бабушкой, обычно, убегали за продуктами по магазинам, а дед (когда ещё был жив!), на пару с отцом, тут же спускались во двор сразиться в шахматы с соседями…
Постепенно, эти музыкальные приступы случались со мной всё реже и реже. А ещё через несколько лет одиноких песнопений в закрытом помещении, гитара вообще была забыта. Снимался инструмент с гвоздя на стене теперь крайне редко, незаметно превратившись в безмолвный и пыльный элемент декора моей комнаты… Зато неожиданно, вот, пригодился в хозяйстве гитарный кофр! Очень удобный оказался футляр для переноски меча в городе. Почти по размеру клинка… Ну, не таскать же мне бастард на поясе по моздокским улицам!
Городок у нас был небольшой и тихий. Достаточно озеленённый, хотя и раскинулся в степи. Его название – Моздок – удивляло многих приезжих своим необычным звучанием… Хотя в переводе с кабардинского языка, это слово обозначало простой топоним – "дремучий лес".
С высоты птичьего полёта архитектурная застройка нашего города напоминала своей формой большую подкову, лежащую на левом берегу Терека. А внутри неё шумел листвой обширный, зелёный массив с небольшим озером в центре…
Знаменитая бурная река, воспетая ещё классиками русской литературы, здесь, на степном просторе, являлась уже не такой буйной и своенравной. Поблизости не имелось ни гор, ни тесных ущелий…
Наш Терек был широкий, относительно глубокий и спокойный. Можно даже сказать – величавый… Хотя во время сезонных разливов, бешенный кавказский нрав реки проявлялся в полной мере, испытывая людей и постройки на прочность.
Равнинный Терек был окаймлён в зелёное лесное платье, по обеим своим берегам, на протяжении десятков километров… А в пределах нашего города участок некогда дикой чащи глубоко вклинился в жилую застройку.
Много лет назад, местные власти облагородили, как могли, лесные кущи, окружённые с трёх сторон домами… И дали зелёному массиву гордое название "Парк Победы". Проложили, со временем, асфальтированные дорожки между деревьями, установили освещение и лавочки… Так центр города превратился постепенно в благоустроенную зону отдыха. Вот сюда-то я и спешил ранним утром, нацепив на плечи свой рюкзак, и сжимая в руке гитарный кофр с тяжёлым бастардом внутри.
Расстояния у нас в городке относительно небольшие, провинциальные… И минут через пятнадцать-двадцать энергичной ходьбы, я был уже на месте, в самом центре тенистого парка.
С давних пор, через эти кущи протекал один из узких рукавов Терека… Когда местные власти задумали сделать благоустроенную зону отдыха для горожан, в самом центре Моздока, – эту заваленную ветками и мусором лесную протоку почистили, углубили и расширили. А получившемуся водоёму придали красивую, овальную форму…
Потом, с помощью экскаваторов и бульдозеров, засыпали узкие перемычки, связывавшие это ответвление реки с главным руслом. Оборудовали на пологом берегу искусственный песчаный пляж с тремя железными грибками и парой тесных кабинок для переодевания… И в самом сердце парка появилось небольшое чудесное озерцо – место для купания и романтичных лодочных прогулок.
А ещё через несколько лет, на той стороне водоёма, где был искусственный пляж, вырос аккуратный домик из белого кирпича. Он стал одновременно и спасательной станцией, и медпунктом, и местом проката пяти вёсельных лодок… И даже опорным пунктом полиции, следившей отныне за порядком в парке.
А вот на противоположном берегу озера песчаного пляжа не было. Здесь деревья почти вплотную подступали к самой воде… С этой стороны, к озеру выходила лишь небольшая поляна. На ней сейчас, под сенью листвы, уже чуть тронутой осенней желтизной, стояла одинокая бревенчатая избушка… С красивым, резным крыльцом, фигурными ставнями и коньком в форме лебедя наверху. Это и был штаб клуба исторической реконструкции "Дружина". Место наших тренировок…
Маленькую бревенчатую избушку, городская администрация возвела на собственные средства и подарила неформальному молодёжному объединению, когда окончательно решила взять Вадика Королькова и его ребят под свою опеку. Штаб состоял из двух комнат – крохотной оружейной, где за железной решёткой хранилась пара тупых мечей, несколько копий и луков со стрелами… И основной, представлявшей из себя просторный кабинет руководителя "Дружины".
