— У тебя там так узко… Ты в порядке? Я не причинил тебе боли? — всё же остатки здравого смысла дают о себе знать.

— Нет, — тихий стон мне в губы.

И мы начинаем древний, как мир, танец страсти. Быстрее, глубже, сильнее. До нехватки воздуха. До полной потери себя. Растворяюсь в ней, умираю. Хочу быть с ней и в ней вечно. Мне безумно, просто непередаваяемо хорошо. Это эйфория, чистый экстаз. Я и не подозревал, что такое возможно, что эмоции и ощущения, могут быть такими… Острыми, пьянящими, подчиняющими себе разум.

А потом… Даже под пытками не отвечу, что за апокалипсис случился в моей голове. Мне вспомнился наш прошлый раз, та адская боль и убийственное бессилие. Прошлое и настоящее смешались в сознании. В последний момент я покинул горячие, влажные глубины и выплеснул свое наслаждение на плоский живот Лики.

— Это было не обязательно, — произнесла Лика, стирая влажной от пота простыней моё семя, — У меня стоит контрацептивный чип.

В меня же словно демон какой-то вселился. Словно в моей голове поселилось две сущности. Одна орала от ужаса на мои действия, а вторая руководила мной.

— Произошедшее ничего не значит. Это просто секс, — бросил я в лицо Лике, натягивая одежду.

Землянка побледнела как полотно, с неверием, глазами полными внутренней боли всматривалась в моё лицо. Но моему безумию этого было мало.

— Нам было хорошо вместе, но на этом всё, — повторил я, её же слова.

Лика отшатнулась, как от удара, а я возненавидел в этот момент себя. Не понимал, что со мной происходит. Почему мои губы произносят эти слова? Откуда эта жажда причинить боль?

— Уходи, — две крупные капли сорвались в ресниц и прочертили влажные дорожки на щеках, — и никогда не возвращайся.

И я взвыл внутри от обжигающей душу боли. От ощущения невосполнимой потери. Словно у меня наживую выдрали сердце. Хотелось броситься ей в ноги, молить о прощении. Сказать, как она нужна. Что она центр моей вселенной и без неё мне нет жизни. Но я был не в силах произнести и звука. Чувствуя, что задыхаюсь, последний раз с мольбой заглянул в любимые глаза и выскочил за дверь.

Лика

Из Дипломатического Городка я уехала в тот же вечер. Чувствуя, как задыхаюсь в этом месте, в отчаянии набрала Шустова и, к моему немалому изумлению, он легко согласился отпустить меня на все четыре стороны. Что раньше не давало ему это сделать? Не знаю и не хочу знать. Главное, я наконец-то могу уйти. И побросав в спешке вещи в сумку, я буквально бежала прочь совершенно опустошённая и разбитая.

Долго я не могла поверить в случившееся. После того, как Ястон вытащил меня из Ада, я полюбила его ещё сильнее. Выдумала себе героя? Или это случилось раньше, ещё там, на Ришее? Ведь именно на той планетке я имела неосторожность ослабить привычную защиту, чем он и воспользовался. Впрочем, уже не важно. В моих глазах он стал почти совершенством и только знание устоев его родины и его жажды следовать им, не давало мне вручить не задумываясь свою жизнь и судьбу ему в руки.

Но когда он появился на пороге моей комнаты, после ожидания, показавшимся бесконечным, я растаяла. Не сопротивлялась, когда он притянул меня в свои объятия. Наоборот, я сама тянулась к нему, мечтала о его ласках и поцелуях. И он щедро дал мне всё это. Вознёс на вершину экстаза. Ястон не был мои первым мужчиной. С сексом я была знакома и до него, но только в его объятиях я познала настоящую страсть. Страсть, которая лишает воли и дарит неземное блаженство, которая, как природная стихия, захватывает и подчиняет себе. Заставляет сгорать дотла в чувственном пожаре, а потом дарит возрождение, обновление. И становилось невыразимо горько от осознания, что моё сердце снова ошиблось.

Перемену в нём я почувствовала за миг до того, как он вышел из меня и излился мне на живот. А потом он бил меня, словами. Смотрел совершенно холодными, пустыми глазами и метко, прямо в сердце, бил. Казалось бы, он всего лишь вернул мне мои же слова, сказанные когда-то с целью предотвратить глобальное недопонимание, но легче от этого не было. Мне напротив чудилась жестокая издёвка в его поведении. Близость, которая несколько мгновений назад, казалась мне чудом, чем-то невыразимо чистым и естественным, обернулась грязью. Я почувствовала себя самым низким способом использованной. Сидела и смотрела на него, заходясь от немого крика в душе, молча молила прекратить, сказать, что неудачно пошутил, но он продолжал смотреть на меня бездушным взглядом неземных глаз, которые как никогда, напоминали глаза рептилии. Правда, изредка, мимолётно, что-то проскальзывало во взгляде, но что — я так не поняла. И лишь под конец он бросил на меня взгляд полный нелогичного, бессмысленного отчаяния и сбежал. Я же продолжала сидеть, тупо смотря в одну точку. Оглушённая, разбитая, использованная. До последнего я лелеяла в душе надежду, что он вернётся. Объяснит своё поведение, пусть даже соврёт, лишь бы облегчил нестерпимую душевную боль. Но он так и не пришёл. Тогда я и связалась с Шустовым, чтобы через полчаса покинуть это место навсегда.

Дом меня встретил знакомым с детства уютом, давая капельку тепла обледенелой душе. Родители старались быть тактичными и расспрашивали осторожно, но я не могла быть с ними откровенна. В конечном итоге они решили, что виноват в моём состоянии плен. Я молча соглашалась с ними. Не находила я в себе сил поведать родным свою историю.

Так потянулась череда совершенно одинаковых дней. Я вернулась в издательство и продолжила заниматься редактурой текстов. Нравилась ли мне эта работа? Да не особо. Но она помогала отвлечься, не думать. А ещё несомненный плюс, это уединённость. За короткий срок я очень устала от бесконечного потока знакомых, которые жаждали подробностей моего пребывания в плену. Ими двигало банальное любопытство, желание посмаковать новую сплетню, и я почти ненавидела их за это. Их там не было и им никогда не представить, какого это выживать в Аду. Единственный, кто мог бы меня понять — Эш, но лимин вернулся на родину, к своей семье.

Вскоре началась война с берийцами. Я ничего не хотела об этом знать, но разве может пройти мимо новость, которую не обсуждает только ленивый? Старалась не думать об инопланетянине с фиолетовыми глазами, о том, что он наверняка снова на передовой и может погибнуть там. Зачем? Не хочу. Ни думать, ни знать. Он больше не мой Ястон. Мой Ястон никогда бы не смог так жестоко поступить. Унизить, ударить побольнее и получать удовольствие от моей агонии. Хотя… Знала ли я его когда-либо? Какой он настоящий? Что у него в голове и на душе?

Невесело усмехнулась, вспоминая собственную глупость. А ведь тогда, когда мы вернулись из тюрьмы берийцев, я долго думала. Размышляла о нас. Хотела серьёзно с ним поговорить, когда предоставится время. Желание быть с ним было столь велико, что я была готова просить его побыть со мной хотя бы недолго. Эры ведь долго живут, гораздо больше нас, что для него год, или несколько? Потом бы я отпустила его… Пришлось бы. Однако ничего делать не пришлось. Он всё решил за нас. Опустился до мелочной мести, даже не подозревая, что этим своим поступком убил меня. У любого человека есть свой предел выносливости и если его переступить, руки опускаются и бороться больше нет ни сил, ни желания. Мой лимит исчерпан. И самое смешное и одновременно грустное, что добили меня не вероломство собственных соплеменников, обличенных властью, не плен у берийцев, а несколько слов мужчины, которого имела неосторожность полюбить.

Я не умею выбирать мужчин. Каждый раз, стоит мне расслабиться, ослабить оборону и пустить представителя противоположного пола в сердце, как в итоге, это самое сердце разбивают. Любовь… Говорят, это великое чудо, дар небес. Я же могла её сравнить с жизненной лотереей. Почти каждый хоть раз получает свой билет, но только единицам выпадает джек-пот в виде счастья. Мне достался несчастливый билет. Дважды.

Когда родители завели старую пластинку о том, что мне пора задуматься о будущем, о семье, я поразилась собственному равнодушию. В душе вообще ничего не шевельнулось. Не было вдохновения на подобное, но и протеста тоже. Поэтому, когда мама начала мне сватать сына друга отца, я махнула рукой, мол, веди знакомиться. Возможно, я обезумела. Но смысла отказываться и сопротивляться, как раньше, не видела. Мне уже давно даже не больно. Мне просто никак. Я совершенно пуста, во мне не осталось ничего. Душа напоминает выжженную пустыню. Так пусть хоть кто-то порадуется. К тому же, я знала, начав однажды, матушка не отстанет, пока я не сдамся или опять не сбегу куда-нибудь.