Я пошел на огромный риск и открыл свою тайну незнакомым людям, мне нужны деньги — много денег. Без них я мертв. Эти деньги я получу только в том случае, если нашим компаньоном станет богатый человек. Но люди слишком глупы, они не видят, какие возможности сулит мое открытие.
Кручинин горько усмехнулся.
— Все наши средства ушли на постройку аппарата. Мы лишились верных и близких людей, аппарат погиб. Нам нужно построить другую машину. У нас ничего больше нет. Я каждую минуту жду пулю из-за угла или кинжал в спину, но не уйду отсюда, пока не добьюсь того, что мне нужно. Я твердо знаю, что есть люди, которые оценят мое открытие. Их только нужно найти. Линочка, родная моя, я знаю, как тебе тяжело, ты устала, но будь мужественной. Мы еще будем счастливы. Во имя нашего будущего нужно пройти через все испытания сейчас!..
Кручинин замолчал и обхватил голову руками. Лина припала к его груди.
— Милый, я верю тебе, я люблю тебя, но я так боюсь, что с тобой может что-нибудь случиться. Если бы ты знал, сколько я выстрадала, что пережила за это время!
Лина откинула голову и посмотрела Кручинину в глаза.
— Всегда помни, Артур, если с тобой что-нибудь произойдет, я… тоже умру. Ты знаешь, какой я была шесть лет назад, когда бросила дом, родных, близких и пошла за тобой. Я падала в обморок от одного вида крови, а сейчас… я убила человека… Не смотри на меня так — я убийца…
— О чем ты говоришь, Лина?
— Денег я не смогла достать, и тогда все трое — я, Инри и Шагрин — приехали в столицу. Я написала тебе шифрованное письмо. Инри целые дни разыскивал тебя по улицам в надежде на случайную встречу. Вам так и не удалось встретиться, — вздохнула Лина. — Наконец, я получила от тебя телеграмму. Я пришла на условленную квартиру с Шагриным, но вдруг туда ворвались вооруженные люди.
Шагрин был убит, а мне удалось спастись. Страшно подумать, что могло произойти, если бы ты тогда не опоздал. Ведь пуля, которая убила Шагрина, предназначалась тебе, Артур.
— Когда я пришел на условленную квартиру, — перебил ее Артур, — сразу понял, что произошло несчастье, я так волновался! Особенно, когда увидел, что убит Шагрин.
Я понял, что тебе удалось бежать. Какое счастье, что в этом доме был тайный выход и я своевременно уведомил тебя об этом. Я обыскал труп Шагрина, у него, конечно, ничего не оказалось, и я его похоронил там же. — Кручинин тяжело вздохнул.
— Артур, а ты убежден, что эта засада и убийство Шагрина — дело рук Маккинга?
Кручинин недоуменно посмотрел на Лину.
— Как же может быть иначе? Если Маккинг не замешан во всей этой истории, то что же нужно было этим людям, которые напали на вас?
— Это самое главное, чего я не знаю.
— Гм! О месте встречи я сообщил тебе телеграммой, смысл ее понять могла только ты.
— Я сразу же ее уничтожила. Остается только два предположения: либо на телеграфе были шпионы, и они смогли прочесть шифр, либо все это нелепая случайность. Но я тебе обещала кое-что рассказать.
После этого несчастья я всячески старалась тебя разыскать. Адреса твоего я не знала. В конце концов я решила, что разыскать твой адрес я смогу, только поехав в Москву, так как ты должен был мне туда написать и сообщить о месте следующей встречи.
Перед отъездом я договорилась с одним человеком, чтоб он помог мне достать билет до Москвы, мы условились о встрече в доме на окраине, который раньше принадлежал папа. Но в назначенное время человек почему-то не пришел. И так как был уже поздний час и в городе было очень неспокойно, я решила там переночевать. Я хорошо знала, что жильцы все уехали, и вот представь: среди ночи чьи-то шаги. Я не струсила, Артур, ты это знаешь, но все-таки ночь, брошенный дом… У меня был револьвер, с ним я никогда не расстаюсь. Вот. — Лина вытащила из складок платья небольшой револьвер.
— Продолжай, Лина, продолжай, — попросил заинтересованный Кручинин.
— Вначале я подумала, что пришел тот, кого я ждала, но человек прошел по коридору и вернулся назад. Значит, это был не он. Тот знал комнату, в которой я находилась. Несколько раз мне чудились какие-то шорохи внизу (я была на втором этаже).
Когда рассвело, я решила уйти. Дом имел три выхода — один с парадного хода и два с черного. Я решила воспользоваться одним из последних. Я только хотела открыть дверь, как вдруг слышу снова чьи-то шаги. Я замерла. Шаги стихли около моей двери, я подняла револьвер и стала ждать. Дверь открылась, и в ту же секунду я выстрелила. Это было очень рискованно: по улице патрулировало много вооруженных людей и выстрел мог привлечь чье-нибудь внимание. Я хотела сразу же бежать, но человек упал так, что я должна была перешагнуть через него, а я не решилась на это потому, что у меня не было уверенности — убит ли он.
Он не двигался; в дом никто не входил, и я понемногу успокоилась. Тогда я его осмотрела: это был мужчина средних лет, в штатском. Меня начало мучить сомнение, зачем я его убила? Хотел ли он действительно причинить мне зло? Я оттащила его внутрь комнаты и постаралась оказать ему помощь. Пуля попала в лоб наискось и вышла сразу около виска. Когда я приложила ухо к груди, он еще был жив. Я перетянула рану платком и остановила кровь. Потом я обыскала его. В кармане я нашла револьвер, документы и… коробку с нашим радикалом. Представь, как я удивилась, — в подкладке был у него зашит партийный билет на имя Широких. Вот и все.
Кручинин открыл протянутую Линой коробку.
— Да, этот радикал принадлежал Шагрину, — проговорил он задумчиво. — У нас было всего три таких коробки — у тебя, у меня и Шагрина.
— По-видимому, этот Широких участвовал в нападении на нас.
— Он остался в том же доме?
— Да. Но думаю, что его забрали. Выйдя на улицу, я рассказала какому-то прохожему, что в доме лежит раненый человек, дала денег, чтобы его отвез в больницу.
— А его документы?
— Я сочла нужным, чтобы он оказался лучше без них, тем более, что большевиков тогда громили.
— Что же случилось с Инри?
— О нем я ничего не могу сказать. Он исчез в день смерти Шагрина. Я вернулась сюда, но дом оказался занятый юнкерами. Мне пришлось искать другую квартиру.
Сколько я ни старалась что-нибудь узнать о судьбе Инри, мне так и не удалось: либо он убежал, либо был убит пьяными юнкерами. Мне самой едва удалось убежать от них. Вместе с ним исчез и один из наших радикалов.
— Не кажется ли тебе, что Инри просто убежал от нас?
Лина испуганно посмотрела на Кручинина.
— Инри? Ты с ума сошел! Ведь ты ему почти отец. Нет! Я об этом не хочу и думать.
— Ну, хорошо, а куда исчез радикал?
— Может быть… я сама его где-нибудь нечаянно обронила. Я даже твердо не знаю, в какой день он у меня исчез. Прости меня, Артур. Лучше поговорим о наших делах.
Кручинин задумался.
— Вновь пойти к этому скоту и отдать единственное, что у нас осталось, — алмазы за пятьдесят тысяч, — проговорил он после паузы, — а что потом? Уехать за границу, как ты предлагаешь? Нет, Лина, я так не хочу.
— К чему, Артур, держаться за Россию? — робко проговорила Лина. — Ведь ты был здесь осмеян, оплеван, вспомни, как тебя приняли в академии, тебя там сочли за сумасшедшего, не выслушали, а почти выгнали и только потом предложили быть лаборантом у этого бездарного Швальца.
— Но ведь сейчас, Лина, революция.
— А что изменилось? Вместо Николая сидит Керенский, и если Керенского свергнуть, на его место сядет какой-нибудь Михаил… Разве наше положение от этого изменится? Тебе, может быть, предложат должность у какого-нибудь другого Швальца, не больше. Уедем, Артур, уедем, милый! — на глазах Лины навернулись слезы. — Я уверена, что за границей русские ученые ценятся больше, чем у себя на родине. Артур, родной, уедем… Я так устала… — Лина уронила голову на руки и зарыдала.
Кручинин обнял ее.
— Может быть… может быть, нам на время скрыться, переждать, пока не установится твердая власть, — нерешительно начал Кручинин. — Маккинг потеряет наши следы, возможно, уедет из России.