Химическое оружие? Грубое нарушение технической безопасности? Заговор недругов? Или что-то другое.

В эпицентре взрыва теперь только Коралловый лес. Слухи об этом месте настолько жуткие, что я молюсь, чтобы мне никогда не пришлось оказаться там. Меня передергивает и Тимка утыкается мне в шею, начинает сопеть.

Канцерогенное облако двигалось по городам и населенным пунктам. В начале никто не говорил об опасности. Люди просто вдыхали зараженные частички, не зная, что это определяет судьбу всего человечества.

Нет, они не превратились в зомби. Не стали кровожадными убийцами. Некоторые из них умерли спустя неделю. Месяц. Год. Можно сказать, что им повезло. Мы потеряли леса, птиц и животных. Из восьми миллиардов населения осталось не больше двух. Но даже не это самое страшное. Газ изменил геном человеческого мира. Незаметно покопался в наших клетках.

      Тогда-то и стали открываться специальные места для карантина. Беременных женщин сразу же направляли туда, пока они не рожали на свет детей. Зараженных легко отличить от других: кипенно-белая, почти прозрачная кожа, и серебристые волосы.

Как только болезнь обнаруживалась, маму с новорожденным отводили на суд, который осуждал их на жизнь в зоне изоляции.

Больше они никогда не возвращались домой.

Тех, у кого был иммунитет, так называемая, «золотая кровь», в срочном порядке отправляли в Москву и другие крупные города России.

Кто бы мог подумать, что отсутствие резуса не позволит мутагену внедриться в потомка.

Остальных «отмеченных» болезнью, определили за кордон. Со временем крупные города обнесли стеной высотой с четырехэтажный дом.

Вся власть перешла к перворожденным, основавшим корпорацию «Возрождение». Впоследствии были созданы еще две: аристократы, их прямые потомки и совершенные во главе с сенатором.

Они построили своё «идеальное общество», где нет место таким, как я.

Нам оставили окраины и дома, что стояли здесь еще до катастрофы. Каждая «зона» имеет свое название. Не знаю, кто их придумал, но у него отличное чувство юмора. Нашу прозвали «Безнадежной», символическое название, если подумать.

Теперь существуют два мира.

Обратная дорога занимает у меня меньше времени. Тим почти ничего не весит, его тельце становится всё слабее, я чувствую каждую косточку даже через курточку. По периметру карантинной зоны начинают включать фонари.

Я ускоряю шаг, нельзя попадаться на глаза стражникам, особенно когда идет смена караула. В это время они особенно свирепы. Я закрываю дверь своего дома в тот самый момент, как загорается последний прожектор.

Сегодня я могу рассчитывать на уединение, может быть меня не будут беспокоить, по – крайней мере, я на это очень надеюсь. У меня и так болит всё тело.

Тим уснул на моих руках. Прежде чем положить его в кресло, я целую его в лоб, проверяя, не поднялась ли температура. А сама устраиваюсь рядом на стуле. До утра еще далеко и у меня есть время подумать, как проникнуть к совершенным и достать лекарство.

Иногда приходится делать то, что не хочется, чтобы ничего плохого не случилось.

Я смотрю на спящее лицо брата и у меня зреет план.

Макс

В эробусе работает климат-контроль, но мне все равно становится жарко и я расстегиваю пальто. Тихая музыка начинает действовать мне на нервы, но я не хочу просить убавить звук, иначе придется разговаривать со Степаном.

Мы медленно двигаемся в пробке и я рассеянно смотрю в окно, откинувшись на кожаное сидение. Мимо проплывают яркие вывески реклам, рассыпающиеся бликами на чистые тротуары. Мерцающие голограммы женщин танцуют под ритмичную музыку. Стеклянные высотки зданий ловят фары проплывающих эробусов.

Я смотрю на людей, сидящих внутри. На нижних этажах располагаются кафе, бары и рестораны. Можно выбрать на любой вкус. Итальянский. Китайский. Или что-то совсем экзотическое. Я проголодался, но знаю, что Степан не будет тратить время на перекусы. Даже если я скажу, что умираю с голода.

      Он главный помощник отца, но почему-то всегда сопровождает меня. С самого раннего детства, он выполняет его приказы и передает мне.

Что надеть. Куда поступить. И что говорить.

Сейчас Степан сидит напротив меня и что-то записывает в своем ежедневнике. Он не пользуется электронными девайсами, но это не распространяется на его навороченный телефон, нашпигованный самыми модными приложениями.

В кармане моих брюк пищит мобильник, отвлекая меня от дороги. Степан недовольно смотрит на меня из-под тонкой металлической оправы своих очков, которые носит исключительно для имиджа. Я не обращаю на него внимания, молча открываю сообщение:

«Сегодня вечером в «Соло», не опаздывай, твоя. М».

По моему телу проходит дрожь, когда я читаю последние слова.

– Что-то важное? – сухо спрашивает Степан, резко захлопывая блокнот, он убирает его в сумку вместе со старинной ручкой «Omas», подарком моего отца. Алмазный колпачок подмигивает мне, прежде чем исчезнуть в кипах бумаг.

– Нет, – лаконичный ответ самый лучший вариант для тех, кто не расположен к диалогу. Но только не для Степана.

– Опять она, да? – я резко втягиваю воздух, услышав этот вопрос. Почему просто не оставить меня в покое. Моя личная жизнь только моя, не хватало, чтобы мне указывали, с кем встречаться.

– Если даже так, ты против? – спокойно интересуюсь я и в упор смотрю на Степана. Ему слегка за шестьдесят, в его черных волосах начинает проглядывать седина, вокруг глаз собираются морщинки, когда Степан улыбается. А улыбается он редко.

– Нет, если это просто секс, – его серые глаза пытаются проникнуть в мой мозг и прочесть там правду. Я убираю телефон обратно в карман, даже не думая отвечать, – Еще одно выступление твоего отца, на котором ты должен присутствовать и можешь быть свободным, – наконец, произносит он.

– Это обязательно? – не могу скрыть недовольство в своем голосе. Меня не устраивает, что отец везде таскает меня с собой, как выставочный образец идеального сына. Хотя на самом деле, не испытывает ко мне никаких чувств, кроме ненависти. Но на публике всё иначе.

Любящая семья. Идеальная, как и всё вокруг.

– Да, – твердо говорит Степан, – Ты приемник отца и скоро тебе предстоит стать советником, – он пожимает плечами и продолжает всё тем же ровным голосом, – Ведь ты один из аристократов, – я смотрю на рубиновое кольцо на своем мизинце, отличающее меня от других совершенных.

Меня причисляют к элите. Точнее из-за моих предков, участвующих в создании корпорации «Возрождение». Каждый из стран старался навязать свое решение проблемы. Из-за розы-ветров все столкнулись с катастрофой мирового масштаба.

Чтобы остановить кровопролитие, были воздвигнуты стены и принято решение согнать всех зараженных на окраины. Принятый законопроект действует и по сей день. Никто из Низшего мира не имеет прав. Жесткая мера, но когда человечество под угрозой вымирания выбирать не приходиться.

Я прокручиваю кольцо пальцами, оно как удавка на моей шее, с каждым годом ограничивающая мою свободу. Эробус плавно сворачивает с автомагистрали.

– Отец сегодня выступает на стене? – бесстрастно интересуюсь я. Аппетит у меня сразу пропадает, когда я вижу табличку: «Зона Безнадежных». Будьте внимательны», – Почему ты мне сразу не сказал? – я бросаю на Степана холодный взгляд, и незаметно сжимаю руку в кулак.

– Ты бы нашел тысячи отговорок сюда не ехать, – невозмутимо отвечает он. Я прикусываю язык, чтобы не выругаться. Степан прав, но признаваться в этом я не собираюсь.

– И сколько он уже посетил? – мой голос звучит сдержанно, хотя внутри загорается костер ярости.

– Это вторая, – Степан проверяет свой телефон и убирает его во внутренний карман пальто,– Компания твоего отца строит «Ковчег», рекламная акция привлечет инвесторов.

– Кому это вообще нужно? – равнодушно интересуюсь я, мне плевать, что станет с зараженными.