Я способна на многое, чтобы спасти его. Даже на убийство, если придется.

«Законы золотой крови» запрещают нам иметь больше одного ребёнка. Наказание за непослушание: смерть матери и младенца. Нам приходилось скрывать мамину беременность до последнего. Эти девять месяцев были самыми ужасными и я до сих пор не могу поверить, что нам это удалось.

Департамент провел проверку и без лишних слов поставил на нём клеймо: 167.

Можно считать, это реальным чудом.

Теперь все считают Тимку подкидышем.

Я разглядываю его бледное красивое лицо. Мой брат так похож на маму, что иногда я не могу смотреть на него без слез. У него потрясающей красоты зеленые глаза. Маленький курносый носик и волевой подбородок.

Тимка единственный, кто остался у меня.

– Он поел? – я присаживаюсь на продавленный диван.

– Чуть-чуть, но у него опять жуткий кашель.

У меня сжимается сердце, словно кто-то резко ударяет меня в грудь и эта боль в стократ больнее, чем кулаки стражника. Я слышу хриплое дыхание брата. Он слишком скудно питается. Спит в холодном доме, потому что печь в прошлом году полностью развалилась и я не знаю, что мы будем делать зимой.

– Температуру мерил? – спокойно интересуюсь я, хотя внутри всё дрожит от страха.

Я нежно касаюсь волос брата. Его давно нужно помыть, но воду давали раз в две недели. А время дождей еще не пришло. Да и он слишком слаб, чтобы выдержать купание в таком холоде.

– Тася, я не новичок, – обижается Сашка и я виновато улыбаюсь ему.

Мы выросли вместе, он для меня, как старший брат. Я знаю, что могу на него положиться в любой ситуации и он не раз мне это доказывал. Но беспокойство за Тимку заставляет меня не церемониться с его чувствами.

– 36,5 даже ниже, чем следует, – шутит Сашка.

– Хорошо, – облегченно выдыхаю я, потому что, если бы это было не так, я не знаю, чтобы я делала.

Есть вариант. Но это на самый крайний случай.

Сашка выходит из комнаты и возвращается с остатками супа и черного хлеба. Он пододвигает табуретку ко мне и ставит на него мой незамысловатый ужин.

– Ешь, – приказывает Саня.

– Не хочу, – отвечаю я, не смотря на то, как жадно реагирует на запах мой желудок, – Ему нужно хорошо питаться.

– Тебе тоже, – убеждал меня он, – Иначе ты так долго не продержишься и Тимку заберут в приют, – его безжалостный тон режет меня по живому.

Я вздрагиваю и неохотно беру в руку ложку.

– Знаешь, не честно об этом мне постоянно напоминать, – с набитым ртом бурчу я, тыкая в него ложкой. От вкуса еды у меня начинает опять кружиться голова. Кристаллики соли попадают на разбитые губы и я то и дело их облизываю.

– Иначе, ты так и будешь ходить голодной, – усмехается Сашка, присаживаясь на пол. Из мебели здесь только диван, табурет и тумбочка, на которой стоит старенькая плазма.

– Как твоя работа? – я заставляю себя есть медленнее и отщипываю кусочек черствой корочки, она крошится на мелкие части, но я подбираю все до одной.

– Нормально, – Сашка смотрит на свои мозолистые руки.

С самого детства ему приходится трудиться в шахте, от постоянного контакта с медью, его кожа приобрела легкий зеленоватый оттенок. Но официальное трудоустройство дает хоть какую-то уверенность в завтрашнем дне и увеличивает его кредит.

Мизерная зарплата позволяет ему покупать еду, а не воровать. Он имеет право покидать зону, как и другие работники шахт, в вечернее время и в сопровождении конвоя.

Сашка и мне предлагает жить вместе с ним, но я знаю, что он не потянет еще два лишних рта.

– Я рада, – честно говорю я, вытирая чашку мякишем и засовываю его в рот, – Посидишь завтра с малым? – прожевав, интересуюсь я.

– Не могу, – с сожалением отвечает Сашка, у меня обрывается сердце, на такой ответ я не рассчитывала, – Валерка попросил подменить его, – он пожимает широкими плечами, – Я иду в ночную.

– Черт, – не сдержавшись, громко восклицаю я, отодвигая опустевшую тарелку, – Я собиралась завтра пройтись, – продолжаю я, понизив голос, чтобы не разбудить Тимку, – Мне нужно найти ему лекарство.

Сашка молчит, взгляд его светло-карих глаз заставляет меня сесть прямо.

– Что? – накидываюсь я на него, даже сама не знаю, зачем, он не виноват, – Осуждаешь меня?

– Кто я такой, чтобы делать это? – возражает Саша, он встает на ноги и потягивается.

У него стальные мускулы от тяжелой работы, серебристые волосы и молочного цвета кожа, как у всех зараженных.

– Я переживаю за тебя, – он отворачивается от меня и я не успеваю ничего сказать. Он нажимает кнопку включения на потертом пульте.

Плазма, мигнув, начинает показывать рекламу. Всегда одно и тоже. Только по вечерам включают какой-нибудь фильм. Снятый еще до катаклизма, где все были равными. Счастливыми и беззаботными.

– Я не хочу однажды увидеть твои цифры на столбе, – Сашка опять смотрит на меня.

– Ты же знаешь, я просто так не рискую, действую осторожно, – миролюбиво произношу я, наблюдая за действием в телевизоре.

Высокая красивая женщина в белом костюме обращается прямо в камеру, казалось, что она смотрит прямо на меня.

– «Ковчег» станет новым домом для каждого из вас, – вещает она, на заднем плане появляются небольшие домики, разбросанные среди живописного леса. Они похожи на игрушечные, – Вам нужно просто набраться терпения, когда он будет полностью готов к заселению, мы сможем очистить карантинные зоны.

Ее холодная улыбка с идеально ровными зубами напоминает мне оскал и я сомневаюсь, что они настоящие. Так же, как и ее слова. Картинка меняется и теперь нам показывали обстановку внутри.

Изнутри всё выглядит еще лучше. Я никогда не видела таких чистых простыней. Сверкающей ванной и уютной кухни. Только в старых каталогах, сохранившихся до наших дней пожелтевшими страницами.

– Ты в это веришь? – спрашивает меня Сашка, не отрывая взгляда от экрана.

– Не особо, – я хочу казаться равнодушной, но уверена, на моем лице такое же глупое выражение. Надежда. Я ничего не могу с собой поделать, мне отчаянно хочется, чтобы это оказалось правдой.

Но пока мы всё еще были здесь и думаю, сдохнем мы тоже здесь.

– Это рай? – Тимка тянет меня за рукав. Я оборачиваюсь к нему, внутри меня разливается тепло, когда я вижу чистые ярко зеленые глаза брата. Ему исполнилось шесть в прошлом году, но выглядит он на четыре, – Хочу туда, – показывает Тим в сторону телевизора.

– Тебе еще рано, – я беру его на руки и прижимаю к себе. Он зарывается лицом в мои волосы и кашляет.

Реклама меняется на очередной влог о Максе Москвине и я резко отворачиваюсь. Мне совершенно не хочется смотреть на его идеальную жизнь.

Сашка громко хмыкает и я метаю в его сторону яростный взгляд.

– Я ничего не говорю, – он поднимает руки вверх, сдаваясь.

– Нам пора, – я встаю на ноги, Тимка крепко хватает меня за шею, и я морщусь от боли.

– Тебя проводить? – губы Сашки изгибаются в улыбке, когда он видит, что мой брат виснет на мне, как обезьянка.

– Нет, – его вопрос меня веселит, я отлично вижу в темноте из-за дополнительного рецептора в глазах, появившегося из-за мутации в моих генах.

Может быть это и называется сверхспособностью?

Хмыкнув, я опускаю капюшон своей черной куртки на лицо.

– Увидимся, – я никогда не говорю «до завтра», никто из нас не уверен, что оно наступит. Саша провожает меня до двери.

– Береги себя, – я машу ему свободной рукой и исчезаю в темноте.

Тим не произносит ни слова. Он не хнычет. Не жалуется. И никогда ничего не просит. Мой младший брат знает, что разговоры меня отвлекают и я могу не заметить опасности. Здесь всегда нужно быть настороже.

      По рассказам, «Винилхлорид-90» стал причиной катастрофы. Его выброс в атмосферу был ужасающим зрелищем. Тысячи тонн ядовитого газа вырвались на свободу. Сейчас никто точно не помнит, почему это произошло, официального объявления никто так и не сделал.