– Одну! – ору я в ответ, чувствуя, как чувство вины опять возвращается, сковывая все мои внутренности, – Всего одну, ты понял меня?! – я стряхиваю с себя его руки, как неприятных пауков и отхожу на безопасное расстояние. Я стараюсь делать частые, но неглубокие вдохи, чтобы прогнать головокружение и тошноту.

– Зачем? – строго интересуется Степан, теперь он выглядит, как обычно, но я замечаю тонкую сеть морщинок, расползающуюся по всему его лицу.

– Просто хотел уйти от реальности, – устало отвечаю я, приземляясь на диван, – Просто хотел уйти, – я прячу голову между коленями, приглушая все звуки. Я слышу только шум текущей по венам крови.

– И что тебя не устраивает в этой? – Степан не понимающе смотрит в мою сторону, я чувствую на себе этот недоумевающий взгляд. Так на меня смотрели все, когда я пытался объяснить, что тону.

– Уходи, – глухо произношу я, не поднимая головы, – Я хочу побыть один, – но Степан всё так же стоит посередине гостиной, между столом и баром. Я знаю, чего он ждет, – Обещаю, я больше не притронусь к ним.

– Хорошо, – я слышу, как глухо звучат его ботинки по ковровому покрытию, когда Степан идет к входной двери, – Я завтра заеду, – я сжимаю глаза плотнее, мысленно желая ему исчезнуть.

Громко хлопает дверь и в комнате воцаряется тишина.

Я откидываюсь на диван, стараясь не шевелиться. Начинает отпускать, дрожь распространяется по всему телу и знакомая боль зарождается в затылке. Я тянусь к телефону в своем кармане и набираю знакомый номер, чтобы просто услышать ее голос.

– Привет, это Василиса, можно просто Васька, – мое сердце вздрагивает, когда я слышу тонкий голосок сестры, – Стоило мне только не взять трубку, как ты вспоминаешь обо мне, – недовольно бурчит она, мои глаза обжигают слезы и я сжимаю трубку сильнее, – Да, да, это я про тебя, ты не любишь делать всё, как все, – следует тяжелый вздох, – Говори, что хотел и отключайся, – на этом голосовая почта заканчивается и звучит сигнал.

– Вась, это твой непутевый брат,– севшим голосом говорю я, выпрямляясь, будто она может меня увидеть, – Сегодня я опять сорвался.

Тася

После того, как я накормила брата и дала ему лекарство, я начинаю уборку. Это занятие отвлекает меня от мыслей о сегодняшней ночи. Первым делом, я отмываю пол до блеска и кладу выцветший ковер.

Я поднимаюсь на ноги и любуюсь проделанной работой.

Теперь можно не беспокоиться, что Тимка простудиться.

Самым сложным остается умывальник… От времени в раковине появились трещины и желтый налёт. Удалить его обычной щеткой у меня не вышло и я засыпаю всё песком. Холодная вода жжет ссадины, как кислота, но я не сдаюсь

Тимка не дает мне скучать, сегодня он почти не кашляет и это радует меня больше всего на свете. Тим сидит в кресле и задает мне нескончаемое число вопросов:

«Почему мир разделился на два»? «А правда, что аристократы вампиры и спят в гробах»?

За разговор и смехом, я вычищаю почти весь дом и мне остается вымыть только одно окно.

– А я умру? – вдруг спрашивает меня Тимка, я замираю посередине комнаты с тряпкой в руке. Вода капает на пол, и оставляет некрасивые разводы.

До этого момента, он никогда не интересовался смертью. Даже когда умерла его крыса Лизка, Тим просто спросил, где она и его вполне удовлетворил мой расплывчатый ответ о рае. А сейчас я теряюсь, лицо Тима становится похоже на сморщенное лицо старика. Еще секунда и он заплачет.

– Нет! – наконец, восклицаю я, отшвырнув тряпку в ведро, я спешу к нему и сгребаю его в объятия, – У всего есть срок, помнишь я тебе рассказывала? – Тимка серьезно кивает, его кудри щекочут мне подбородок и шею.

– И у меня тоже есть этот срок, и у тебя, – я беру его теплую ладошку в свою, – Но сначала ты проживешь очень счастливую и долгую жизнь, – я крепче сжимаю его пальчики, – Ты будешь много путешествовать и открывать новые места, – лживые слова так и сыплются с моего языка, но мне за них не стыдно. Не сейчас.

– Как Колумб? – Тимка освобождает свою руку и начинает играть с длинной прядью моих волос. Я радуюсь, что он переключился на другую тему.

– Да, – сипло отвечаю я, Тим исподлобья поглядывает на меня и мне кажется, что он догадывается, что я соврала, – Как Христофор Колумб, – я быстро целую его в лоб, щеки, и нос, я так делала, когда ему едва исполнился месяц.

Тимка заливается веселым смехом. Я сажу брата обратно в кресло и даю ему конфету. Он радостно разворачивает шуршащий фантик и с восторгом смотрит на шоколадную фигурку собаки.

Я тоже улыбаюсь, но слова Тимки не выходят у меня из головы.

Вдруг, он предчувствует, что с ним может случится что-то страшное?

Я накручиваю себя и к вечеру, напоминаю себе оголенный провод под напряжением. В таком состоянии нельзя выходить за стену. Можно наломать дров. Я делаю глубокий вздох и решаю отвести Тимку к Сашке.

Я знаю, он не слишком удивится, вернувшись со смены и обнаружив Тима у себя на диване. Он поймет. Но для очистки совести, я пишу ему записку со словами сожаления и уверениями, что вернусь, как только смогу.

Когда опускаются сумерки, я складываю в сумку зубную щетку брата, пачку арахиса, бутерброд, нижнее белье и кое-что из одежды. Если что-то пойдет не так, у Сашки будет время решить, что делать дальше. Последней я кладу записку и застегиваю молнию.

Я гоню от себя посторонние мысли, мешающие мне трезво соображать и поворачиваюсь к Тимке, все это время тихо играющему с мягкой игрушкой. У зайца не хватает одного уха и глаз, но почему-то, мой брат привязался к нему и даже засыпал вместе с ним.

Наверное, стоило захватить и его. Так, на всякий случай.

– Ты не хочешь вечером посмотреть фильм у дяди Саши? – веселым голосом спрашиваю я.

– Хочу! – радостно восклицает Тимка и вскакивает на ноги, сразу же бежит к верхней одежде. Я наблюдаю, как он быстро надевает курточку и ботинки. Я беру с кресла свою кофту и неспешно накидываю ее на себя, не прекращая смотреть на брата.

Я стараюсь запомнить, как беспорядочно лежат после сна его серебристые кудряшки. Как широко открываются от восторга зеленые глаза.

– Прихвати с собой зайку, – прошу я его и наклоняюсь, чтобы зашнуровывать кеды. Тимка медленно бредет мимо меня к креслу, – Тебе придется побыть одному до утра, – мой голос звучит тихо, но твердо, – Сашка вернется очень быстро, ты даже испугаться не успеешь, – я выпрямляюсь и натыкаюсь на внимательный взгляд, – Ты готов? – Тимка кивает головой, но не спешит к двери, – Что такое, малыш? – терпеливо интересуюсь я, поглядывая на часы.

– Ты же …аберешь меня? – у меня внутри падает еще одна стена. Я не знаю, сколько еще я смогу сдерживать себя, чтобы не зарыдать в голос.

Я подхожу к нему и присаживаюсь на корточки. Изумрудные глаза по взрослому встречают мой взгляд. Такого не должно быть. Он ведь всего лишь ребенок.

– Конечно, я заберу тебя, – я взъерошиваю ему волосы и вскакиваю на ноги, нужно торопиться.

Тимка крепко держится за мою руку и мы выходим на улицу. Мой брат ещё слишком маленький, чтобы я могла обучить его самообороне, да и затяжная болезнь не позволяет ему выполнять физические упражнения. Но мой мозг никогда не отключается. Мысленно я тренируюсь каждый день.

Бросок. Захват. Удар.

Сегодня на удивление тепло и на весь путь у нас уходит не больше двадцати минут. Я нахожу запасной ключ в засохшем фикусе и открываю дверь, пропуская Тимку вперед.

В доме чисто и пахло чем-то родным, как мамин халат или отцовский свитер.

– Когда проголодаешься, съешь бутерброд, – наказываю я брату, пока он устраивается на диване. Я вынимаю из сумки черствый хлеб с тонким ломтиком застарелого сыра и пачку арахиса. Все это добро я кладу на стол, – Когда я уйду, запри все засовы, – это самое важное, я беру Тимку за плечи и заставляю смотреть на себя.

– Ты понял меня, малыш, все до одного, – я дожидаюсь, пока Тим не поймет, как это важно и не даст утвердительный ответ, – Никому не открывай дверь, – я прохожусь по комнате и проверяю окна.