Эти мысли вызывают у меня громкий смех.

Я беру бутылку коньяка и впиваюсь в горлышко, отхлебывая почти половину. Водитель бросает на меня очередной косой взгляд и только ленивый не прочел бы в нем: явсёзнаю. Но мне плевать.

Я выхожу из эробуса, вокруг всё кружится. Наркотик сделал за меня выбор. Мне даже не пришлось думать. Как только фиолетовая таблетка попала в кровь, я больше не хочу, как прежде. С каждым шагом, моё тело приобретает небывалую легкость.

Я не думаю о своей сестре. Не думаю о матери. Я вообще ни о чем не думаю. Я это только я.

Снаружи всё тот же Макс. Аристократ. Считающий себя венцом творения, запакованный в смокинг и отданный в подарок дочке сенатора. У меня даже бабочка на шее вместо огромного банта.

Огни над крышей гостиницы выхватывают огромные тени, снующих одна за одной машин. Конечно, совершенные не могут пропустить вечер, где можно блеснуть своими вечерними нарядами и бриллиантами. Показать свои начищенные до блеска задницы перед фотокамерами.

Я улыбаюсь, разглядывая бело-синюю толпу, похожих на стаю касаток, медленно продвигающуюся к парадному входу. Красная ковровая дорожка поблескивает в полумраке, напоминая лужу крови.

– А вот и он! – громко вскрикивает молоденькая корреспондентка с высоко зачесанными наверх темными волосами, замечая меня, – Тот, кого мы ждали весь вечер, – мне приходится остановиться, когда она начинает тыкать в меня микрофоном.

– Общество требует от вас каких-то комментариев, – она широко улыбается, показывая всем здоровье своих десен, – Мы все ждём, – многозначительно говорит девушка, ожидая услышать какую-нибудь сенсацию.

Что ж, я могу это устроить.

– А может быть обществу пойти на хрен? – я наклоняюсь к ней, почти касаясь губами микрофона.

Я выпрямляюсь и нахально улыбаюсь в камеры. Все удивленно переглядываются между собой, учуяв что-то интересное. За их дружескими улыбками только ложь.

– Ты… – запинается она, наверное, ее заставляет нервничать мой пристальный взгляд, – Ты не боишься, что эти слова опять скомпрометируют тебя? – быстро находится корреспондентка. Ее можно похвалить за находчивость. Может быть, я когда-нибудь это сделаю.

– Нет, – я заговорщически подмигиваю девушке, словно мы были с ней в одной постели. Ее щеки розовеют и она поправляет свою прическу, скрывая свое смущение.

Всегда одно и тоже. Скучно. Очень скучно.

– Ваш отец занимает высокий пост, – бесцеремонно встревает в разговор мужчина, на вид ему чуть за тридцать, но может быть и больше.

Я раздраженно перевожу взгляд на него и убираю руки в карманы, чувствуя россыпь небольших шариков на самом дне.

– Это значит, что после ритуала, вы станете одним из советников? – он напоминает мне о реальности, о которой я не хочу думать. Я перебираю таблетки, как четки, заставляя себя успокоиться.

– Это значит, что я просто женюсь, – говорю я и вспышки сотен фотокамер ослепляют меня. Гул спорящих с друг другом папарацци, выясняющих, какой ракурс моего лица лучше, начинают действовать на нервы.

– Ты не считаешь, что устраивать вечеринку в день ее… – она мешкает, прежде чем продолжить и я напрягаюсь, – … в день ее гибели, это чересчур? – всё замирает, даже воздух. Я слышу, как он двигается вокруг меня, – Или семь лет это большой срок, чтобы забыть? – провоцирует меня корреспондентка, теперь передо мной профессионал. Глаза смотрят прямо, без кокетства и флирта.

– Достаточный, чтобы смириться, – холодно отвечаю я, девушка насмешливо встречает мой убийственный взгляд.

Как же ей удалось меня одурачить, где я так просчитался?

– Но именно из-за пристрастия к «Каннабису», ты был отправлен в реабилитационный центр? – я каменею, никто не знал о том, где я провел целый год. Для всех я путешествовал по Европе. Занимался дайвингом и загорал под палящим солнцем Австралии.

На самом деле, я пытался побороть панические атаки и чувство вины.

– Значит это правда? – я сам попался в свою ловушку. Завтра все сделают из этого сенсацию и снимки моего перекошенного лица будут на первых страницах.

– Не понимаю, о чем ты, – я прихожу в себя, мне даже удается говорить спокойно, – Не знаю, откуда вы берете все эти байки, но в них нет и доли правды, – я говорю тоном, не терпящим возражений, – А теперь, если позволите, мне нужно отыскать свою невесту.

– Ты снял это? – задыхающимся голосом спрашивает оператора корреспондент, но я уже отхожу от журналистов, пусть готовят свой репортаж, мне всё равно.

Мои начищенные ботинки ступают по дорогому красному ковру не издавая ни единого звука. Незаметно, я кладу на язык еще один фиолетовый шарик, его сладковатый вкус заставляет меня сглатывать.

Мне нужно выпить. Срочно. И если я буду пить много и долго, может быть кошмары не вернутся. Возможно наркотик прогонит их и на этот раз.

Поклонившись, швейцар открывает мне дверь и я прохожу внутрь. От обилия красоты, собранной в одном месте, у меня начинается мигрень. Богато расшитые портьеры на окнах. Антиквариат, засунутый под стекло. Старинные произведения искусства, которыми нельзя пользоваться.

За всеми этими старыми вещами стоит банальный страх.

Страшно, когда не помнят. Страшно, когда начинают забывать. Теперь Ваське так же страшно. Я должен быть сегодня с ней.

Я трясу головой, прогоняя мысли о своей сестре и замечаю Дашку. Я останавливаюсь, разглядывая ее со стороны.

Она стоит в вестибюле, прямо возле лифта. Ее черные ровные волосы свободно падают на спину. В длинном белоснежном платье с легкой переливающейся в свете хрустальных люстр, вуалью на плечах. Дашка напоминает мне снежную королеву.

Красивая и совершенная. Без изъян.

Мы составим идеальную пару лжецов.

Почувствовав мой взгляд, Дашка поворачивается ко мне. Ее глаза сужаются, как у кошки, заметившей мышь и она стремительно подходит ко мне.

– Где ты пропадаешь? – тихо произносит Даша, продолжая очаровательно улыбаться входящим гостям. Она берет меня под руку, ее длинные пальцы смыкаются на моем рукаве стальной хваткой, – Мне пришлось в одиночестве встречать гостей, ты хоть понимаешь, как это унизительно? – Дашка ведет меня мимо лифта к парадной лестнице.

– Твой Кай был несколько занят, – тяну я нараспев, – Прости, мне искренне жаль, правда, – она хмурится и на ее лбу пролегает едва заметная складочка, но тут же исчезает.

Значит, она посещает лепщика не реже одного раза в неделю.

– Кай?! – переспрашивает она, буравя меня взглядом своих бледно-голубых глаз, – Ты что, пьян? – задохнувшись интересуется Дашка, заглядывая в мое лицо, – Только этого мне не хватало, – я хмыкаю в ответ, не собираясь оправдываться.

Несколько минут мы идем молча.

– Я всё понять не могу, как ты могла согласиться на это? – не выдерживаю я, Дашка насмешливо изгибает тонкую бровь и по хулигански бьет меня по руке.

– Хочешь знать правду? – она хитро мне улыбается, – Мне ужасно надоел белый цвет, – понизив голос заканчивает она, словно делится страшной тайной.

– Ты серьезно? – смеюсь я, мне действительно это кажется смешным, – Ты ведь дочь сенатора, какая разница, какая на тебе одежда.

– Белый меня бледнит, – серьезно отвечает Дашка и вызывающе смотрит на меня.

–Прекрасно, – говорю я саркастически, – Если я сейчас что-нибудь не съем, то умру, – а если не выпью, то точно добавляю я мысленно.

Дашка отпускает мою руку, когда я начинаю перепрыгивать через две ступени, стараясь поскорее добраться до джина со льдом. Если я и думал, что это ее замедлит, то зря. Ее гибкое тело двигается уверенно даже на высоких шпильках. Она поднимает подол своей длинной юбки, открывая соблазнительные чулки на тонких лодыжках.

– Не вздумай подходить к бару, – приказывает она, напоминая тоном моего отца, – С тебя и так достаточно, – и я не выдерживаю, резко останавливаюсь, и прижимаю ее к стене.

От неожиданности, Дашка охает. Я убираю ее руки за голову и смотрю прямо в глаза. Через витражные окна внутрь проходит электрический уличный свет, разрисовывая стену позади меня. Отсветы падают на Дашкино лицо.