— Ваше преосвященство, я не принимала решения о своём браке. Я дала лишь согласие на брак с человеком, которого мне назначили в мужья мой отец герцог Витаус Крэйбонг и Его Величество Седрик Второй. О прошлом браке графа Фосбери я узнала от своего отца лишь то, что он длился семь лет и был расторгнут церковью по причине бездетности.

— Вас также обвиняют в том, что вы, полагая своего мужа бездетным, зачали ребёнка вне брака, совершив супружескую измену.

— Нет, Ваше преосвященство, я до сих пор не знаю доподлинно о бездетности своего мужа, и, конечно, никогда не изменяла ему.

— Истица заявляет, что она самолично видела, как вы прилюдно находились в объятиях виконта Майкла Оддбэя на улице города Дилкли, после чего вместе с ним проследовали в его карету. Домой вы вернулись лишь на следующий день.

— Это правда.

— Как вы сами расцениваете своё поведение и чем оно объясняется?

— В тот день я посетила в Дилкли леди Элинор Фосбери, чтобы выяснить у неё, зачем она сама накануне настаивала на разговоре со мной. Во время этого разговора я впервые услышала от неё, что она уверена в бездетности лорда Фреберика, в моих супружеских изменах, а также связанные с этим оскорбления в свой адрес. Я вышла на улицу, была потрясена и взволнована, и не могла остановить слёз. В это время ко мне подошёл проходивший мимо виконт Оддбэй и спросил о причинах моих рыданий. Я плохо помню, но, возможно, при этом виконт обнял меня за плечи. Потом он проводил меня к своей карете, где помог успокоиться, дав мне свой платок, и приказал кучеру отвезти нас в замок Оддбэй. По дороге я рассказала ему о состоявшемся разговоре с леди Элинор. Моего мужа и графа Оддбэя связывает давняя дружба, мы соседи и нередко встречаемся семьями. Граф и графиня Оддбэй любезно пригласили меня переночевать в их замке, а утром я отправилась домой.

— Почему с вами не было вашего мужа во время этого визита к истице?

— Он тогда уехал в Йорк, Ваше преосвященство, к архиепископу, чтобы рассказать ему о требованиях леди Элинор.

— Что вам известно о тех требованиях?

— Леди Элинор требовала от Фредерика, чтобы он добыл для неё разрешение на повторный брак с другим человеком, который ей сделал предложение об этом за границей, где она жила.

— Вы сами слышали от неё эти требования?

— Да, Ваше преосвященство. Леди Элинор угрожала скандалом и заявлением в церковный трибунал и Его Величеству в случае, если этот её брак не состоится из-за отсутствия такого разрешения.

— Следовательно, вы отрицаете, что изменяли своему мужу и что не он является отцом вашему ребёнку?

— Нет, Ваше преосвященство.

Дора почувствовала, как у неё вспотели ладони.

— Объясните.

— Мой муж не является отцом нашему ребёнку, как и я не являюсь его родной матерью.

— Кто же является его родителями?

— Его матерью является моя подруга Бригитта, с которой мы вместе воспитывались в монастыре. Она родила сына, не будучи замужем.

— А отцом?

Дора молчала.

— Напоминаю вам, ответчица, что заседание этого суда является тайным и никто не узнает о ваших признаниях помимо тех, что потребуют вмешательства мирской власти, — строго сказал ей судья-релатор.

— Отцом ребёнка является мой родной брат Питер Крэйбонг.

— Вы знали о том, что ваш брат и ваша подруга находятся в предосудительной связи?

— Я впервые узнала об этом одновременно с тем, что Бригитта беременна.

— Значит, вы солгали служителю церкви, проводившему обряд крещения младенца?

— Да, Ваше преосвященство, — тихо сказала Дора.

— Расскажите, почему вы это сделали.

— Моя подруга просила меня позаботиться о моём племяннике, когда он родится, если это откажется сделать сам Питер, и я обещала ей сделать это, ещё не зная, в чём будет выражаться моя забота. Потом Питер приехал к нам и сказал, что его отправляют работать за границу, а Бригитта отказывается выйти замуж за простолюдина, который возьмёт её за себя беременной или отдавать ребёнка в приют. Тогда я просила Фредерика усыновить этого ребёнка. Он сначала отказывался, но… я очень настаивала на этом.

— Кто принял решение объявить это дитя вашим с мужем собственным законным ребёнком?

— Я не знаю, как было принято это решение. Мне оно было доведено моим мужем, и к тому времени уже было известно Бригитте.

— То есть вас никто не заставлял это сделать — ни муж, ни брат Питер Крэйбонг, ни ваш отец герцог Крэйбонг?

— Нет, Ваше преосвященство. Я согласилась с этим решением, хоть и понимала, что оно содержит ложь.

— Вам известно, что церковь отказывается проводить обряд крещения над детьми, рождёнными вне брака?

— Да, Ваше преосвященство

— Почему же вы решились на нарушение церковных законов?

— Я… Я считаю их неправильными, — сказала Дора и увидела, как все судьи с удивлением и возмущением уставились на неё.

— Вы почти семнадцать лет воспитывались в традициях нашей церкви в стенах монастыря святой Агнессы. Настоятельница монастыря и сёстры были все эти годы вашей семьёй и учили вас, не щадя своих сил и времени. В полученной оттуда характеристике вы рекомендуетесь абсолютно смиренной послушницей. Как же вам пришло в голову не только усомниться, но и сознательно противиться церковным устоям?! — загрохотал под сводами судебной залы натренированный в церковных службах голос епископа.

Дора почувствовала лёгкое головокружение от того давления, которое на неё сейчас было оказано. Но она давно и много думала на всем, что произошло и строго оценивала свои действия, и поэтому она не упала на колени в смиренной мольбе о прощении. Наоборот, она расправила плечи для того, чтобы сказать то, что считала необходимым выслушать высокому трибуналу.

— Высокий суд, Ваше преосвященство, — начала Дора, — Всей своей душой я предана нашей вере и её столпу, святой католической церкви. Я не искала и не желала себе иной судьбы, кроме как стать монахиней и посвятить себя святому служению в стенах монастыря. Но моя судьба оказалась иной, и я со смирением приняла её. Так однажды в моей жизни появился ребёнок, который не имеет на себе греха, согласно учениям нашей веры и церкви. Этот ребёнок был зачат и рождён вне брака, и по обычаям нашего общества был обречён к немыслимой жестокости — либо всю свою жизнь нести на себе клеймо незаконнорожденного, либо, чтобы избежать этого, быть брошенным его родителями и родными. Отказывая такому ребёнку в принятии таинства крещения, и как следствие в будущем отлучении его от иных церковных таинств, церковь, по моему глубокому убеждению, слишком сурово наказывает невинное дитя за грехи его родителей. Если сам Господь наш просил своего небесного Отца простить человечество за грехопадение его прародителя — первого человека, и даже отдал свою жизнь за это, подав своей жизнью и смертью пример всем нам — почему же наша церковь столь сурова к тем, кто поименован в святом Евангелии безвинными?

Дора сделала паузу, чтобы сдержать выступившие у неё на глазах слёзы.

— Возможно, я лишь по скудоумию своему не понимаю смысла в этом строгом церковном запрете на крещение, но пройти мимо несчастья, которое должно было случиться на моих глазах с этим дитя, я не могла. Этот ребёнок, ещё даже не родившись, был любим и своей матерью, Бригиттой, и своим отцом, Питером. У них были возможности содержать и воспитать этого ребёнка в наилучших для него условиях. Но они не могли этого сделать, не нарушая законов общества, в котором живут. Поэтому я, жившая в законном браке и являясь родной тётей этому малышу, взяла заботу о нём на себя. Я готова принять наказание за свой грех, когда я солгала священнослужителю о настоящих родителях этого ребёнка. Но я раз за разом испытывала своё сердце, ища в нём раскаяние в том, что я совершила — и так и не нашла его. Мне жаль, что мы с мужем просто официально не усыновили маленького Эдварда, и только в том я вижу ошибку свою и вину. Но никакое наказание, которое я, возможно, понесу за свой грех, не соизмеримо с тем наказанием, на которое иначе было обречено это дитя — мой родной племянник, сын моего брата и внук любящего его деда, герцога Крэйбонга.