Сэр Генри Уоттон, британский поэт и дипломат, в 1604 году написал на форзаце книги свое определение дипломата, которое получило широкое распространение: «Добропорядочный человек, посланный за границу, чтобы лгать от имени своей страны». Это определение превращает дипломата всего лишь в исполнителя.

Все министры уверяют, что разработка внешней политики — прерогатива первого лица, что они лишь исполняют волю генерального секретаря или президента. Но это лукавство. Личность министра оказывает решающее влияние на формирование политики. Вячеслав Михайлович Молотов придал политике догматизм и упрямство, которых не было у Сталина. Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе шел дальше Горбачева в партнерстве с Западом. При одном и том же президенте Ельцине Андрей Владимирович Козырев пытался сделать Россию союзником Запада, а Евгений Максимович Примаков сменил курс. При Сергее Викторовиче Лаврове сначала ставили задачу наладить стратегическое партнерство со странами НАТО, а теперь мы враждуем.

Шеварднадзе перестал быть министром, потому что исчезло само государство — Советский Союз. Дмитрий Трофимович Шепилов ушел с поста министра на повышение — секретарем ЦК. Андрей Андреевич Громыко ненадолго занял высокую, но безвластную должность председателя Президиума Верховного Совета СССР. Примаков под аплодисменты Государственной Думы переместился с поста министра прямо в кресло главы правительства. Обратный путь проделал Молотов: он с поста председателя Совета министров переехал в Министерство иностранных дел.

Одиннадцать из четырнадцати министров подвергались жесткой критике: одни — пока еще занимали должность, остальные — после отставки или даже после смерти. Некоторых из них проклинают как монстров и демонов и по сей день. Исключение — Примаков. Он на посту министра обрел еще больше сторонников и поклонников.

Юноше, мечтающему стать министром иностранных дел, смело надо брать за образец Андрея Андреевича Громыко. Аспирант из Белоруссии приехал в Москву, его взяли на дипломатическую службу, сразу же направили на работу в Соединенные Штаты. Он быстро стал послом, заместителем министра, первым заместителем, министром. Счастливчик!

Но это одна сторона его жизни. Была и другая, о которой загодя следует узнать всякому, кто желает в министры. Вот эпизод реальной жизни. Министр иностранных дел Громыко пришел к первому секретарю ЦК и главе правительства Никите Сергеевичу Хрущеву докладывать свои соображения. Надел очки и стал читать подготовленную министерством записку. Хрущев нетерпеливо прервал министра:

— Погоди, ты вот послушай, что я сейчас скажу. Если совпадет с тем, что у тебя написано, хорошо. Не совпадет-выбрось свою записку в корзину.

И выбросил Громыко в корзину все, что долго готовил со своим аппаратом, и покорно слушал первого секретаря, который своего министра иностранных дел ни в грош не ставил. В отставку Громыко не подал, даже не обиделся, принял как должное, потому что понимал: если хочешь сделать карьеру, на начальство не обижайся.

Однажды, возвращаясь из зарубежной командировки, министр, пребывая в ностальгическом настроении, рассказал своим подчиненным, что он с тринадцати лет ходил с отцом на заготовку леса. Иногда он сплавлял плоты по реке. Надо было, балансируя на скользких бревнах, разгребать заторы. Один неточный шаг — и упал в воду. А бревна как будто старались подмять сплавщика под себя. Отличная тренировка для дипломата, заключил министр.

Андрей Андреевич Громыко пробыл на посту министра иностранных дел двадцать восемь лет, поставив абсолютный рекорд для советского времени. Но таковы российские традиции. Если российскому императору нравился министр иностранных дел, тот сохранял свой пост до глубокой старости. В XIX веке любимый ныне князь Александр Михайлович Горчаков был министром двадцать шесть лет. А нелюбимый граф Карл Нессельроде — сорок лет.

Будущий министр родился 18 июля 1909 года в деревне Старые Громыки неподалеку от Гомеля. В деревне было больше ста дворов, и почти все жители носили фамилию Громыко.

Андрей Андреевич был вторым ребенком в семье, первой на полтора года раньше родилась его старшая сестра Татьяна, но она рано умерла. Двое младших братьев-Алексей и Федор — погибли на фронте. Третий, Дмитрий, тоже воевал, но выжил. Андрея Андреевича миновала чаша сия, он провел войну в далекой Америке.

Громыко всегда хотел и любил учиться. Он окончил семилетку, потом профтехшколу в Гомеле, техникум в Борисове и, наконец, поступил в Экономический институт в Минске. В 1931 году вступил в партию, его сразу избрали секретарем партячейки в техникуме. В том же году он женился. Лидия Дмитриевна, верная спутница его жизни, была на два года моложе. Она родилась в деревне Каменке там же, в Белоруссии.

После двух лет учебы в институте Громыко назначили директором средней школы под Минском: доучиваться приходилось вечерами. Лидия Дмитриевна работала в совхозе зоотехником. Но это продолжалось не долго. В ЦК Компартии Белоруссии отобрали группу аспирантов из семи человек, которые должны были стать преподавателями общественных наук. Громыко, молодого, вдумчивого и серьезного специалиста, включили в список. Ему предстояло, защитив диссертацию, объяснять студентам-экономистам преимущества ведения сельского хозяйства при социализме.

Андрей Андреевич не очень обрадовался предложению: не хотел опять жить на стипендию, все-таки он уже женатый человек. Но природная тяга к образованию пересилила. Выпускные экзамены в институте сдал экстерном, успешно прошел собеседование, и его зачислили в аспирантуру. Учили аспирантов политэкономии, марксистской философии и — что решило судьбу Громыко — английскому языку.

В 1934 году аспирантов из Минска перевели в Москву во Всесоюзный научно-исследовательский институт экономики сельского хозяйства. Андрей Андреевич учился и ездил с лекциями по подмосковным совхозам и колхозам. Он видел, что деревня голодает, но рассказывал о пользе раскулачивания и успехах коллективизации. Эта работа не слишком увлекала Громыко. Его помнят как сухого, лишенного эмоций, застегнутого на все пуговицы человека, но в юные годы он был не лишен романтических настроений. Мечтал стать летчиком, решил поступить в летное училище, но опоздал: туда брали только тех, кому еще не исполнилось двадцать пять, а он попал в Москву, как раз отметив двадцатипятилетие.

Позднее Громыко говорил, что между летчиком и дипломатом есть нечто общее. Например, умение не терять голову в экстремальных ситуациях. Этим искусством он владел в совершенстве. Его хладнокровию можно было только позавидовать.

В аспирантуре Громыко проучился четыре года, написал кандидатскую диссертацию по экономике социалист-ческого сельского хозяйства, защитил ее в 1936 году и был взят на работу старшим научным сотрудником в Институт экономики Академии наук. Одновременно Громыко преподавал политэкономию в Московском институте инженеров коммунального строительства. В 1938 году в журнале «Вопросы экономики» опубликовал статью, посвященную 90-летию «Манифеста Коммунистической партии», на следующий год журнал поместил его статью о книге Ленина «Развитие капитализма в России».

В период массовых репрессий карьеры делались быстро. В 1938 году Громыко некоторое время исполнял обязанности ученого секретаря института — после ареста его предшественника. Его хотели назначить ученым секретарем Дальневосточного филиала Академии наук. Но Громыко благоразумно отказался и не прогадал.

В начале 1939 года его вызвали в комиссию ЦК, которая набирала кадры для наркомата иностранных дел. Вакансий образовалось много. Прежних сотрудников или посадили, или уволили. В комиссию входили Молотов и Маленков. Им понравилось, что Громыко — партийный человек, из провинции, можно сказать, от сохи, — а читает по-английски. Знание иностранного языка было редкостью. Громыко взяли. А он еще сопротивлялся, не хотел идти по дипломатической линии.