— Если воровать не будешь — не влетит.
Я презрительно хмыкнула и забилась под тулуп. Времени прошло не так уж много, но я начинала засыпать, когда Сашка дёрнул меня за воротник.
— Подъём. Пошли.
Я соскользнула с ящика, сонно хлопая глазами.
— Куда?
— Обратно, в подсобку, — Сашка на ходу прятал в карман куртки хрустящую банкноту.
— Оставил бы меня там, — зевая, промямлила я.
— Тогда бы точно влетело.
Двое шедших нам навстречу парней в зелёных жилетках едва сдержали смех, увидев меня.
— Жена, что ли? — хихикая, спросил один.
— Сестра, — отрезал Сашка.
Он не успел закрыть дверь подсобки, а я уже скинула тулуп и сунула напарнику под нос половинку Камня.
Щелчок — и мы, наконец, оказались в Перехлестье. Я вздохнула полной грудью и расправила плечи. Воздух здесь был свежим, пряным, травяным, и после ароматов склада это было прекрасно. Вокруг простиралась зелёная гладь, а на горизонте возвышалась одинокая, идеально треугольная гора.
— Идём туда, — скомандовал Арес.
Чутье на подвело напарника — близ горы мы столкнулись с парой заблудших, а на склоне сразились с принявшим образ огненного льва духом, очередным центурионом. Ничего особенного, хотя лев вышел у фантома исключительно красивым. Сюрприз ждал нас после выхода. По сути, после Переброса, покидая Перехлестье, я должна была очутиться дома, а Сашка — в подсобке, то есть там, где мы были изначально, но Камень сработал совершенно не так.
Мы стояли посреди припорошенной тающим снегом улицы, между трёхэтажных, разрисованных граффити, кирпичных домов, а впереди, из сероватой дымки, выступал смутно знакомый остов огромного моста.
Какое-то время мы стояли, разинув рты, и смотрели на мост. Потом сзади взвизгнули тормоза, истерично всхлипнул клаксон, и мы резво отскочили в сторону. Темнокожий парень, высунувшийся из окна угловатой, синей тачки, что-то злобно прокричал нам и дал газу.
— И где мы? — Сашка недоуменно озирался.
— Стой, — я ткнула пальцем в сторону моста. — Я там была! Конечно! Это Бруклин!
— Бруклин? — у Сашки брови поползли вверх. — В смысле, мы в Нью-Йорке?
— Да, — я обхватила плечи руками. — Это, наверное, тот баг Камня, про который говорил Ключник. Переброс иногда не…
— Серьёзно? Мы в Нью-Йорке? — Сашка меня не слушал. Завороженный видом, двинулся вперёд. — Как так… Не может быть…
— Саш, — позвала я.
— Глупо, но я с детства мечтал тут побывать. Мать столько о нем рассказывала, — он обернулся, посмотрел на меня, едва сдерживая улыбку, и только тут опомнился. — О. Ты же раздетая.
— Спасибо, что заметил.
Он снял свою куртку и помог мне её надеть.
— Тебе самому не холодно?
— Нет, — Сашка поднял ворот шерстяного свитера, ещё раз оглянулся на мост и протянул мне половинку Камня. Я зажмурилась и, резко выпростав руку, схватила напарника за запястье.
— Пошли, — я проскочила вперёд и потянула его за собой.
— Куда?
— На мост!
— Ты в тапочках! А тут снег!
— Он тает. Быстрее!
Сашка продолжал упорствовать.
— Нам домой надо.
— Не надо. Камень тебе не дам, если не пойдешь. Давай, быстрее!
И мы побежали — прямо по улице до проезжей части, еле дождались светофора и понеслись дальше — мимо припаркованных автомобилей и стеклянных зданий, мимо мокрых деревьев и спешащих по своим делам американцев, мимо парка и мимо здания суда. За считанные мгновения мы добрались до пешеходного перехода на Тиллари-стрит, где, завидев стражей порядка, тут же перешли на шаг. Я не чувствовала холода. Мне даже было жарко. Мы чинно прошли мимо полицейского, который, кажется, даже не обратил внимание на мои тапочки, проскочили между групп туристов и снова побежали, уже не так быстро, но достаточно, чтобы не замерзнуть. Пешеходная улица, Бруклин Бридж Променад, уводила нас все выше, в туманную дымку позднего утра или раннего дня. Только добравшись до первой опоры, мы сбавили ход и, озираясь по сторонам, прошли под припорошенной аркой, за которой располагалась обзорная площадка. Сердце выбивало бешеный ритм, я хватала ртом воздух. Опершись о поручни, переведя дух, я, наконец, смогла оглядеться. Сашка молча стоял рядом. Из дымки с ближайшего берега выступали мерцающие небоскребы. Наверное, сны именно такие, подумалось мне — нереальные, абсурдные, непредсказуемые, сказочные. Вот миг назад мы были на складе посреди русского поля, а сейчас стоим на Бруклинском мосту.
— Ночью здесь очень красиво, — хрипло произнесла я. — Всюду огни, отражаются в воде, на досках, — я тапком топнула по дощатому полу. — Светло, как днём. Небоскребы видно с обеих сторон. А вон там, внизу, на площадке, туристы… Щелкают…
Меня начинало трясти. Тепло как-то резко ушло, и я поняла, что почти не чувствую ног.
Сашка, облокотившись о поручни, смотрел вниз. По выражению его лица я не смогла угадать, что он чувствует. Я продвинулась к нему.
— Не слишком тебя утомила? — зубы на последнем слове отбили дробь.
Сашка вздрогнул, будто очнувшись, и непонимающе посмотрел на меня.
— Что ты сказала? Эээ, ты похожа на сосульку. Вся синяя. Нам не пора домой?
Ничего не ответив, я протянула ему половинку Камня. Щелчок, и меня бросило на собственную кровать. Мгновение я пялилась в потолок, силясь понять, приснился ли мне сон или мы сейчас на самом деле были в Бруклине. Но, во-первых, сны мне никогда не снились; во-вторых, на мне была Сашкина куртка, и, в-третьих, мои тапочки насквозь промокли, а ноги под домашними брюками заледенели. В голове было пусто, на душе тоже. Раскачавшись, я поднялась, доползла до туалетной комнаты, набрала теплую ванну и сидела в ней, пока вода не остыла, а потом прямо в халате забралась под одеяло.
Телефон чирикнул. Писал Сашка. У меня от волнения задрожали руки.
"Куртку завтра захвати".
Я отшвырнула телефон и с головой залезла под одеяло.
***
— Что-то ты плохо выглядишь, — заметила Настя.
— Простыла, — я опустила голову на раскрытую тетрадь. — Всё болит. Голова, спина, ноги. Даже нос.
— Отпросись.
— Вот ещё.
— А вдруг меня заразишь? А мне выступать через полторы недели.
— Надень маску, — я хрипло хихикнула и громко шмыгнула носом.
Настя картинно поморщилась.
— Если я заболею, я тебе придушу.
— Договорились.
— Блин, Львова! Убери тюки с прохода! — рявкнул Макс, в последнюю секунду перепрыгивая через пакет с Сашкиной курткой.
— Ой, Хоббит, отстань, — прогундосила я, поворачивая голову в его сторону. — Кому надо — обойдут.
— Ну да, не всем же перед тобой падать, как Ящик, — отозвался Макс, останавливаясь возле моей парты. — Репетиция сегодня в два.
— Что ты там про меня мелешь? — Ящик откинулся на стуле и недовольно воззрился на Макса.
— Да видел вчера, как ты четыре раза перед Львовой навернулся.
— И что? У меня нога травмирована.
— Да ничего я тебе не говорю, Ящик, — Макс прищурил один глаз и, посмотрев на меня, покачал головой. — Меня больше Львова удивила — даже руки другу не подала.
Я приложила ладонь к глазам.
— Макс, ты не знаешь…
— Её руку Кирсанов держал, — зло перебил меня Ящик.
Я не шелохнулась, только пнула Настю под партой, потому что подруга шумно вздохнула, готовясь вступить в перепалку.
— Знаешь, пословицу: "Старый друг лучше новых двух"? — не унимался Макс.
Я убрала руку с глаз и мрачно посмотрела на старосту.
— Не лезь не в свое дело.
В класс зашел Сашка.
— Какая ты вежливая сегодня, — Макс, скрестив руки на груди, проводил его взглядом. — Повторяю! Для тех, кто в танке! Репетиция в два.
— Пойдешь? — тихо спросила Настя.
— Нет, — я снова легла на парту. — У меня нет сил с ними бодаться.
Чувствовала я себя не сказать, что плохо, но ощущение болезни нарастало, и меня это раздражало. Классная отпустила меня с репетиции без лишних вопросов, еще и отругав за то, что с соплями пришла в школу.
