Тёмная комната — услада для глаз. Узкая полоска света из гостиной — чужеродный загрязнитель. Это словосочетание из мультика про роботов Мэгги ввела в наш обиход, называя так все посторонние пятна — на одежде, детских личиках, поверхностях… Позже, оно стало нарицательным для «всего того, что не то». Полоска света, к примеру, может быть «чужеродным загрязнителем». Как и звук работающего телевизора. Приглушённого разговора. Громоподобного урчания над головой.

— Боб, замолчи. Ты как ракета на старте. И слезь. Мне жарко.

Урчание стихло. После не менее громкого зевка Боб спрыгнул на пол.

Кошки всегда ложатся туда, где человеку больно. У меня ломило виски, саднило горло, а лицо пылало, словно газовая горелка. Лёжа на подушке кот вроде как лечил меня. Я прогнала свой личный сорт антибиотика.

— Ладно, извини.

Полоска света расширилась, когда Боб вышел из спальни. Я знала, что это всего лишь телевизор и небольшая лампа у дивана, но всё равно зажмурилась.

Под окнами проехала машина, где-то вдалеке завыла полицейская сирена. По телевизору заиграла реклама соуса для пасты. Мотив из неё навязчив, как прилипшая к зубам тянучка. «Да, думаю, сильная простуда… Нет, прилетать не нужно. Всё под контролем». Теперь это сеть автозаправок. Здесь мелодия лучше, и парень с пистолетом похож на ковбоя Мальборо. «В прошлый раз было две таблетки… Нет, Мэгги, я точно помню: по две таблетки три раза в день. Хорошо, я уточню в аптеке». Ту-туруту ту-ту. Выпуск новостей. Почему никто не слышит, что мелодия к его началу похожа на заглавную тему «Звёздных войн»? Композитор — чёртов плагиатор. «Перестаньте волноваться и спокойно отдыхайте. С Рождеством, кстати… Да, спасибо… Она позвонит завтра».

Замечательно.

Вернее, хо-хо-хо!

Я начала передвигаться к краю кровати, стараясь как можно дольше остаться в горизонтальном положении. Первыми я спустила ноги, потом попыталась сесть. Меня зашатало, но через несколько мгновений всё пришло в норму.

Встать с первой попытки не получилось. В третий раз комната кружилась лишь самую малость. Первый шаг сделать было тяжело, а все последующие — легче.

На полпути к двери с меня начали сползать штаны. Я едва не рухнула, запутавшись в них. Завязки не прощупывались, и для того, чтобы иметь возможность передвигаться, пришлось заправить в штаны свитер.

Прошаркав в гостиную, я никого там не обнаружила. И телевизор не работал. По спине побежал холодок: может, мне всё приснилось? И вчерашняя ночь, в том числе. Может, Дэвида не было здесь, когда я вернулась домой?

Дрожащими руками я помассировала виски. Голова нещадно гудела, как после изрядной дозы алкоголя.

— Зачем ты встала?

Я вздрогнула и обернулась.

Он стоял в коридоре. В тёмном костюме и небесно-голубой рубашке. Спокойный, сосредоточенный и очень красивый. И пусть его лицо было гладко выбрито и на голове полный порядок, круги под глазами и нервно сжатые губы доказывали, что эта ночь для него не прошла даром.

Я так долго рассматривала Дэвида, что не сразу заметила в его руках пальто.

Значит, он уходит.

— Встала, — просипела я и уткнулась взглядом в свои носки.

— Замечательный ответ. Не такой избитый, как «потому что». Надо взять на вооружение.

Я подняла на него удивлённый взгляд: вот уж не думала, что сейчас подходящее время для сарказма.

К моему удивлению, его мужественное лицо ничего не выражало. Давненько я не видела Дэвида таким непроницаемым… далёким. А как же его слова про уходящий поезд? Когда я успела сорваться с подножки?

Он надел пальто и погремел в кармане ключами.

— Мне надо идти.

— Ладно.

Действительно, уходит.

От потери и гнева внутри меня всё загудело. Болезненная потребность остановить его вырвалась в стон, который я остановила, прикусив губу. Чтобы не потянуться к Дэвиду, пришлось засунуть руки в карманы и отвернуться.

Значит, вот как уходят любимые. А я-то думала, что все оттенки боли мне уже известны.

Я, скорее почувствовала, чем услышала, как он подошёл ко мне. Разумеется, Дэвид должен был что-то сказать напоследок. Что-то, что окончательно уничтожит меня и разобьёт моё сердце. Я мысленно попросила его не делать этого, уверенная, что так он расслышит меня гораздо лучше, нежели если я скажу это вслух. Вернее, прокричу. Прорыдаю.

— Пожалуйста, не делай глупостей. Не скачи по квартире, не принимай душ и поскорее вернись в постель. Сэм привезёт лекарства и продукты. Я передам ему свои ключи, так что, если заснёшь, он тебя не побеспокоит. Захочешь пить — на кухне есть сок. Кот накормлен. Завтра, когда проснёшься, позвони Мэгги. Она волнуется.

— А ты?

— Просто делай, как я сказал, и всё будет хорошо, — проговорил он немного мягче.

Когда вы чувствуете нестерпимую потребность что-то сделать, то лучше делать это немедленно. По крайней мере, в случае неудачи, всё можно будет списать на спонтанность.

Со словами так же.

— Ты меня бросаешь?

Он вдруг резко схватил меня за плечи, повернул к себе и довольно ощутимо встряхнул.

— Никогда не равняй меня с ним, ты слышишь, Бет? Никогда больше!

— Мне больно!

Так же неожиданно Дэвид отпустил меня.

— Мне тоже.

Наши взгляды схлестнулись. И за маской игрока в покер всего на одно мгновение я увидела то, что он всеми силами старался от меня скрыть — горечь, уязвимость и сомнение. Острым ножом боль полоснула меня по сердцу и буквально бросила к Дэвиду. Я обернулась вокруг него, обхватывая руками и прижимая к себе. Он замер, обездвиженный моим натиском, а я впечатывалась в него всем телом. Желание, если не объяснить, то показать ему как сильно он мне нужен, оказалось нестерпимым.

Так мы и стояли: он не шевелился, а я гладила его, тёрлась о него, как кошка; целовала. Это продолжалось достаточно долго, и с каждой секундой, что Дэвид не обнимал меня в ответ, я понимала, что времени для нас двоих остаётся всё меньше.

Наконец, его руки оказались сначала на моей спине, потом поднялись выше — через плечи и шею к лицу. Он обхватил его ладонями и заставил посмотреть на себя. Его глаза шарили по мне: по лбу, глазам, губам.

— То, что ты сказала прошлой ночью…

— Да… — выдохнула я, кладя свои ладони поверх его рук.

— Скажи ещё раз. Только знай — обратного пути не будет.

Я не совсем понимала, о каком обратном пути он говорит. Для меня был один путь — рядом с Дэвидом. Направление ни столь важно.

— Я люблю тебя, — прошептала я, смотря ему прямо в глаза.

Он не отпускал меня, а я и не хотела, чтобы отпускал. Обмажьте нас гипсом, отлейте в бронзе — я хочу стоять так вечно.

Я даже не сразу заметила, как затаила дыхание в ожидании ответного признания, и когда его не последовало ни через мгновение, ни после, меня постигло глубочайшее разочарование.

— Для тебя этого недостаточно, так ведь?

Его глаза сузились, а губы приоткрылись. Дэвид явно собирался что-то сказать. Мне ни оставалось ничего другого, как ждать. И чем дольше он не говорил, тем меньше было шансов, что вообще что-то скажет.

Этот маятник эмоций, качающийся от надежды к унынию, от радости к печали, окончательно меня доконал. Я с силой скинула с себя руки Дэвида.

— Ты выслушаешь меня здесь и сейчас. Потом ты уйдёшь, а я останусь здесь. Выпью сок, позвоню сестре и дождусь Сэма. А ты уйдёшь, потому что тебе куда-то надо идти. — Последние слова я проговорила с нажимом. — Но там, где ты будешь, ты будешь думать о том, что я скажу тебе, Дэвид. Сейчас скажу. И ты меня выслушаешь.

Мой взгляд скользнул на его по-мужски твёрдые губы. В голове пронеслись картинки, как эти губы целовали меня, ласкали, нежили. Как и взгляд этих тёмно-серых глаз, что смотрели на меня из-под сурово сомкнутых бровей.

— Никто не может заставить вас почувствовать себя униженным без вашего согласия. Так, кажется, говорят? Я не должна была позволять себя целовать. Он пришёл извиниться — так, по крайней мере, оно и было вначале. И я была этому рада. Это как прочитанная книга — закрытая, но не поставленная на полку. Джеймс пришёл, я его выслушала и сделала это — поставила книгу на полку. — Я рубила воздух ребром ладони, отображая каждый этап. — А потом он увидел тебя и решил, что меня можно использовать ещё раз.