– А вы не любите, что ли?

– Люблю. Вернее, любил. Когда-то.

– Последний раз был давно?

– Семь лет назад.

Эндрю отставил пинту и вытаращился:

– Разыгрываете?

– Я же сказал о гибели моего друга.

– И с тех пор ничего не было?

– Вас это удивляет?

– Да просто охереть!

Я промолчал. Мой собеседник, видимо, даже не понял всю бестактность своей реплики.

– Наверное, так хочется, аж скулы сводит! – громко сказал Эндрю, и пара за соседним столиком окинула нас презрительным взглядом. Кое-что не менялось совсем.

– Да нет, – тихо ответил я.

– Не верю!

– Правда.

– Если вам и впрямь сорок девять, лавочку закрывать рановато.

– Самое смешное, что за последние дни вы уже второй человек, который мне об этом говорит.

– А кто первый?

– Миссис Гоггин.

– Кто это?

– Я уже говорил – заведующая буфетом.

– Каким буфетом?

– Парламентским!

– Ах да, что-то припоминаю. Кажется, она собиралась на пенсию?

– Да, и вы были на проводах!

– Точно. Теперь вспомнил. Наверное, мой приход ее страшно обрадовал, но я не мог остаться.

– Я с вами поздоровался, вы не ответили.

– Не видел вас. Ну и как она?

– Что – как?

– Ушла на пенсию?

– Конечно. А зачем, по-вашему, устраивают проводы?

– Не знаю. Куча народу заявляет о завершении карьеры, но никуда не уходит. Возьмите Фрэнка Синатру.

– Нет, она ушла. – Разговор меня уже утомил. – Ну ладно. Вы, я полагаю, холост?

– С чего вы так решили?

– Потому что вы пригласили меня на свидание.

– А, да. Ну вроде как.

– Что это значит?

– Это значит, я открыт для предложений, – ухмыльнулся он. – Если они будут.

– Я на минутку отлучусь, – сказал я, желая передохнуть в одиночестве.

Вернувшись из туалета, на столе я увидел новые пинты и смирился с тем, что общение наше продолжится.

– Нынче в Ирландии многое изменилось, – сказал я, надеясь перевести разговор в разумное русло. – В смысле, для геев. В дни моей молодости их жизнь была просто невыносима. И даже кошмарна. Сейчас, мне кажется, стало полегче.

– Да не особо, – тотчас возразил Эндрю. – Законы по-прежнему против нас. И сегодня нельзя пройтись под руку с мужчиной – рискуешь, что тебе проломят голову. Да, теперь есть и другие бары, кроме «Джорджа», мы вроде как вышли из подполья, однако лучше не стало. Правда, законтачить теперь легче. Кое-что найдешь онлайн. Чаты, сайты знакомств.

– Где найдешь? – переспросил я.

– Онлайн.

– А что это? На какой такой линии?

– Во Всемирной паутине. Слыхали о ней?

– Чуть-чуть.

– Это будущее. В один прекрасный день все мы окажемся онлайн.

– Зачем?

– Кто его знает. Для утех.

– Заманчиво. Прям не терпится.

– На мой взгляд, больших улучшений нет, но они могут быть. Нужны серьезные изменения в законодательстве, однако на это уйдет время.

– Если б нашелся такой политик, который выступил бы открыто и запустил процесс.

– На меня не рассчитывайте. Вмиг лишишься голосов. К этой теме я не подойду на пушечный выстрел. И потом, нынешняя молодежь не стесняется своих склонностей. Она и не думает таиться, что, на мой взгляд, весьма современно. Вот вы открывались перед родителями?

– Я их не знал, я приемыш.

– Ну перед приемными родителями?

– Моя приемная мать умерла, когда я был ребенком. Приемному отцу я ничего не говорил, однако благодаря кое-каким обстоятельствам, которыми сейчас не стану вас утомлять, он все узнал, когда мне было двадцать восемь. Признаться, его это ничуть не волновало. Он большой оригинал, но отнюдь не узколобый фанатик. А вы родным поверялись?

– Моя мать тоже умерла. У отца Альцгеймер, так что ему поверяться бессмысленно.

– Понятно. А братьям и сестрам? Им вы сказали?

– Нет. Они бы, наверное, не поняли.

– Они вас старше или моложе?

– Брат старше, сестра младше.

– Но ваше поколение не придает этому такое уж большое значение, правда? Почему же не сказать?

Эндрю пожал плечами:

– Вопрос сложный. Я бы не хотел в него углубляться.

– Ладно.

– Еще выпьем?

– Давайте.

Он направился к бару, а я раздумывал, стоило ли мне сюда приходить. Конечно, Эндрю был слегка назойлив, однако, спору нет, недурен собой, и я почувствовал, что искра желания во мне не угасла, как я ни старался ее затоптать. Кроме того, было лестно, что мною заинтересовались. Эндрю стал депутатом совсем недавно, но многие уже прочили ему пост министра в обозримом будущем. Его ценило партийное начальство, он хорошо выступал и часто появлялся в дискуссионных телепрограммах. При следующей кадровой перетруске его ожидала должность замминистра как минимум. Такого еще не бывало, подумал я. Гей взбирается по карьерной лестнице ирландской политики. И вот, имея такие перспективы, он, однако, пригласил меня.

– Почему вы предпочли «Желтый дом»? – спросил я, когда он вновь уселся за столик. – Вы, кажется, живете на северном берегу?

– Да, верно.

– Тогда почему мы здесь?

– Я подумал, так вам будет удобнее.

– Но я-то живу на Пемброк-роуд. Могли бы пойти в «Ватерлоо» или еще куда.

– Я не люблю выпивать в своем округе, – сказал он, меняя причину. – Непременно кто-нибудь привяжется с жалобой на разбитую дорогу и непомерный счет за электричество или попросит прийти на школьные состязания и вручить награды победителям. Оно мне надо?

– Но в этом и состоит работа депутата.

– Это лишь ее часть, которая мне не интересна.

– А что вам интересно?

– Карьера. Хочу забраться как можно выше.

– И что потом?

– В смысле?

– Ради чего взбираться на самый верх? Вас же не привлекает власть ради власти?

– Почему нет? В конечном счете я хочу стать премьер-министром. И я уверен, все получится. Я умен. Способен. Меня поддерживает партия.

– Но зачем? Чего вы хотите достичь в политике?

Он покачал головой:

– Послушайте, Сирил, поймите меня правильно. Я не прочь творить благо для своих избирателей и страны. То есть это было бы, наверное, здорово. Но задали бы вы такой вопрос человеку другой профессии? Будь я учителем и заяви о своем желании занять кресло директора школы, вы бы сказали – молодец! Будь я почтальоном и скажи, что хочу стать начальником всей почтовой службы, вы бы восхитились моими амбициями. Разве в политике иначе? Почему я не могу просто взбираться к вершинам власти? Удастся сделать что-нибудь хорошее – прекрасно, не удастся – я получу кайф от своего высокого положения.

Я задумался. Доводы его казались нелепыми, однако найти в них изъян не получалось.

– Вы сознаете всю трудность задуманного? – спросил я. – Я о вашей склонности. Вряд ли Ирландия готова принять гея в роли министра, не говоря уже о председателе правительства.

– Как я уже сказал, я не наклеиваю себе ярлыки. И потом, есть всякие обходные пути.

Я кивнул, желая поскорее распрощаться, и тут вдруг меня осенило. Как будто вспыхнула лампочка.

– Можно вопрос? – спросил я.

– Да ради бога.

– У вас, часом, нет подруги?

Эндрю откинулся на стуле, явно удивленный.

– Конечно, есть, – сказал он. – Как не быть? Я привлекательный и в полном соку, у меня прекрасная работа.

– Значит, девушка есть, – сказал я, словно подводя итог. – И отсутствие ярлыков ее, как видно, ничуть не беспокоит.

– О чем вы?

– Она считает вас натуралом?

– Это личный вопрос, вам не кажется?

– Эндрю, вы пригласили меня на свидание. И вот я здесь. Поэтому, на мой взгляд, вопрос уместен.

Он секунду подумал и пожал плечами:

– Знаете, она ни о чем не спрашивала. А меньше знаешь – лучше спишь.

– О господи!

– Что?

– Еще скажите, что вы с ней собираетесь пожениться.

– Да, собираемся. В июле. Если карта ляжет, на свадьбу заполучу премьер-министра с женой.

Я рассмеялся:

– Ну вы ловкач! Но зачем, скажите на милость, вам жениться, если вы гей?