– Если только за примерное поведение меня не выпустят раньше.

– Окажите любезность, Чарльз, не будьте паинькой, хорошо? Отсидите весь срок. Этим вы облегчите мне задачу.

– Ладно, я не против. Как-нибудь за завтраком устрою бучу, и тогда уж – от звонка до звонка.

– Спасибо. Весьма признателен.

– Пустяки. Куда нынче отправимся?

– Наверное, вы останетесь здесь. Кажется, по вторникам у вас уроки живописи?

Чарльз гадливо сморщился:

– Я их бросил. На этюдах с натуры нам голышом позировал отвратительно жирный изготовитель фальшивых паспортов, весь в наколках. Даже на члене у него выколото слово «мать» – вот уж радость для Фрейда. Мне хотелось ослепнуть. Тебе-то, поди, понравилось бы. Или этому, Джулиану. Слюной бы изошел.

– Ну, возвращайтесь в камеру и подремлите, – сказал я. – Короткий сон вас освежит.

– Пожалуй. Ночью я не спал совсем. А ты что будешь делать?

– Не знаю. Может, схожу в кино. Предполагалась встреча с Лиамом, но он ее отменил. Опять.

– Кто такой Лиам?

– Мой сын.

– Я думал, его зовут Инки или как там.

– Игнац. Это другой сын.

– Ну ты ходок! – восхищенно ухмыльнулся Чарльз. – Весь в меня! Сколько детей ты настрогал с разными бабами?

Я улыбнулся, встал и протянул ему руку. Пожатие его было не таким крепким, как раньше.

– Я не маразм, – сказал он тихо и даже умоляюще. – Просто кое-что путаю. Старость. Она ко всем приходит. И к тебе придет, помяни мое слово.

Я промолчал. На обратной дороге я думал, как сильно он заблуждается. Старость не пришла к Мод, Джулиану, Бастиану. И к сотням молодых мужчин и женщин, которых в разгар эпидемии я навещал в Нью-Йорке. Старость приходила далеко не ко всем. И я не знал, придет ли она ко мне.

Мой телевизор сломался, и я пошел смотреть футбол в баре «У Дохени и Несбитта» на Бэггот-стрит. Матч этот вызвал ажиотаж и всеобщее помешательство. Еще в прошлую субботу игроков английских «Арсенала» и «Ливерпуля» проклинали, а нынче боготворили, потому что благодаря предкам, полвека назад покинувшим родину, они надели футболки сборной Ирландии.

Разумеется, бар был полон народу, но я, заказав пинту, отыскал угловой столик с хорошим обзором экрана. Чтобы убить время до начального свистка, я, прислонив костыль к стене, достал из кармана последнее творение Игнаца в серии «Флориак Ансен» и открыл страницу, на которой остановился вчера. Путешествующий во времени герой перенесся в ледниковый период, где взбаламутил эскимосов, понапрасну обучавших его, убежденного вегетарианца, подледному лову. Я одолел всего пару страниц, когда в телевизоре включили звук и все головы повернулись к большому экрану под потолком. Команды вышли на поле. Отзвучали гимны, от яркого солнца, заливавшего стадион «Гиганты», игроки щурились, комментатор пенял на жару, которая на руку итальянцам, но не нашим, не привычным к такой благодати.

Возле стойки я заметил двух парней, которые с пинтами в руках выглядывали себе местечко на ближайшую пару часов. С одним из них я встретился взглядом, и мне ничего не осталось, как показать на свободные стулья за моим столиком. Парень глянул на приятеля, что-то ему сказал, и через минуту они сидели рядом со мной.

– Вот уж не ожидал тебя здесь встретить, – сказал я как можно дружелюбнее.

– Я тоже, – ответил Лиам. – Не знал, что вы интересуетесь футболом.

– Нынешний матч никого не оставит равнодушным. Тебя сочтут предателем, если завтра на работе ты не сможешь обсудить каждый финт, увиденный по телевизору.

Лиам отхлебнул пива и глянул на экран.

– Джимми, познакомься: это Сирил, – представил он меня приятелю, своему ровеснику медвежьего облика. Я легко вообразил, как после регбийного матча в Доннибруке этот здоровяк не моргнув глазом заглатывает десяток пинт «Гиннесса». – Мой… – он с трудом справился с фразой, имевшей единственное легитимное завершение, – отец.

– Твой старик? – Озарившись искренней радостью, Джимми чокнулся с моим стаканом. – Приятно познакомиться, мистер Вудбид.

– Вообще-то я Эвери. Пожалуйста, называй меня Сирилом. Я не привык к обращению «мистер Эвери».

– Сирил? Сейчас редко услышишь это имя. Оно старинное, да?

– Видимо, так. Я-то древний.

– А сколько вам?

– Сорок девять.

– С ума сойти!

– И не говори.

– Я думал, столько не живут. Поэтому вы с костылем? Коленки уж не держат?

– Кончай, а? – сказал Лиам.

– Слушай, а ведь твой папаня одногодок с моей матушкой. – Джимми ткнул его в бок. – Сирил, вы женаты или свободны? Месяц назад маманя порвала со своим дружком, и с тех пор жить с ней – чистый кошмар. Не желаете куда-нибудь ее сводить? Угостите пиццей и парой пива. Она у меня неприхотлива.

– Пожалуй, нет, – сказал я.

– А чего так? – Джимми как будто обиделся. – Для старухи она еще очень даже ничего.

– Не сомневаюсь, но вряд ли мы друг другу подойдем.

– Тянет на молоденьких, да? Уважаю, раз вы еще способны оттянуть.

– Женщины его не интересуют, – сказал Лиам.

– Как такое может быть? Он ведь еще живой. Вон, дышит. Пускай коленки хрустят, но машинка-то работает, верно?

– Они его не интересуют, – повторил Лиам. – Вообще. Соображай.

Парень задумался.

– В смысле, он голубой, да? – Джимми посмотрел на меня и вскинул руки: – Без обид, Сирил.

– Никаких обид.

– Я ничего не имею против голубых. Пусть хоть все вокруг будут голубые. Мне больше бабочек достанется.

Я рассмеялся и прихлебнул пиво. Даже Лиам скупо улыбнулся, что я видел не часто.

– Неподалеку от меня живет парень, он из ваших, – продолжил Джимми. – Алан Дилейни, знаете его?

– Нет.

– Высокий такой. Брюнет. Кривой на один глаз.

– Нет, не припомню. Но мы, знаешь ли, не устраиваем слеты.

– А что так? Хороший способ с кем-нибудь познакомиться.

Не такая уж глупая мысль, подумал я.

– Он славный парень, этот Алан. Тот еще затейник. Кого только к себе не водит! А вам какие мужики нравятся? Ничего, что я спрашиваю?

– Сейчас – никакие, – сказал я. – Мне и одному хорошо.

– Так не годится. Вы старый, но ведь не развалина. Хотите, познакомлю с Аланом?

В поиске поддержки я посмотрел на Лиама, но его, похоже, забавляли этот диалог и мой конфуз.

– Дайте свой телефон, Сирил, – сказал Джимми. – Вон, запишите на картонке. А уж я постараюсь, чтоб Алан его получил.

– Право, в этом нет никакой…

– Давайте номер, – не отставал Джимми. – В таких делах я мастак. Сосватаю вас запросто.

На пивной подставке я записал первые пришедшие в голову цифры – так было проще с этим покончить. Джимми спрятал картонку в карман.

– Если у вас все сладится, Сирил, проставитесь пивом.

– Охотно, – сказал я.

– Вас всегда тянуло к мужикам? – спросил Джимми.

– О господи! – простонал Лиам. – Это когда-нибудь закончится?

– Я просто спрашиваю. Питаю глубокий интерес к половым вопросам.

– Угу, ищешь приключений на свою задницу.

– Да, меня всегда тянуло к мужчинам, – сказал я.

– Однако разок воткнули и женщине. Дабы произвести на свет сей великолепный мужской образчик.

– Слушай, хватит, а? – вскипел Лиам. – Смотри футбол.

– Так еще не началось.

– Тогда смотри рекламу и помалкивай.

– Когда же и поговорить, как не во время рекламы? – Минуту Джимми передохнул и продолжил: – Значит, матушка Лиама – ваша единственная женщина?

Я заметил, что ответ как будто интересует и Лиама.

– Да, – сказал я, сам не особо понимая, почему так откровенничаю перед посторонним человеком с его простодушными вопросами. – Единственная.

– Чтоб я сдох! – изумился Джимми. – Уму непостижимо. Я-то приближаюсь к двузначному числу.

– Пятерке далеко до двузначных чисел, – сказал Лиам.

– Пошел ты! – взъярился Джимми. – Не пять, а шесть!

– Минет не считается.

– Еще как считается! И потом, пять – все лучше, чем твоя разнесчастная двоечка.