– Той самой бабушке, что сплавила его с рук долой? – спросил я.

Игнац достал бумажник, вытряхнул из него все, что там было, – тысяч двадцать-тридцать толаров – и отдал старухе. Та бесцеремонно схватила купюры и, скатав их в рулон, спрятала за пазуху.

– У самого денег куры не клюют, – бормотала она, – а мне какие-то жалкие крохи.

Пес мгновенно вскочил, когда старуха поднялась и поволокла сумку-тележку дальше по улице. Я проводил ее взглядом, Игнац отвернулся.

– Неожиданная встреча, – сказал я. – Как ты?

– Нормально.

– Ты знал, что увидишь ее?

– Предполагал. У нее заведенный порядок. Каждый день ходит неизменным маршрутом. Ходила, по крайней мере. – Он помолчал. – Я ведь не рассказывал, почему уехал из Словении?

– Ты говорил, после смерти матери бабка не захотела тобой заниматься.

– Это не вся правда. Какое-то время я жил у нее.

– И почему не остался?

– Потому что она ничуть не лучше моего отца. Тоже на мне зарабатывала.

– То есть?

– Тем же способом. Тут было полно мужиков, которые, устав от жен, искали какого-нибудь разнообразия. Как-то раз с одним из них бабка меня застукала. Я был совсем пацан. Увидев, что происходит, она прикрыла дверь и ушла в кухню. От злости швыряла кастрюли и сковородки. Но пальцем не шевельнула, чтоб меня выручить. Потом отлупила, обозвала мерзким никчемным говнюком. А затем смекнула, что я могу стать источником дохода. Я был смазливый парнишка. Хорошенький. Раз уж ты вожжаешься с мужиками, сказала она, отныне будешь это делать под моим началом и деньги отдавать мне.

– Боже мой! – Я отставил бокал.

– Она торговала не только мной. Были и другие. Один мой одноклассник от нее сбежал и утопился в Драве. На панихиде мужики, которые нас трахали, сокрушались о его погибшей душе и выражали соболезнования его матери, словно сами ни в чем не виноваты. После этого и я решил сбежать, но топиться не собирался. Нет, у бабки я украл деньги на билет. Поезд привез меня в Прагу. Чтобы выжить, я занимался тем единственным, что умел делать. Но теперь хоть деньги доставались мне. Потом перебрался в Амстердам. Я вовсе не думал там задерживаться. Просто не знал, куда еще податься. Я слышал, там живет мой отец, и надеялся, что он мне поможет. Выправит мою жизнь. Но он оказался не лучше бабки. Я же хотел оставить Марибор как можно дальше. В конце концов получилось. Все это в прошлом. И вот он я нынешний. Благодаря тебе и Бастиану.

Мы еще долго сидели, молча пили пиво. Потом вернулись в Любляну и ближайшим рейсом вылетели в Дублин.

Прошел месяц. Я обедал в парламентском буфете, когда вдруг ко мне подсела депутат фракции «Солдаты судьбы». Я удивился, поскольку прежде эта весьма бестолковая слуга народа со мной никогда не заговаривала, а сейчас радостно улыбалась, словно встретила старинного друга. То и дело она поглядывала на свой пейджер, как будто надеясь, что сигнал его придаст ей значимости.

– Как поживаете, Сесил? – спросила дама.

– Меня зовут Сирил, – сказал я.

– А разве не Сесил?

– Нет.

– Или вы просто фордыбачите?

– Могу показать именной значок, если угодно.

– Не надо, верю, – отмахнулась депутат. – Пусть Сирил, если вам так больше нравится. Что читаете?

Я показал обложку – «История ночи» Колма Тойбина. Роман я купил давно, но до сих пор всё руки не доходили.

– Я не читала. – Дама взяла книгу и посмотрела аннотацию. – Интересная?

– Да.

– Стоит прочитать?

– Это уж вам решать.

– Может, надумаю. А вы читали Джеффри Арчера[62]?

– Нет, – сознался я.

– Он классный! Рассказывает историю, что я и люблю. А этот ваш рассказывает? Или на двадцати страницах описывает цвет неба?

– Пока что не описывал.

– Слава богу. Я люблю писателей, которые не рассуждают о небе. Джеффри Арчер, я думаю, на него вообще не смотрит.

– Тем более что сейчас он сидит в тюрьме, – добавил я.

– Небо голубое, – объявила депутат. – Вот и все.

– Не всегда, – возразил я.

– Всегда. Не валяйте дурака.

– Ночью оно не голубое.

– Хорош, а?

– Ладно.

Может, она с кем-нибудь меня спутала, подумал я. Приняла за коллегу? Если заведет речь о голосах избирателей и внутрипартийных кознях, надо указать ей на ошибку.

– Ну вот что, Сирил. Будьте умницей, отложите книгу и давайте поговорим. Я рада, что мы пересеклись. У меня хорошие новости. Нынче ваш счастливый день.

– Правда? И в чем счастье?

– Хотите, чтоб ваша жизнь изменилась к лучшему?

Я откинулся на стуле и скрестил руки, ожидая вопроса, верю ли я, что Иисус Христос принял муку за меня лично.

– Моя жизнь меня вполне устраивает, – сказал я.

– Но могла бы быть лучше, правда? Как у всякого. Моя, например, могла бы стать лучше. Хорошо бы меньше работать! Хорошо бы меньше нянчиться с избирателями!

– Хорошо бы волосы перестали редеть! – подхватил я. – Вот было бы здорово! Хорошо бы читать без очков, как раньше!

– Тут я ничем не смогу помочь. Вы обращались к министру здравоохранения?

– Нет. Вообще-то я пошутил.

– Такие проблемы по его части. Я же имею в виду кое-что интимнее.

О господи, подумал я. Она меня клеит.

– Надеюсь, под словом «интимнее» вы не подразумеваете…

– Попридержите лошадок, будьте умницей. Вы не даете мне рта раскрыть. – Дама осмотрелась по сторонам, выглядывая официантку, и, не увидев ее, принялась щелкать пальцами. Депутаты за соседними столиками презрительно сморщились.

– Зря вы так, – сказал я. – Это невежливо.

– Единственный способ привлечь внимание обслуги. С уходом миссис Гоггин здесь воцарился бардак.

Через минуту-другую к нам подошла официантка с видом человека, пресытившегося жизнью.

– Чего расщелкались? – спросила она. – Чего расшумелись?

– Извините, – сказал я.

– Дорогуша, принесите нам чайку. – Моя собеседница коснулась руки официантки, которую, судя по значку, звали Хасинтой. – Горячего и крепкого, будьте умницей.

– Сами возьмите. Не знаете, где налить? Новенькая, что ли?

– Я тут второй срок, – надулась депутат.

– Тогда должны знать порядок. А чего вы тут расселись? Кто вас сюда посадил?

– Что значит – кто посадил? – гневно оскорбилась дама. – Я вправе сидеть где пожелаю.

– Вы должны сидеть, где велено. Вон, садитесь за столик своей фракции и не выпендривайтесь.

– Ох, нет на вас миссис Гоггин!

– Теперь я здесь миссис Гоггин. Новая. Так что сами наливайте себе чай. Подавальщиков не дождетесь. И в следующий раз садитесь на отведенное вам место или вообще не приходите. – С этим Хасинта отбыла.

– Это ж надо! – сказала дама ошеломленно. – Полный беспредел. А я тут с ног сбилась, устраивая лучшую жизнь для такого вот рабочего класса. Вы видели мою недавнюю речь?

– Речь видеть нельзя, – поправил я. – Можно только слышать.

– Не цепляйтесь к словам, вы прекрасно поняли.

Я вздохнул.

– Чем могу быть полезен? Вам что-то нужно в библиотеке? В два часа я буду на своем рабочем месте. А пока… – Я раскрыл книгу, где как раз дошел до пикантного эпизода и не хотел потерять его нить.

– Вы можете быть полезны, Сесил.

– Сирил.

– Да, Сирил. – Дама тряхнула головой. – Надо затвердить. Сирил. Бельчонок Сирил.

Я скривился:

– Если можно, без этого.

– Вы вдовец, если не ошибаюсь? – Она улыбнулась, точно Чеширский Кот.

– Ошибаетесь. Я в разводе.

– Да? – Дама как будто расстроилась. – А я думала, жена ваша умерла.

– Вынужден вас огорчить. В полном здравии она поживает себе на Дартмут-сквер.

– Не умерла, значит?

– По крайней мере, в нашу последнюю встречу была жива. В воскресенье мы вместе обедали, так она просто излучала здоровье. И язвительность.

– Что вы делали?

– Вместе обедали.

– Зачем?

Я уставился на нее, гадая, к чему весь этот разговор.