Остров Лесбос
– Из всех женщин Ирландии ты выбрал для случки жену человека, который пытался спасти тебя от тюрьмы, – после ухода гостей сказала Мод, прихлебывая виски.
Они с Чарльзом сидели в гостиной, а я подслушивал, затаившись на лестнице в вестибюле. Тон Мод являл собой ядовитую смесь гнева, недоумения и раздражения. Со своего наблюдательного поста я видел приемного отца, который осторожно ощупывал набрякавший синяк на скуле. Временами Чарльз, точно ящерица, высовывал язык, обследуя выбитый передний зуб и рассеченную губу, измазавшую кровью подбородок. Спасаясь от наплывавших волн табачного дыма, он отвернулся и, заметив меня, вяло пошевелил пальцами, как узник-пианист, которого заставляют по памяти сыграть самую мрачную сонату Шопена. Похоже, мое присутствие и фарс за ужином его не особо тревожили.
– Макс мог тебя спасти, – повысила голос Мод. – И что важнее, он мог спасти этот дом. Что теперь будет с нами?
– Беспокоиться не о чем, – сказал Чарльз. – Мой адвокат все уладит. Если не брать в расчет финальное зрелище, вечер, по-моему, удался.
– Значит, ты идиот.
– Не будем опускаться до оскорблений.
– Если мы потеряем дом…
– Этого не случится. Предоставь это Годфри, ладно? Ты еще не видела его в деле. Присяжные ловят каждое его слово.
– Он может к тебе резко перемениться, узнав, что ты соблазнил Элизабет Вудбид. Ведь они с Максом близкие друзья?
– Не смеши, Мод. Адвокат и поверенный друг к другу не питают ничего, кроме взаимной ненависти. А Элизабет никто не соблазнял. Если уж на то пошло, в нашей интрижке хищник она. Гналась за мной, как лев за антилопой.
– Верится с трудом.
– Я интересный, влиятельный мужчина, имеющий заслуженную репутацию превосходного любовника. Женщинам это нравится.
– Твои познания о женщинах, записанные крупными буквами, уместятся на обороте почтовой марки, и еще останется место для «Отче наш», – сказала Мод. – Неужели все твои интрижки и романы, все твои девки, подруги и жены так ничему тебя и не научили?
– А чему там учиться? – Видимо, Чарльз хотел позлить жену за то, что охаяла его мужественность. – Не такие уж вы сложные создания. Как, скажем, дельфины. Или сенбернары.
– Господи, ты невыносим.
– Однако ты вышла за меня и долгие годы была мне надежным спутником и товарищем. – В голосе Чарльза проскользнуло раздражение. Обычно он, непоколебимо уверенный в своем превосходстве, смеялся над попытками его принизить, но не сегодня. Наверное, и сам побаивался того, что его ожидало. – Именно из-за качеств, которые сейчас называешь невыносимыми, ты прожила со мной десять лет.
– Наверняка Макс уже у Годфри и все ему рассказал. – Мод предпочла не услышать последнюю реплику мужа. – И если тот женат, он, конечно, примет сторону Макса.
– Годфри не женат, – покачал головой Чарльз. – Он другого складу.
– В смысле?
– Ну из этих, понятно? Он голубой. Педик. Однако в своем деле собаку съел. Некоторые считают, из этой братии получаются только парикмахеры и флористы, но я еще не встречал такого целеустремленного и въедливого адвоката, как Годфри. Он почти никогда не проигрывает, вот потому-то я его и нанял.
Мод долго молчала и наконец спросила:
– Кто-нибудь знает?
– О чем?
– О Годфри. Что он из голубой дивизии.
– Среди законников это не секрет. Тут уж ничего не поделаешь. Однако за это предусмотрена уголовная ответственность.
– Мерзость, – сказала Мод.
– Что – мерзость?
– Да вот это самое.
– Не будь такой ханжой, – засмеялся Чарльз.
– Отличать естественное от извращения не ханжество.
– Естественное? Не ты ли рассказывала, что однажды тебя потянуло к девушке из вашего литературного кружка?
– Глупости, – сказала Мод. – Не выдумывай.
– Ничего я не выдумываю. Помню прекрасно. Ты рассказала свой сон: как будто вы устроили пикник на берегу реки, пригрело солнышко, девица предложила искупаться, и потом вы голые рядышком лежали на траве, ты потянулась к ней и…
– Заткнись, Чарльз! – рявкнула Мод.
– Сапфическая любовь! – заржал Чарльз.
– Полный вздор!
– Путешествие по водам на остров Лесбос.
– Ты все выдумал! – заорала Мод.
– Ничуть. И ты это отлично знаешь.
– Мало ли что приснится? Это все сплошная чепуха.
– Или исполненная мечта. Подсознательное воплощение наших истинных желаний.
– Только дурак такое скажет.
– Это не я сказал. Зигмунд Фрейд.
– Еще он сказал, что ирландцы – нация, к которой бесполезно применять психоанализ. Так что не пытайся вскрыть мои потаенные желания. Не получится. Лучше скажи, что ты собираешься делать?
– Абсолютно ничего, дорогая. Ты же не станешь винить меня в том, что я всего лишь искал плотских утех на стороне, правда? Сама ты не проявляла к ним большого интереса с нашей первой встречи в «Грешеме».
– Если и так, это, наверное, потому, что я слишком хорошо тебя знаю. Ты всегда был склонен ко всяким ненормальным выкрутасам в постели. Чего стоит одна твоя идея касательно покрышек и садового шланга. До сих пор как вспомню, так вздрогну.
– Но ты даже не попробовала, а вдруг понравилось бы? И потом, Макс слегка лицемерит, изображая дикую ярость. Как будто сам не изменяет жене! Да он еще хуже меня. Вся разница лишь в том, что его сжирает ревность, а мне это чувство незнакомо. Выходит, сам он имеет право засадить кому угодно, но не дай бог, чтобы Элизабет чуть-чуть развлеклась.
– Речь не о том, она – моя подруга.
– Не смеши, дорогая. У тебя вообще нет подруг.
– Ладно, знакомая.
– Ну что ты, ей-богу, переживаешь из-за ерунды? Завтра Макс проснется и поймет, что вел себя как осел. И с утра пораньше примчится с извинениями.
– Если на это рассчитываешь, ты дурак еще больший, чем я думала.
Мне надоело слушать их перепалку, и я поднялся в свою комнату. В ванной я встал перед зеркалом и, посветив фонариком в рот, удостоверился, что у меня нет никакого рака. Рот как рот.
Оставалось загадкой, как присяжные откликнутся на сцену, разыгравшуюся на их глазах. Едва началась потасовка, Тёрпин и Мастерсон вскочили и, точно дети, взбудораженные стычкой одноклассников, стали подбадривать драчунов, подавая советы, как ловчее одолеть соперника. Уилберт снял очки и предпринял вялую попытку разнять дерущихся, но, получив по носу, расплакался и сел в уголке, утирая кровь и причитая, как, мол, в таком виде он предстанет перед матушкой. Миссис Хеннесси встала из-за стола и с молчаливым достоинством покинула комнату. Я бросился следом, полагая, что она хочет вызвать полицию, но буфетчица сняла с вешалки пальто и шляпку и шагнула к двери. Оглянувшись, она заметила меня.
– Жаль, что ты видишь подобные сцены, Сирил, – огорченно сказала миссис Хеннесси. Из гостиной доносились шум падающих стульев и крики Мод, умолявшей не повредить узорчатую папиросницу, доставленную из самого Санкт-Петербурга. – Безобразие, когда взрослые люди так себя ведут перед ребенком.
– Чарльза посадят? – спросил я.
Миссис Хеннесси посмотрела на дверь гостиной, удостоверяясь, что рукопашная не переберется в вестибюль.
– Это еще не решено. – Она присела на корточки передо мной и взъерошила мне волосы, как часто делают взрослые. – В жюри нас двенадцать человек. Мы должны выслушать все показания, прежде чем вынесем вердикт. Диву даюсь, зачем мистер Вудбид устроил этот хитроумный трюк с ужином. Мало мне этих остолопов в суде, так еще трапезничать с ними. Я-то пришла лишь потому, что Вудбид намекнул… Ладно, неважно. Вряд ли он исполнит свою угрозу. Надо было послать его подальше – делай что хочешь… Ну, малыш, иди спать. – Миссис Хеннесси задумчиво улыбнулась: – Странно, кого-то ты мне напоминаешь, вот только не пойму кого. – Еще секунду-другую она меня разглядывала, потом тряхнула головой: – Нет, показалось. Ладно, ухожу. Завтра в девять надо быть в суде. Спокойной ночи, Сирил.
Миссис Хеннесси пожала мне руку, вложила шестипенсовик в мою ладонь и вышла во тьму Дартмут-сквер, где, на ее счастье, проезжало такси. Она села в машину и скрылась в ночи, а я огляделся и подумал: если вдруг я исчезну, кто-нибудь это заметит?