– Боже мой! – Я подскочил на стуле, вне себя от злости и желания. – Но ты не позволил, правда?

– Нет, конечно. За кого ты меня держишь? Но ему, видать, это было не особо нужно, он больше не приставал. Однако во всем этом была маленькая польза: впредь, перед тем как целоваться, сказал Джаспер, почисти зубы, а то от тебя воняет чипсами. Дельный совет. С тех пор я всегда ему следую и многого достиг.

– Но вы дружили до самого окончания школы, – сказал я, вспомнив уколы ревности, когда видел их вместе.

– А что такого? – Джулиан посмотрел на меня как на чокнутого. – Он забавный, Джаспер. В прошлом году я был в Торонто и хотел его навестить, но он с другом умотал на какое-то голубое сборище. Ему бы это понравилось. – Он бросил «Мужчину завтрашнего дня» в кресло и шагнул в спальню. – Выкинь эту хрень, Сирил, а то тебя неправильно поймут. – Джулиан открыл шкаф и оценивающе оглядел мой гардероб. – Так, что мы имеем? Может, это? – Он достал лиловую рубашку с большим воротником, которую я купил в «Данделион-маркете», но еще ни разу не надел.

– Думаешь? – усомнился я.

– Все лучше, чем твой дедовский наряд. Давай напяливай, и пойдем прожигать жизнь. Пинты сами не опорожнятся.

Я, чуть смущаясь и волнуясь под его взглядом, переоделся.

– Ну как?

– Уже что-то. Будь у нас пара свободных часов, я бы отвез тебя в город и приодел. Ладно, сойдет. – Он обнял меня за плечи, и я, осторожно втянув запах его одеколона, покосился на его невыносимо близкие губы. – Как себя чувствуешь? Готов к грандиозному событию?

– Вроде бы, – уклончиво ответил я.

Мы вышли из дома и зашагали к Бэггот-стрит. Уже несколько лет я одиноко обитал на Ватерлоо-роуд и работал в национальной телерадиокомпании ассистентом по подбору участников религиозных и аграрных программ. В религии и сельском хозяйстве я был ни ухо ни рыло, но быстро смекнул, что от меня требуется лишь сунуть микрофон под нос выступающему и он будет трепаться до посинения.

Я слегка нервничал перед представлением моего друга коллегам, приглашенным на мальчишник в баре «У Дохени и Несбитта». Я часто рассказывал им о Джулиане, живописуя вехи нашей дружбы, и вот нынче две важные составляющие моей жизни впервые встретятся живьем. Я создал себе два абсолютно фальшивых облика, имевших лишь пару общих мазков, один – для старинного друга, другой – для новых приятелей. Из-за откровений любой из сторон это лукавое сооружение могло рухнуть и погрести под собой мои планы на будущее.

– Жаль, что у вас с Ребеккой так вышло, – сказал я на мосту через Большой канал, с трудом скрывая радость, что Джулиан порвал со своей последней мочалкой. – Мне казалось, вы прекрасная пара.

– Устаревшая новость, – отмахнулся Джулиан. – После нее еще были Эмили и Джессика, а сейчас у меня новая Ребекка. Ребекка номер два. Грудей почти нет, но в койке – огнемет. Конечно, с ней я ненадолго. Еще неделю-другую максимум.

– Почему они так быстро тебе надоедают? – Я вправду не мог этого понять. Если б мне посчастливилось найти человека, с которым я охотно делю постель и могу, не боясь ареста, рука об руку пройти по дублинским улицам, я бы в жизни его не отпустил.

– «Надоедают» – не точное слово. – Джулиан покачал головой. – На свете полно разных женщин, и мне неинтересно с одной и той же кувыркаться до конца своих дней. Нет, встречались, конечно, и такие, с кем я был бы не прочь валандаться дольше, однако все они требовали единобрачия, для которого я не создан. Наверное, ты удивишься, но ни одной своей девушке я не изменил.

– Ты просто-напросто их бросал.

– Именно. Разве это не честнее? Вот ведь какая штука: по-моему, все втайне верят, но боятся признать, что мир стал бы гораздо лучше, если б мы делали что хотим, когда хотим и с кем хотим, не подчиняя свою сексуальную жизнь пуританским правилам. Ведь можно жить с любимым человеком, к кому питаешь теплые дружеские чувства, но спать с охочими до секса партнерами и даже рассказывать о них спутнику жизни.

– По этой логике мы с тобой могли бы пожениться и счастливо жить до самой смерти.

– Да, наверное! – рассмеялся Джулиан.

– Как тебе, а?

– Да уж.

– Говорить-то легко. – Я отогнал фантазию о нашей совместной жизни. – Но вряд ли тебе понравилось бы, если б твоя девушка спала с другими.

– Выходит, ты меня совсем не знаешь. Я бы глазом не моргнул. Ревность – абсолютно бесплодное чувство.

Мы перешли через дорогу – перед Джулианом машины останавливались безмолвно, а мне, шедшему следом, сигналили. Бар встретил нас гулом голосов, я огляделся, высматривая коллег. Приглашенных было трое: Мартин Хоран и Стивен Килдуфф, тоже ассистенты, с которыми я сидел в одном кабинете, и Джимми Бирнс, телерепортер, возомнивший себя звездой, после того как раз-другой подготовил сюжеты для программы «7 дней». Я увидел их за угловым столиком и приветственно вскинул руку, но улыбка моя тотчас угасла, ибо с ними сидел Ник Карлтон, оператор детского сериала «Бродячий фургон», хоть я приложил массу стараний, чтоб он не узнал о нынешнем мероприятии.

– Сирил! – закричали коллеги, и я побрел к ним, раздумывая, как это будет выглядеть, если я развернусь и дам деру. Наверное, странно. Я представил им Джулиана, который спросил, кто что пьет, и направился к стойке сквозь толпу, мгновенно перед ним расступавшуюся.

– Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть, Ник, – сказал я, усаживаясь.

– Обычно на такие междусобойчики я не хожу, благодарю покорно. – Он закурил длинную сигарету и, опершись локтем о стол, согнул кисть под прямым углом. – А нынче дай, думаю, взгляну, как живет другая половина человечества.

По правде, я завидовал Нику Карлтону. Из всех известных мне гомосексуалистов он один не только не скрывал свою ориентацию, но гордо воспевал ее во весь голос. И был в том настолько добродушно бесстыден, что это никого не коробило. Конечно, другие парни над ним втихомолку насмешничали, подчеркивая собственную несгибаемую натуральность, однако неизменно приглашали его на свои вечеринки и, похоже, относились к нему как к амулету на ветровом стекле машины.

– И теперь чрезвычайно рад своему решению. – Карлтон посмотрел на Джулиана, который вернулся с подносом, уставленным пинтами. – Никто не сказал, что ты приведешь Райана О'Нила[33].

– Недавно Райан О'Нил выступал в «Программе для полуночников», – сказал Джимми. – Я еще удивился, что ты не дежурил возле его гримерной.

– Начальство строго-настрого приказало оставить его в покое. Облом. Кроме того, мисс О'Махони отмечала свой день рождения и не простила бы, если б я у нее не появился.

Коллеги зареготали, а я приложился к пинте, залпом опорожнив ее на треть.

– Кажется, я тебя видел в «7 днях», – обратился Джулиан к Джимми, и тот засиял от радости, что его узнали. – Вы тут все из шоу-бизнеса, да? Наверное, общаетесь со всякими звездами.

– Я встречался с принцессой Монако, – доложил Стивен.

– А я – с легендой шотландского футбола Томми Доэрти[34], – сообщил Мартин.

– Иногда я пишу тексты для мистера Кроу[35], – сказал Ник.

Наверное, причина была в том, как Джулиан одевался, говорил и вообще выглядел. Или в исходившей от него чувственности, создававшей впечатление, что он только что переспал с моделью и вышел из дома, даже не удосужившись принять душ. Что бы там ни было, все – мужчины и женщины, натуралы и геи – хотели ему понравиться.

– Мистер Кроу? – На секунду Джулиан задумался. – А, в «Бродячем фургоне» он выскакивает из ходиков, да?

От удовольствия Ник зарделся:

– Он самый.

– Пропади я пропадом!

– Это моя реплика! – возмутился я, но безрезультатно.

– А что, ты смотрел «Бродячий фургон»? – спросил Ник, не обратив на меня внимания.

– Да, смотрел.

– Это же детский сериал, – сказал я.