– Клал я с прибором на ваш протокол, понятно? Не сделаете, что велено, – сами вылетите с работы. И вот что усвойте: тот парень в машине – сын моего давнего друга, у него житейские передряги. Мы встретились совершенно случайно, я предложил подвезти его домой. На Уайнтаверн-стрит мы остановились, чтобы обсудить вариант его трудоустройства официантом в парламентский буфет. В разговоре юноша выронил сигарету и наклонился ее поднять, дабы не вспыхнула вся машина. По сути, он совершил геройский поступок, достойный одобрения.

– А во время его подвига, – подхватил мистер Денби-Денби, – ваш ремень расстегнулся, с вас обоих сползли брюки, и ваш елдак угодил ему чуть ли не в глотку. Отличное объяснение. Безусловно, не возникнет никаких вопросов.

– Пошел вон. – Министр щелкнул пальцами. – Вон отсюда, слышал? Ты уволен.

– Ты не можешь меня уволить. – Мистер Денби-Денби величаво встал и сунул газету под мышку. – Я государственный служащий. И здесь я, бог даст, до самой смерти. Схожу-ка в буфет, а то уж мутит от всей этой брехни. Взглянем правде в глаза, красавчик: еще до конца дня один из нас станет безработным, и это буду не я.

Казалось, сейчас министр бросится на мистера Денби-Денби, повалит и начнет бить головой об пол. Но он словно окаменел и только проводил его взглядом. Наверное, уже давно никто с ним так не разговаривал. Мы с мисс Амбросией переглянулись, кусая губы от рвавшегося наружу смеха.

– Скажете хоть слово… – Министр выставил палец, и мы уткнулись в бумаги.

– Господин министр, мы выпустим любой пресс-релиз, какой пожелаете… – Мисс Джойс оттеснила его к столу заседаний. – Но сейчас самое главное для вас – покаяться перед избирателями и не выставлять себя еще большим посмешищем. Не мое дело об этом говорить, это должен был сказать ваш политический советник.

От такой наглости министр опешил:

– Что-что?

– Вы меня слышали, сэр. Никто не поверит нелепой байке, которой вы нас потчевали. Никто хоть с каплей мозгов, разве что кое-кто из ваших соратников. Но стоит вам о ней заикнуться, и премьер-министр вышибет вас из правительства. Вы этого хотите? Навеки разрушить свою политическую карьеру? Со временем народ простит и забудет, а вот мистер Лемасс – никогда. Если желаете сохранить надежду на возвращение в будущем, сейчас надо исхитриться уйти, прежде чем вас выставят. Поверьте, когда-нибудь вы станете меня благодарить.

– Советчица нашлась, – презрительно сказал министр. – Что вы о себе возомнили? Слишком умная, да?

– Нет, не слишком. Но мне достанет ума, чтобы по ночам в общественном месте не оплачивать сексуальные услуги несовершеннолетнего и, видимо, крайне неблагополучного юноши. Уж это я соображу. – Мисс Джойс вернулась за свой стол, потом взглянула на собеседника, словно удивляясь, что он еще здесь. – Если у вас всё, вам стоит, не теряя ни минуты, отправиться к премьер-министру. Нам надо работать. Мы должны подготовиться к встрече вашего преемника.

Министр беспомощно огляделся, покрасневший нос его контрастировал с бледным лицом. Он, видимо, понял, что игра окончена. Вскоре после его ухода вернулся мистер Денби-Денби с чашкой кофе и пирожным в руках.

– Как думаете, кого нам назначат? – спросил он небрежно, будто события последнего часа уже стали сноской в его мемуарах. – Надеюсь, не Хоги. Как увижу его, мурашки по коже. У него такой вид, словно только что он скрыл трупы.

– Мистер Эвери, не могли бы вы съездить в Ленстер-хаус и последить за развитием ситуации? – обратилась ко мне мисс Джойс. – Будет что новенькое, позвоните. Весь день я на месте.

– Конечно, мисс Джойс.

Я схватил пальто и портфель, радуясь тому, что окажусь в гуще событий. Однако энтузиазм вскоре угас, и я, вышагивая по О'Коннелл-стрит, а затем огибая ограду Тринити-колледжа, поймал себя на том, что мысли мои двойственны. С одной стороны, министр, державшийся со мной заносчиво, никогда мне не нравился, однако я прекрасно понимал, как трудно ему было утаивать свои истинные наклонности. Сколько времени он лгал жене, друзьям, родным и себе? Ему далеко за пятьдесят, значит, он врал всю жизнь.

В парламентских коридорах и нишах кучками стояли депутаты с помощниками, сплетничавшие, точно базарные бабы. Со всех сторон несся шепоток: пидор, голубой. Воздух был пропитан злобной враждебностью, все старались отмежеваться от замаранного коллеги, заявляя, что никогда с ним не дружили и вообще намеревались к следующим выборам удалить его из списка кандидатов. Проходя под портретами Уильяма Т. Косгрейва, Имона де Валеры и Джона Костелло, обливавших меня ханжеским презрением, я повстречал правительственного пресс-секретаря с перекошенным лицом, который, видимо, все утро отбивался от журналистов. Мы разминулись, но потом он приостановился и окликнул меня:

– Эй! Кажется, я вас знаю?

– Вряд ли, – ответил я, хотя мы не раз встречались на всяких мероприятиях.

– Точно, знаю. Вы из министерства образования, да? Эвери, кажется?

– Верно, сэр.

– А где сам? Он тоже здесь?

– Нет, он на Мальборо-стрит. – Я догадался, что вопрос о нашем министре.

– Со спущенными, поди, штанами?

Я покачал головой:

– Час назад они были на нем. Об их нынешнем местоположении я не ведаю.

– Вздумали позубоскалить, Эвери? – Пресс-секретарь подошел так близко, что в его дыхании я учуял стоялую вонь табака, виски, сыра и жареной картошки с луком. Вокруг нас собирались зрители, предвкушавшие стычку. В такой день чего только не случится! – говорили их лица. – А чего вы так вырядились? Что за пальто на вас? Какой это цвет, розовый?

– Вообще-то, бордо. Я купил его за полцены на распродаже у Клери.

– Ах вон как, у Клери? – ухмыльнулся пресс-секретарь и глянул на зевак, приглашая посмеяться надо мной.

– Да.

– Он лично брал вас на службу? Я о министре. Собеседование на диване при закрытых дверях? Играли в «Найди мою сосиску»?

– Нет, сэр, – сказал я, весь красный от возмущения. – Я получил место через собственные связи. Мне помогла третья, ныне бывшая жена моего приемного отца. Раньше она здесь работала и…

– Кто-кто?

– Жена приемного…

– Вы сами из этих, что ли? Ну так я и думал.

– Из кого – из этих, сэр? – нахмурился я.

– Из педрил. Как ваш начальник.

Я сглотнул. Вокруг нас собралось уже не меньше полсотни человек – секретари, депутаты, министры. Даже сам премьер-министр Шон Лемасс подошел глянуть, что тут за сборище.

– Нет, сэр, – просипел я. – У меня есть девушка. Мэри-Маргарет Маффет. Она работает в обменнике Ирландского банка, что на Колледж-Грин, и каждый день пьет чай в кафе универмага Швицера.

– Ну и что, даже Оскар Уайльд был женат. Дымовая завеса. У вас там, смотрю, весело в министерстве образования, да? Знаете, что я сделал бы с гомиками, попадись они мне? То же самое, что Гитлер. Что о нем ни говори, у него были хорошие идеи. Согнал бы их в кучу, повязал и всех скопом – в газовую камеру.

Я почувствовал, как во мне вздымается злая обида.

– Ужасно так говорить. Вам должно быть стыдно.

– Правда?

– Да, стыдно.

– Пошел ты на хер!

– Сам пошел! – заорал я, не желая сносить оскорбление. – Только сначала зубы почисти, старый козел! У тебя изо рта так воняет, я чуть не вырубился!

– Что ты сказал? – опешил пресс-секретарь.

– Что слышал! – рявкнул я, ободренный сочувственным, как мне показалось, ропотом зрителей. – Прополощи рот, если хочешь…

Я не закончил фразу – резкий джеб сбил меня с ног. Я вскочил и ответил крюком справа, вложив в него всю злость, накопившуюся за долгие годы. Однако противник успел уклониться, и удар мой, нацеленный ему в челюсть, пришелся в стену. От боли я взвыл и, потирая ушибленные костяшки, изготовился к новой атаке, но получил прямой левой точно в бровь. Депутаты делали ставки:

– Три к одному на парня.

– Десять к одному, не хочешь? Ты глянь, он почти в нокауте.

– Отстаньте от него! – вдруг возник женский возглас, и толпа расступилась перед заведующей буфетом, точно Чермное море перед Моисеем. – Что здесь такое? – В голосе ее слышалась властность человека, который в парламенте прослужил дольше любого депутата и останется на своем месте, когда все они лишатся кресел. – И вы тут, Чарльз Хоги. – Она посмотрела на министра сельского хозяйства, который поспешно спрятал десятифунтовую купюру в бумажник. – Что вы тут устроили несчастному парню?