– Ну, предположим, скальпы… А как это сделать? Конкретно, – обвёл соплеменников стёклышками пенсне индеец Тимофеич Стреляный Воробей.

– Когда они приблизятся к нашему, так сказать, населённому пункту, – Леонидыч Банный Лист обвёл рукой вигвамы, – неожиданно напасть на них из засады, и чик-чик. Без скальпов они уже нам ничего не сделают.

– Да, надо взять их врасплох, – одобрил сию мысль Святославич Скользкий Ёж, ковыряя в ухе чубуком курительной трубки. – Притаиться в засаде за укрытием, а когда они подойдут – хоп…

– Ну какое тут укрытие? Какая тут засада? Степь да степь кругом. Ни тебе бугорка, ни тебе кустика. Некуда спрятаться. Они нас издалека увидят, и не будет никакого «врасплох», – забурчал индеец Моисеич Переменная Облачность.

– Ты, Моисеич, вместо чтобы ворчать, придумал бы, как сварганить это укрытие, – набросился на него Васильич Меткий Глист, которого Борисыч таки распеленал, оставив забинтованной только голову. – Ты у нас колдун, специалист по погоде, вот и… Сотвори, например, густой туман. В тумане они нас не увидят.

– В тумане и мы их не увидим. А как напасть на врага, если его не видно, – возразил Моисеич и высморкал из ноздри длинного земляного червя (он любил шокировать соплеменников такими вот колдовскими выходками).

– А давайте построим на их пути укрытие, какую-нибудь стену, например. – предложил индеец Евгеньич, то есть по-нашему Сизокрылый Крот. – Мы за ней спрячемся, и они нас не будут видеть, а когда они к ней приблизятся, мы из-за неё неожиданно выскочим…

– Они не идиоты, и сразу поймут, что неспроста кто-то посреди прерии сварганил стенку, – отмахнулся Стреляный Воробей, – сообразят, что тут какой-то подвох, насторожатся и... Не получится никакой внезапности.

– А давайте прикинемся животными, нацепим шкуры и будем перемещаться на четвереньках, – придумал Геннадьич Острие Лепёшки. – Они, приняв нас за зверей, не обратят внимания, а мы подкрадёмся и – хрясь, хрясь!

– На зверей охотятся, – покачал отрицательно перьями Ильич Лапчатый Гусь. – Увидев нас в зверском виде, они могут открыть пальбу, мол, вот дичь, настреляем да съедим.

– Я не люблю, когда меня едят, – поёжился индеец Адольфыч, то есть Хищный Заяц.

– Придумал! – завопил индеец Борисыч Целительная Пиявка, старый колдун. – Надо прикинуться не животными, а продуктом их жизнедеятельности!

– Выражайся по-человечески, Борисыч, – нахмурился индеец Вадимыч – Большой Микроб, – давай по-простому, без таких вот мудрёных словосочетаний.

– Ну, по-простому выражаясь, давайте прикинемся дерьмом, – пояснил старый колдун. – То есть навозом. Выйдем навстречу врагам и, облепившись бизоньими какашками, заляжем у них на пути. Они примут нас за кучи навоза и не станут стрелять, ибо никто не стреляет в говно. Да просто не обратят внимания, мало ли в прерии навоза валяется. Вот тут-то мы их и захватим врасплох. Это будет для них полная неожиданность. Они обалдеют: чего-чего, а нападения навоза они никак не ожидают.

– Наконец-то я услышал мудрую мысль! – произнёс вождь Эдуардыч Большая Шишка. – Иди, Борисыч, я тебя поцелую прямо в левую бровь! Чмок! Чего-чего, а бизоньих какашек вокруг хватает. Времени ещё много, до прихода врагов успеем вдоволь запастись скотским говном. Да, это гениальный план, простой, но очень неожиданный. Никакой враг ничего не заподозрит. Браво, Борисыч!

Стреляный Воробей и Лапчатый Гусь переглянулись: ишь, чего Борисыч вычудил. Старик, старик, а такое сообразил, до чего и сотня молодых не додумается. Да за такое изобретение ему можно простить и «мойте руки перед едой», и «зубы надо чистить» и прочие странности.

– Итак, решено: будем готовиться стать дерьмом! – провозгласил вождь. – На этом двадцать шестой племюм объявляю закрытым.

Над североамериканской прерией, как белые какашки по голубой воде, плыли по небу облака. Бизоны мирно паслись, превращая пищеварительной системой бесполезную траву в полезное средство маскировки. Продолжался ясный и экологически чистый день индейского племени магикачей, а может апачаров, а может делашонов…

1990, 2011 гг.

_______________________________

Вам никогда не случалось быть в обществе настоящих животных?.. О, так вы не знаете, сколько добродетели, сколько истинной нравственности и непринужденной весёлости всегда бывает в подобных собраниях!

Барон Брамбеус, «Осенняя скука»

Таракан Пафнутий поёжился и повёл усами. На него падала гигантская глыба ароматного торта. Ещё мгновение, и Пафнутий будет заживо погребён под лавиной деликатеса!!! Таракан в ужасе дёрнулся… и проснулся.

Привидится же такой кошмар, да ещё не в обычный день, а именно в среду! (По средам таракан Пафнутий отмечал свой день рождения, ибо именно в среду он появился на свет). Брр! До сих пор сердце колотится! Ну и сон, чтоб его…

Пафнутий сладко потянулся всеми шестью конечностями и поднялся с ложа, каковым служил кусочек промокательной бумаги, попавший в расщелину плинтуса – обитель нашего героя – ещё в те древние времена, задолго до рождения Пафнутия, когда люди писали чернилами, которые нужно было промокать, чтоб не размазались. Ложе перешло к нему по наследству от предков. Поднявшись и напевая из «Женитьбы Фигаро» Моцарта – «не довольно ли бегать, резвиться, не пора ли мужчиною быть» и т.д. – таракан произвёл бодрящую утреннюю гимнастику. Резво (ать-два, ать-два) подвигал тремя парами конечностей, брюшком, усами и даже крыльями, намекавшими, что миллионы лет назад предки Пафнутия умели летать.

Зарядка прогнала мрачный осадок от кошмара и разбудила аппетит.

Завтрак был, действительно, праздничным, как и следует в день рождения. На первое – кусочек жареного минтая. На второе – порция баклажанной икры. На третье – полная скорлупка (от подсолнечного семени) компота из сухофруктов. Таракан, несмотря, что среда была днём рождения, решил гостей не приглашать. Ибо гостей, как известно, хлебом не корми… а корми деликатесами. А делиться такими деликатесами, добытыми вчера почти с риском для жизни, Пафнутию не хотелось. Повязав салфетку, которую люди обозвали бы просто пылинкой, наш герой приступил к трапезе.

Он не просто кушал, он смаковал, как искушённый гурман. Его длинные усы-антенны томно шевелились от наслаждения…

Насытившись, отвалился от пищи и облизал коготки передних конечностей. Остатки лакомства прикрыл пушинкой, до обеда.

Нынешний день рождения Пафнутий решил ознаменовать однодневным туристическим походом по родному краю. То, что таракан называл родным краем, я назову квартирой гражданина Ю.Э. Антикефирова.

Прежде чем покинуть родную обитель, то есть вылезти из расщелины плинтуса, Пафнутий мысленно составил маршрут похода.

Сначала – вдоль плинтуса до ножки тумбочки.

Затем – восхождение на тумбочку и проникновение сквозь вентиляционное отверстие внутрь телевизора, стоящего на тумбочке.

От телевизора до подоконника – по кабелю телевизионной антенны.

От подоконника до карниза – по гардине.

От карниза до шкафа – по стене под отставшими от неё обоями.

А затем, спустившись по шкафу к плинтусу, снова вдоль последнего – к родной расщелине.

Впрочем, такой план не был догмой и мог быть изменён по обстоятельствам.

Во время похода Пафнутий предполагал делать продолжительные остановки, не только для отдыха, но и для осмотра достопримечательностей. Например, внутри телевизора он рассчитывал полюбоваться живописным массивом огромных пыльных ламп (телевизор был стареньким, ламповым). С подоконника, докарабкавшись до стекла, можно увидеть потусторонний мир, то есть мир по ту сторону окна. С высоты карниза можно подолгу озирать расстилающиеся внизу «ландшафты», то есть всю комнату. Много интересного было и в шкафу с одеждой; например, запонка в углу на полу, украшенная буквой «Ю»… Кроме прочего, Пафнутий собирался пообщаться с живущей в шкафу старой молью Аделаидой… «Я планов наших люблю громадьё» – написал поэт Владимир Маяковский в поэме «Хорошо!». Таракан тоже любил громадьё планов своих на сегодня и предвкушал, что день рождения пройдёт очень интересно.