– М… да, дела, – протянул Лапчатый Гусь, тоже начиная мочиться. – Надо сказать вождю. Он у нас мужик башковитый, чего-нибудь скумекает. Помнишь, на нас напало племя мурокозов, и никто не знал, что делать. Только наш мудрый вождь сообразил, что надо убегать. И теперь чего-нибудь придумает. Авось выкрутимся.
Лапчатый Гусь решительно стряхнул последние капли.
– Да, время на размышление пока есть. Покурим? – предложил индеец Тимофеич.
– А как же. Мы ж как-никак индейцы, – поддержал предложение индеец Ильич, вынимая из кармана набедренной повязки курительную трубку. – Хотя наш Борисыч и лепечет о вреде курения, но как же нам, индейцам, не курить. Индеец без табака и трубки – это как итальянец без макароны, или украинец без галушки, или француз без лягушки.
Борисычем, то есть в переводе с этого индейского языка на русский Целительной Пиявкой звали одного из двух колдунов этого племени. Второго колдуна звали Моисеичем, что в переводе означает Переменная Облачность. Борисыч трудился на ниве колдовства в области здравоохранения и здравонападения, а Моисеич специализировался на стихийных бедствиях и стихийных радостях.
(– Ерунда какая-то получается, – бурчит вдруг внутренний голос автора. – Не бывает у индейцев таких имён: Тимофеич, Ильич, Борисыч, Моисеич. Это вообще не имена, а отчества, и вовсе не индейские. Вот Гайавата, Чингачгук, Виннету, Оцеола – это действительно индейские имена, которые давали своим персонажам писатели Генри Лонгфелло, Фенимор Купер, Карл Май, Майн Рид – литераторы, хорошо знавшие индейское житие.
– Ну да, я не лингвист и не полиглот, – отвечает внутреннему голосу автор, – поэтому настоящих индейских имён не знаю, вообще не знаю индейских языков и наречий, вот и приходится опять-таки брать имена с потолка или высасывать из пальца. А то, что эти индейские имена похожи на здешние отчества, прошу считать случайным совпадением.
– И не носили индейцы пенсне. Индеец в пенсне – это какая-то карикатура.
– Утверждение, что индейцы не имеют право носить пенсне – это дискриминация по национальному или расовому признаку. Что, индейцы – не люди, что ли? Конечно, люди, и ничто человеческое им не чуждо, в том числе и ношение пенсне, тем более что действие происходит в девятнадцатом веке, когда ношение пенсне было делом обычным.
– Вообще, какого хрена (или другого корнеплода) ты взялся за тему индейцев, если не знаешь ни названий индейских племён, ни индейских имён, да и вообще в этой теме явный профан? Писатель должен брать для своих сочинений темы, с которыми он хорошо знаком либо по личному опыту, либо изучив большой объём соответствующей литературы, а не так, с бухты-барахты. Тебе следовало бы прежде, чем сесть за сочинение об индейцах, тщательно проштудировать десятки томов по этнографии, географии, лингвистике, зоологии (чтобы, например, знать, какая там птичка кукарекала), и даже ботанике (чтобы знать, какая там растительность произрастает в этих прериях); или даже съездить в Америку и пообщаться с настоящими индейцами, несмотря, что современные индейцы отличаются от тех, из девятнадцатого века. А ты ничего этого не сделал, ничего почти об индейцах не знаешь, а туда же – писать. Какого, повторяю вопрос, хрена (или иного корнеплода) ты взялся за эту тему?
– Ну, как-то вот приспичило. Я ж в детстве, как и многие мальчишки, читал про приключения Гайаваты, Чингачгука, Оцеолы… Смотрел в кинотеатрах сосиско-вестерны…
– Со… Это что за…
– Ну, бывают настоящие фильмы-вестерны, американские, а бывают спагетти-вестерны, названные так потому, что их снимают итальянцы, которые, как известно, любят кушать спагетти. А в советских кинотеатрах крутили вестерны восточногерманского производства, а поскольку немцы любят сосиски, то я такие фильмы называю сосиско-вестернами. Главные роли индейцев (Чингачгука, Виннету, Оцеолы, Зоркого Сокола, Ульзаны и т.д.) в этих сосиско-вестернах исполнял мускулистый югославский актёр Гойко Митич. Начитавшись таких книг, насмотревшись таких фильмов и беря пример с индейца Митича, советские мальчишки втыкали в волосы перья (голубиные – если жили в городе, или гусиные – если жили в деревне), делали из подручных материалов набедренные повязки или другие элементы индейской одежды, обязательно с бахромой, вооружались самодельными томагавками или ружьями и, так сказать, индейцеобразничали. Я тоже не избежал в детстве таких игр. И вот теперь, будучи взрослым бумагомарателем, я вдруг и подумал: а не написать ли чего-нибудь про индейцев. А поскольку про индейцев я мало что знаю, даже то, что читал в детстве, подзабыл, то и выходит вот такая отсебятина. Но это даже смешнее. А смех, как утверждают медики, очень полезен для здоровья. Поэтому буду продолжать в том же духе).
– Наш Борисыч совсем плохой стал, – говорил Стреляный Воробей, потроша папиросу, чтобы извлечённым из неё табаком набить индейскую трубку. – Заговаривается старик. Намедни ляпнул: «Мойте руки перед едой». Представляешь?! Испокон веков все нормальные индейцы облизывали руки после еды, а он говорит «перед». Любой пацан знает, что облизывать руки перед едой нет никакого смысла – это и не вкусно и не питательно. Совсем запутался дед. Старость – не радость.
– Мне тоже на днях колдун Борисыч сказанул: «Зубы надо чистить». Я ему отвечаю, мол, чищу регулярно, гляди, как блестят. А он мне: «Это зубы койота, а чистить надо свои собственные». Ну, как тебе? Свои собственные! Бред какой! Если я ожерелье сделаю из своих собственных зубов, то чем же я буду кусать и жевать?!
– Я ж и говорю: заговаривается старик, путает.
Пока эти двое, по очереди посасывая трубку и пуская из правой ноздри и других отверстий организма табачный дым, перемывали косточки колдуну, из вигвамов выковыривались остальные члены племени: пернатые мужики и бабы, едва оперившиеся отроки и отроковицы и пока не оперившаяся сопливая голопопая мелюзга. Мужчины приступили к своим мужским делам: нанесению на лица макияжа, заплетению косичек, примерке бус, ожерелий, браслетов и прочей бижутерии. А дамы сосредоточились на женских обязанностях: принялись готовить жаркое из бизона. Бизон в знак протеста с рёвом метался по прерии, норовил лягаться и бодаться, но имеющие опыт семейной жизни женщины без особых хлопот дали ему по рогам, отчего парнокопытный рогоносец отбросил копыта и стал послушно вертеться на вертеле над костром, аппетитно дымясь.
Когда аромат бизона просочился в вигвам № 1, началось извержение вождя. Вождь извергался из вигвама степенно, несуетливо, важно, как и положено уважаемому индивиду. Сначала из сумерек помещения выплыл его солидный нос. Вскоре появились мудрые очи с нахлынувшими на них бровями. Через непродолжительное время стали прорисовываться гофрированные морщинами щёки. Затем проявилась роскошная корона из перьев. И так далее.
Когда вождь полностью вылупился из вигвама, племя приветствовало его криками: «Да здравствует наш дорогой вождь!», «Вождь и племя – едины!», «Наш вождь – ум, честь и совесть нашей эпохи!», «Мы говорим «вождь» – подразумеваем «племя», Мы говорим «племя» – подразумеваем «вождь»!», «Вождь – наш рулевой!»… Какой-то молодой и неопытный индеец невпопад брякнул: «Вождём ты можешь и не быть, но человеком быть обязан!», но ему тут же дали подзатыльник – не произноси несанкционированные лозунги!
Вождя звали Эдуардыч, что в переводе с этого индейского языка на русский означает Большая Шишка (подразумевается шишка секвойи; автор слыхал, что в Северной Америке произрастают гигантские хвойные деревья – секвойи, и полагает, что, как и у других хвойных растений, у секвой должны быть шишки, а поскольку секвойи – растения огромные, то и шишки у них должны быть большие). Кивком ногтя Эдуардыч разрешил соплеменникам закончить изречение лозунгов и продолжить начатые дела. И они, прекратив изрыгать слова, таки продолжили заниматься макияжем (мужчины), вращением бизона (дамы) и пусканием соплей (мелюзга).
Тут наш зоркий Стреляный Воробей, воткнув губы в ушную раковину Большой Шишки, нашептал известную читателю информацию.
