Нет, Фёдор Натанович никакими действиями или словами не оскорблял парня Ухабина, даже не делал ему никаких замечаний, типа «Нализался как свинья, алкаш»; ничего такого; Фёдор Натанович просто спокойно и молча прошёл мимо парня Ухабина. Но последнему не понравилось лицо Фёдора Натановича. Его, можно сказать, оскорбила недостаточная, с позиции его изысканного художественного вкуса, эстетичность черт этого лица. И он даже сказал об этом лице, дескать, «морда просит кирпича». Через непродолжительное время, когда Фёдор Натанович уже несколько удалился от парня Ухабина, тот решил вдруг удовлетворить эту им же самим придуманную просьбу. А поскольку кирпича под рукой не было, то была задействована стеклянная бутылка, из коей перед этим парень Ухабин высосал остатки водки. Хмель помешал бутылкобросателю сообразить, что не могла оная стеклотара войти в соприкосновение с лицом удаляющегося субъекта, ибо его голова была обращена к бутылке не лицом, а затылком, и чтобы добраться до лица, сия посуда должна была бы пролететь мимо этой головы, а затем развернуться и полететь в обратном направлении, каковыми свойствами обладают бумеранги, а вовсе не бутылки.

Фёдор Натанович, подняв лицо и нацепив на нос очки в тяжёлой роговой оправе, с любопытством разглядывал пролетающий над ним предмет, размышляя, не связано ли его перемещение с раздававшимся позади рокотом парня Ухабина.

По истечении некоторого времени опознанный летающий объект вошёл в контакт с затылком милиционера Ивана Лихтенштейна-Мухамедова, каковой милиционер выходил из себя по поводу опаздывания его невесты на назначенное ей здесь и сейчас свидание. В результате соприкосновения затылка с бутылкой, милиционер перестал выходить из себя, а наоборот: ушёл в себя. Лёжа на тёплом шершавом асфальте, он производил впечатление человека сильного и телом и духом, морально устойчивого, постоянно повышающего свой культурный уровень.

Парень Ухабин, имевший честь лицезреть процесс соприкосновения бутылки с сотрудником известных органов и уход сотрудника в себя, получил неизгладимое впечатление, под влиянием которого окончил свой эмоциональный монолог и осознал всю тяжесть совершённого им броска. Развернувшись на сто семьдесят восемь с половиной градусов, он не твёрдой, а разболтанной и даже несколько как бы танцующей походкой стал удаляться от Лихтенштейна-Мухамедова и склонившегося над ним Фёдора Натановича.

В это время мужественный милиционер, несмотря на полученный тяжёлый удар судьбы в виде бутылки, собрался с силами и сурово произнёс: «Апчхи!». На что Фёдор Натанович, со свойственными ему деликатностью, вежливостью и человеколюбием, ответил:

– У, хулиганьё проклятое! Стрелять таких надо!

Поскольку фуражка милиционера слетела и откатилась при его перемещении из вертикальной позиции в горизонтальную, то ничто не мешало узреть на его короткостриженном затылке выпятившуюся от удара шишку. Народная медицина рекомендует в таких случаях приложить к такой, так сказать, возвышенности прохладный предмет, например, монету. Фёдор Натанович не стал заниматься поисками монеты в своих карманах, поскольку был уверен, что там её нет, а ощупал карманы лежащего стража порядка. Да, в нагрудном кармане Ивана Лихтенштейна-Мухамедова, продолжавшего находиться в прострации, обнаружился металлический рубль с олимпийской символикой. Этой-то монетой Фёдор Натанович и произвёл, так сказать, термотерапию шишки.

Иван Лихтенштейн-Мухамедов пришёл в себя и тут же из себя вышел при мысли о вероломном нападении с тыла. Первым его вопросом было: «Где враг?» Фёдор Натанович ответил, что милиционер среди своих, а враг отступил. Мужественный работник внутренних органов с помощью Фёдора Натановича привёл себя в вертикальную позицию, поднял с асфальта выроненный им при падении букетик ландышей и слетевшую фуражку. Фуражку сжал в руке, а букетик надел на голову. То есть, тьфу, конечно же, наоборот. Затем без тени страха на суровом лице он переместился в ближайшую телефонную будку и, вставив указательный перст десницы (то есть, проще выражаясь, палец правой руки) в отверстие телефонного диска и произведя оным перстом вращательные шевеления, набрал номер «02».

А в это время пьяный парень Ухабин запутывал следы. Для этого он спотыкающейся походкой выписывал по тротуару синусоиду, временами шёл на четвереньках и даже полз по-пластунски, описывал круги вокруг фонарных столбов и деревьев, одним словом, всячески пытался сбить со следа возможных преследователей. Остановившись на перекрёстке улицы Гоголя с проспектом имени банщика-стахановца Ильи Шнапса, он, видимо, в целях маскировки, напевая ах-Одессу-жемчужину-у-моря, попытался сплясать танец маленького лебедя из балета композитора Чайковского, под названием, кажется, «Водоём пернатых водоплавающих», или что-то вроде того. Что, как ему показалось, у него вышло легко и красиво. Поднимаясь с асфальта и потирая ушибленный лоб, парень Ухабин произнёс длинную фразу, состоящую из однокоренных слов, которые не найдёшь ни в одном общедоступном советском словаре, чем, конечно, мог бы потрясти любого филолога. Филологов рядом не оказалось, а субъекты, которые рядом оказались, не оценили этой вербальной импровизации и выразились очень некультурно, мол, «нализался, скотина; куда милиция смотрит?» Такой извращённый взгляд на его творческие потуги певца, танцора и оратора покоробили нежную душу парня Ухабина, и он со словами «Спят усталые игрушки, книжки спят» опрокинул стоявший у обочины самосвал, посчитав его, видимо, игрушкой, которой положено спать на боку.

Не успел он насладиться произведённым на публику эффектом, как почувствовал, что его поддерживают под руки двое атлетического телосложения мужчин в штатском. Такая забота растрогала парня Ухабина, и он вдохновенно устремился навстречу светлому будущему, всей грудью вдыхая аромат свободы и выхлопных газов. Однако атлетического вида мужчины притормозили его устремление и, не выпуская его локтей из своих цепких рук, деликатно шепнули ему на ухо: «Стоять, зараза!»

Когда подали автомобиль, парень Ухабин душевно повествовал о том, что хотел что-то куда-то класть, и информировал окружающих про чью-то мать. Но его физическим воздействием остановили, сообщив, что свои показания он, по приезде на место, сможет изложить в письменном виде. Затем импровизатор был вдавлен внутрь автомобиля и отбыл туда, где его уже ждали.

Иван Лихтенштейн-Мухамедов, на время как бы растворившийся в толпе, после отбытия гражданина Ухабина сконцентрировался перед очами майора Зюрюкина, снимавшего с прохожих свидетельские показания о безобразиях увезённого. Очаровывая всех своей скромностью, Иван проинформировал Зюрюкина, что, мол, именно он, будучи травмирован правонарушителем, вызвал группу захвата. За что получил от майора устную благодарность на глазах у пришедшей-таки, наконец, на свидание невесты.

Что же касается Фёдора Натановича, то он, не ожидая от милиционера Лихтенштейна-Мухамедова никакой благодарности за терапевтические действия в отношении его травмированного затылка, скромно удалился, по рассеянности забыв вернуть оному милиционеру извлечённый из милицейского кармана терапевтический металлический рубль с олимпийской символикой.

Вся эта история пробудила вдруг в Фёдоре Натановиче поэтическое вдохновение, прежде не наблюдавшееся, и сей индивид по мотивам событий сочинил стихотворение, которое озаглавил «Стеклянный ангел»:

Вот бутылка пролетает над затылком,

Осеняя меня радужным стеклом.

Кто-то где-то поясняет дюже пылко,

Мол, траектория бутылки не по нём,

Мол, летит бутылка не по назначенью,

Хоть и послана была большим спецом,

Мол, должна бутылка в соприкосновенье

Чрез мгновение войти с моим лицом…

Но бутылка всё летит, как светлый ангел,

С милиционером на контакт…

Чу! Стекляшкой о фуражку звякнул!

Будет шишка. Приложить пятак.

Как читатель, может быть, помнит, прикладывался не пятак, а целый рубль. Но слово «рубль» никак не хотело рифмоваться со словом «контакт», поэтому, ради рифмы, пришлось погрешить против истины.