– Эй, приятель, что ты прилип к своей табуретке? – насмешливо произнес Кид. – Я же тебя не сразу начну бить!

– Ладно, парни, – сухо сказал рефери. – Пошутили, и хватит, приступим к делу.

Уоллер снял с меня халат, и я обернулся, чтобы взглянуть на эту женщину в последний раз. А она наклонилась вперед и выкрикнула:

– Эй, красавчик! Отучи-ка этот пень скалить зубы!

Ее кавалер что-то пробурчал и взял свою даму за руку, но она нетерпеливо отдернула ее.

– Удачи тебе!

– Спасибо! – ответил я.

Пробил гонг, и Кид устремился вперед, на лице его уже играла улыбка победителя. Он сделал выпад левой, слишком короткий, потом финт в сторону и выпад правой, тоже слишком короткий. Я уклонился, ожидая, когда он откроется.

Кид нанес мне удар левой в лицо и попытался сделать крюк правой, но я нырнул вниз и, проведя несколько боковых ударов, повис на нем. Рефери вынужден был нас развести. При этом я успел нанести Киду апперкот левой, и это ему весьма не понравилось. Он, рыча, рванулся вперед. Отбив атаку, я сделал финт – провел удар правой в челюсть, да так, что Кид упал навзничь, раскинув в стороны руки и ноги.

Стадион взревел от восторга. Никто не ожидал такого поворота в первые две минуты.

Рефери начал счет, я прошел в свой угол ринга. Мною овладело легкое беспокойство. Как-то не думал, что может так быстро все закончиться. При счете «семь» Кид все же встал на ноги и попятился. Я снова пошел в атаку, делая вид, будто бью в полную силу, а сам старался рассчитывать силу удара, дабы не переусердствовать: противник фактически был выведен из строя. Я продолжал работать на публику: время от времени Кид получал туше открытой перчаткой, звук при этом такой, словно от удара наповал.

Наконец Кид немного пришел в себя. Но удары его были вялыми и трусливыми. Им владела лишь одна мысль: уклоняться от моей правой. Отведав ее, он уже не желал повторения.

Мы заканчивали раунд, сойдясь в ближнем бою. Кид держался неплохо, учитывая его состояние. Прозвучал гонг, и мы разошлись по своим местам. Уоллер принялся за массаж, я же искал глазами мою милашку.

Она смотрела свирепо, рот ее презрительно кривился. Причина гнева была ясна: удары открытой перчаткой многих могли ввести в заблуждение, но только не ее.

Появился Брант.

– Это что за номера? – Он был бледен, как смерть. – Зачем ты его так ударил?

– А в чем дело? Он боксер или балерина?

– Петелли велел тебе сказать…

Прозвучал гонг, пора было продолжать бой. Мы сблизились и под рев зрителей принялись молотить друг друга куда придется. Кид сломался первым. Он пытался уйти в защиту, закрывая перчатками подбитый глаз. Кид стал понимать, что легкой победы ему не достанется. В порыве ярости он внезапно сделал ловкий финт и провел мощный удар правой. Удар потряс меня. Я попытался повиснуть на противнике, чтобы выиграть время и прийти в себя, но Кид оттолкнул меня и тут же ринулся вперед. Он понимал, что мне сейчас туго, и усилил натиск. Почти все его удары достигали цели. Было жарко, но голова оставалась ясной: я знал, что он откроется. И он открылся. Рванувшись вперед, я ударил противника в челюсть. Кид рухнул как подкошенный.

Рефери еще не успел начать счет, как прозвучал гонг. Секунданты подхватили Кида под мышки и поволокли к табурету.

Медленно вернувшись в свой угол, я устало сел. Пепи уже ждал меня.

– Следующий раунд, сволочь! – прошипел он мне на ухо.

– Пошел вон! – ответил я.

Уоллер, осмелев, вытолкнул его за ринг и принялся протирать мне лицо. На губах его играла улыбка.

– Великолепно! – сказал негр. – Вы им как следует выдали за их денежки!

Я повернулся и посмотрел на женщину в первом ряду. Она улыбалась и махала мне рукой. Но тут прозвучал гонг.

Кид атаковал беспрерывно. У него виднелась ссадина на носу и рана под правым глазом. Я зажал его в угол и ударил в ободранный нос. Кровь брызнула, словно я попал в гнилой томат. Зрители завопили. Шатаясь, противник повис на мне. Пришлось поддерживать его, чтобы не упал. Притворяясь, будто веду бой, я тряс его, пока он не пришел в себя.

– Давай, подонок, принимайся за дело! – прошептал я ему на ухо. – Настало твое время!

Высвободившись, я отступил и полностью раскрылся. Кид собрал остатки сил, и вот апперкот. Я упал на одно колено, но, прежде чем притвориться побежденным и лечь, следовало подготовить публику. А зрители подняли невообразимый шум, который можно было, наверное, услышать и в Майами. Рефери наклонился надо мной, открыл счет. Я взглянул на Кида, лицо его выражало крайнюю степень облегчения, мне стало смешно. Боксер стоял, опершись о канаты ринга, колени его дрожали. Я потряс головой, словно был оглушен, но при счете «шесть» поднялся на ноги. Будучи уверен, что я уже не встану, Кид попятился от страха, чем вызвал общий смех в зале. Секунданты стали кричать, чтобы он продолжил бой и прикончил меня. С жалким видом Кид двинулся на меня. Уклонившись от свинга, я ударил правой в побитую морду. Мне хотелось дать ему понять, что за победу придется дорого заплатить. Рыча от боли и злости, Кид попытался провести удар снизу в челюсть. Я уклонился. Но второй пришелся точно в цель.

Три секунды я по-настоящему был в беспамятстве. Затем открыл глаза. Я лежал на животе, взор мой уперся в лицо женщины в первом ряду, которая вопила от ярости:

– Вставай же! Боксируй! Вставай, слабак!

На ее лице были гнев и презрение. Внезапно я понял, что не намерен подчиняться приказам какого-то Петелли. Рефери продолжал счет:

– Семь, восемь…

Кое-как я поднялся, судья как раз собирался сказать «десять». Кид бросился на меня, но я успел повиснуть на нем. Он яростно старался высвободиться: ему стало ясно, что афера не прошла. А я продолжал висеть на нем, не обращая внимания на попытки рефери развести нас. Чтобы окончательно прийти в себя, мне нужно было всего несколько секунд. Когда же я почувствовал, что могу наконец продолжать поединок, то отпустил Кида и, не давая ему опомниться, нанес удар левой в рану под глазом. Вне себя от ярости, Кид устремился в атаку, но я встретил его своим коронным – правой в челюсть. Он рухнул на спину.

Когда рефери закончил счет, Кид продолжал лежать на спине словно труп. Бледный, с испуганным видом рефери подошел и поднял вверх мою руку, словно ящик с динамитом:

– Победил Фаррар!

Я взглянул на женщину. Она посылала мне воздушные поцелуи. Потом ринг заполнили журналисты и фотографы, и я потерял ее из виду.

Сквозь толпу пробирался Петелли. Он улыбался, но глаза смотрели сурово.

– Ну хорошо, Фаррар, – сказал он. – Ты знаешь, что тебя ждет. – И ушел беседовать с тренером Кида.

Пока уборная была наполнена журналистами и зрителями, которые пожимали мне руки и поздравляли, можно было чувствовать себя в безопасности. Но когда они начали расходиться, я понял, что вот-вот начнутся неприятности.

Уоллер проводил меня до раздевалки. Он умирал от страха.

Пришел Том Роше, но я отделался от него: не хотел впутывать в эту историю. В уборной остались лишь несколько зрителей, которые, не обращая на меня внимания, обсуждали достоинства давних чемпионов в тяжелом весе.

– Порядок, Генри, – сказал я Уоллеру, повязывая галстук. – Меня не жди. Спасибо за все.

– Больше ничего не могу для вас сделать, – произнес негр. – Будет лучше, если вы поскорее отсюда смоетесь. Не давайте им загнать себя в угол.

Тыльной стороной ладони он вытер вспотевшее лицо.

– Не надо было вам этого делать!

– Чего не надо было делать?

Внезапно, словно током, ударило в спину. Я обернулся. Женщина в ярко-зеленом костюме была здесь, ее большие черные глаза смотрели прямо на меня, в руке она держала сигарету.

– Что вы не должны были делать, Джонни?

Уоллер незаметно вышел, а я остался, онемев от неожиданности. Болельщики прекратили разговоры, уставившись на нее.

– Пошли отсюда, парни! – сказал один из них. – Настал момент, когда друзья боксера оказывают услугу, покидая его!