— Отношения с мерфолками у нас не ахти какие, — признался Ольхтанд, задумчиво потирая колючий подбородок, — то и дело жди, когда змеехвостые поднимутся со дна и вырежут тут всех, как в несчастной Усоньке, вот мы и трясёмся. Но жить-то надо на что-то, верно ведь? Массовое убийство полсотни мерфолков на нашей земле — отличный повод исчерпать наши нейтральные отношения с ними, не находите? Скверно дело, очень скверно. Будет нелегко объясниться перед змеехвостыми, но, похоже, выбора у нас нет иного, кроме как устроить показательный суд над этими бородатыми ублюдками и казнить их. А ещё лучше отдать их легиону, нехай тритоны сами линчуют их, они в этом деле доки. Я не зря обратился к вам, госпожа дриада. Чесслово, впервые вижу живую древобабу, но слышал ещё от бабки легенды, дескать, ваша сестра никогда не врёт и говорит только правду. Я вам верю. Серьёзно. Ты веришь ей, Коротконожка?

— Верю, — кивнул головой сидящий на скамеечке стражник с повязкой на правом глазу. — Очень… Приятно познакомиться, госпожа древобаба… Простите, древодева.

— Угу, мне тоже, человек, — сухо промолвила дриада, поглаживая перебинтованное предплечье.

— Хватит языком чесать, иди к морю и кликни сюда какого-нибудь мерфолка, скажи, мол, так и так, разговор есть. Нельзя допустить, чтобы змеехвостые отыскали трупы родичей, решили, что это мы их кокнули, и пошли на нас войной. Приказ ясен?

— Так точно, — Коротконожка кашлянул в ладонь, встал, снял с крючка стальную шапель, ножны с палашом, запястный блочный арбалет и удалился из кордегардии, предварительно ударившись головой о притолоку и выругавшись.

— Ян, собери свою шантрапу и пройдись по городу. Увидишь на ком-нибудь товары из мёртвых алых мерфолков — изымай немедля, можешь применять силу и угрозы. Нельзя, чтобы змеехвостые видели, как мы насмехаемся над их трупами. Все вещи тащи тоже сюда, утопим в жиже от греха подальше.

— Будет сделано, — ушёл и второй стражник, забрав свои шапель и пищаль.

— Давайте сюда этих гномов-убийц, чтоб им пусто было.

Шай’Зу лягнула по задницам пленников и заставила их выкатиться на середину помещения. Смущённо закрывая лица заляпанными кровью платками, заросшие длинными бородами коротышки рассматривали каменную мозаику на полу и о чём-то перешёптывались на своей речи, энергично шевеля крыльями вытянутых горбатых носов. И непохоже было, чтобы выцветшая и покоцанная каблуками сапог мозаика настолько их привлекала своей причудливостью или оригинальностью исполнения, что они отказывались отрывать от неё свои взгляды.

— Соломинка, Боб, гномов в яму.

Мелкорослый и пузатый Соломинка и долговязый худосочный Боб, бросив жаркую партию в карты, одновременно вскочили со своих стульев и вытянулись по струнке.

— А с Твердолобом и остальными что делать? — пропищал Соломинка, вытирая потные руки о бежевый мундир.

— Я же приказал — сбросьте в трупник. Спишем на… Драку, закончившуюся летальным исходом всех участников. Снова.

Не слишком вежливо схватив пленников за курчавые шевелюры, охранники утащили их вниз и закрыли за собой двери. Из представителей городской стражи остались Ольхтанд и молоденький младший сержант, сидящий закутанным в мундир в углу и с интересом посматривающий на незваных посетителей. Иногда его взгляд останавливался на Ольхтанде, и интерес моментально сменялся неприкрытым отвращением, а губы пересекала кривая усмешка.

— Сердечно благодарю за проделанную работу, дамы и господа, — чопорно поклонился на все стороны главостраж и присел за письменный стол, заваленный разорванным и недействительными депозитными квитками. — Я бы принял вас к себе на службу, ей-богу, нехай вы нелюди, вы работаете результативнее, чем все мои никчёмные подчинённые, вместе взятые. За Твердолоба и его прихвостней можете не волноваться — горевать по ним никто не собирается, особенно нелюди, проживающие в Ветропике. Говоришь, это ты раскрыла гномов? — Ольхтанд взглянул на Аврору, которой эльфийка вытирала лицо своим рукавом. — Аврора, верно? Это ты приходишься ученицей эльфке?

— Вы про Морэй? Хо, я для неё не просто ученица, я — нечто большее!..

— Помолчи, Аврора, — оборвала её излияния чародейка и выпрямилась. — Слава всем богам, с тобой всё хорошо. Идём на корабль, расскажешь мне о своих приключениях. А потом спать. Хочу, чтобы этот кошмарный день кончился как можно скорее.

— Будешь много знать — скоро состаришься, Ольхтанд, — с улыбкой промолвила Форсунка и вышла вслед за Козочкой. Ольхтанд одарил её напоследок самым недружелюбным взглядом, на который был способен.

Последним, как подобает капитану, кордегардию покинул Сьялтис и, особо не следя за своей походкой, вразвалку поплёлся вслед за подчинёнными. Настроение у него было не ахти какое. Вот ведь выдалось плавание! То мёртвые мерфолки, то Элизабет в тюрьме, то Аврора со своими криками «Я нашла убийц, их надо арестовать!». На суше теперь страсти кипят похлеще, чем в море. И плевать на людей и мерфолков, пусть они хоть зубами друг другу глотки перегрызают, но… Так уж вышло. Если бы не инициатива Авроры и поддержка Иезекииля, Сьялтис и пальцем бы не пошевелил ради безопасности людей, напротив, подлатал корабль и как можно скорее покинул Ветропик, пока обозлённые легионеры не принялись тут бесноваться. К тому же в городе нигде нельзя купить хотя бы пуд хорошего рыжего угля, здешние барыги заламывают цены, будто торгуют чистым золотом.

***

— Эй, Лизавета, — Элизабет услышала за спиной приглушённый голос Форсунки, — притормози-ка, у меня для тебя кое-что есть.

Серокожка сбавила темп шага и позволила ящеровидке догнать себя. Довольная, как сытый мамонт, Форсунка зашагала вровень с чародейкой, а когда их обогнали остальные, включая Сьялтиса, схватила руку Морэй и что-то вложила в неё.

Это были окровавленные глазные яблоки с остатками мышц и нервов. Красные змейки прожилок окружали застывший в неподвижности зрачок с тускло-серой дужкой.

— Форсунка… — голос чародейки звучал укорительно.

— Что? Хотела забрать его глаза — забирай! Вдруг пригодятся!

— Что там? — спросила любопытная Аврора. — Ой… Это что, чьи-то глаза? Ужас какой!

— Ничуть не ужас. Такое добро лишним никогда не бывает, а у домовитой бабы всё в хозяйстве пригодится! Только спрячь их пока что, а то увидит кто, как эльфка идёт по улице с чьими-то зенками в руках, так пиши-пропало.

Элизабет, вздохнув, щёлкнула пальцами другой руки, и глаза Твердолоба испарились. Окровавленную руку чародейка вымыла в треснувшем корыте, откуда пили разгуливающие прямо среди дороги свиньи.

— Идём, крошка, на корабль. Там ты мне всё расскажешь.

Аврора распустила длинные, пахнущие дымом белокурые волосы и резкими движениями головы рассыпала их по спине и плечам. Сьялтис всю ночь намеревался бодрствовать на шканцах и руководить починкой такелажа, и его гамак был пуст, поэтому Аврора могла занять его. Рядом, в глубоком капитанском кресле, дремала Элизабет, закинув ногу на ногу и подперев голову треножником из пальцев, на сундуке расчёсывала свои непослушные лисьи волосы Шай’Зу. Форсунка сидела на голом полу, прислонившись спиной к трельяжу, внутри которого что-то позвякивало и погромыхивало. Находящийся в этой сугубо женской компании Иезекииль с угрюмым лицом разбирал навигационные карты на столе капитана, постоянно кряхтел и почёсывал подбородок. Тяжёлый аромат трав заглушал остальные запахи в каюте.

— Что ж, дамы, чувствую, вам не терпится избавиться от меня, так что я, пожалуй, исполню вашу немую просьбу, — взяв под мышки несколько рулонов и хьюмидор с сигарами, квартирмейстер покинул каюту.

Действительно, после его ухода женщины заметно оживились и разговорились. Молчала только Аврора, отвернувшись ото всех к окну. Она уже крепко спала, потому что притомилась от дневных приключений.

— Значит, вас двоих бросили в тюрьму, — лицо Виолетты выражало какую-то неестественную торжественность, а её синие глаза искрились живыми блёстками в тусклом свете стоящего на столешнице кенкета. — Марго, я ведь десяток раз предупреждала, чтобы ты сидела на корабле и носа наружу не высовывала. Приспичило тебе, видите ли, откушать и в баньке попариться, как «цивилизованному эльфу». Лучше бы отобедала вяленым мясом и потёрлась обмылком в бадье, как «варварская дриада». Добром твои планы не кончились, как видишь. Мы с Авророй еле-еле узнали, где ты находишься, пришлось допрашивать чуть ли не полгорода на пути к гномам. Ох, натерпелась я в этом городе, каждый встречный человек считал своим долгом хотя бы пальцем прикоснуться к моей нижней части тела. Как обезьянки, честное слово. И после этого они называют дриад необтёсанными и сиволапыми животными…