Хозяин «Белой акулы», получив по загривку деревянным черпаком от собственной служанки, очутился на полу, на его гладко выглаженном фартуке запестрели следы от многочисленных сапог.

Форсунка выхватила у одного бледноватого трясущегося господина бокал с кровавым вином и залпом выпила его, опосля вскочила на стол и, перепрыгивая с одного на другой, добралась до Элизабет, с боем пробивающейся к выходу. Той приходилось парировать удары сразу трёх наседающих с разных сторон стрелков. Подоспевшая на помощь Форсунка сокрушающими ударами топора уменьшила число до одного. Удрализка ударным батманом отбила финт стального штыка, прицельно ткнула бесноватого противника остриём клинка в шею, точно в сонную артерию, и лёгким пинком в живот отправила стрелка в гущу дерущихся между собой джентльменов в модных жилетах с галстуками и полосатых штанах.

Взглянув на Форсунку с раздутыми жабрами, Элизабет невольно вскрикнула и даже по старой привычке перекрестилась. Рыбница тоже издала удивлённый писк, когда увидела струйки серебристой крови, текущие со лба и из левой ноздри удрализки.

— Это что, кровь? — Форсунка сложила жабры и нахмурила несуществующие брови. — У тебя серебряная кровь? Вот те на!

— Уходим! — крикнула, стараясь перекричать гвалт голосов, Элизабет и, вняв собственному совету, побежала к дверному проёму. Форсунка последовала за ней, прикрывая тыл.

Один из ошалевших посетителей, стоя прямо в проёме, сорванной с петель дверью колошматил всех направо и налево, не давая никому выбраться из этого ада. Чародейка взмахом руки и заклинанием психокинеза отправила его вместе с дверью в короткий полёт, закончившийся не слишком мягким приземлением на барную стойку, заваленную осколками разбитых бутылок и черепков. Она и Форсунка вылетели из ресторации, как пули, и… Оказались перехвачены стражниками Ветропика, сбежавшимися на неразбериху в «Белой акуле».

— А ну, держите этих курв, парни! — голосил главостраж, размахивая новеньким наганом. — Всех к чёртовой матери держите!

Элизабет почувствовала, как её нагибают, отбирают шпагу, скручивают руки за спиной и заламывают пальцы. Она вскрикнула, грязно выругалась по-гномьему, сделала рывок, раз, второй, лягнула копытами наудачу, и получила по голове чем-то тупым. Ставшие ватными ноги подкосились, и чародейка обмякла в цепких руках стражников, воняющих конским потом, железом и злобой. Улица, здания, лошади, бронированные фургоны с зарешечёнными окнами, толпа зевак, голубое небо и чёрная земля — всё поплыло перед её глазами, слилось в единый радужный пузырь и лопнуло, лишив сознания и чувств.

***

Аврора, прячась за фыркающими и вскидывающими землю копытами лошадьми, увидела своего старого знакомого — низкорослика, выпрыгнувшего из окна с выбитыми рамами. Его плащ был разодран в клочья и свешивался до земли карикатурными бесформенными кусками, а конопляная рубаха заляпана влажными пятнами, яблочной кожурой и шелухой от семечек. Шарф и сапоги коротыш безвозвратно утерял в общем хаосе, но, судя по всему, он был рад, что вообще выкарабкался без единой сломанной кости и выбитого зуба. Приземлившись на живот, карлик вскочил и что есть духу прыснул в тёмный переулок между ресторацией и домом модистки. Девочка — за ним. Какой бы экстремальной ситуация ни казалась, юная чародейка не желала упускать полурослика, не проучив его как следует и не узнав о месте приобретения чешуйчатого плаща. За свою наставницу она ничуть не беспокоилась.

А зря.

***

Карлик, постоянно оглядываясь назад, петлял в закоулках, воняющих помоями и заваленных различным мусором. Аврора, придерживая развевающиеся полы свободного платья, старалась не отставать. Их шаги гулким эхом отдавали в тесных застенках, сбитое дыхание напоминало пыхтение паровоза. В голове девочки крутились формулы двух заклинаний — Nymua’Oieny и Gottaqua. С помощью них она намеревалась поймать прыткого коротышку и выбить из него информацию.

Орудие возмездия. Я — орудие возмездия.

***

«Nymua’Oienyr» — жгучее пламя, формула третьего круга огненной стихии, основное атакующее заклинание для пироманта любого уровня. Позволяет преобразовывать психомагическую энергию в сгусток высокотемпературной плазмы любого объёма для самых разных нужд. Именно Nymua’Oienyr спас Аврору от насильника, превратив того в горку пепла и чёрных трухлявых костей. Тогда заклинание девочка составила кустарным, «дедовским» способом, по памяти прокричав слышанную от других жрецов и чародеев формулу. И, что самое интересное, она сработала, хотя до этого у девочки ничего не выходило, сколько бы она ни драла глотку: видимо, Сила, дремлющая в ней, всполошилась, когда почувствовала нависшую над ней опасность. Сейчас же Аврора полностью овладела всеми производными Nymua’Oienyr и могла добывать огонь для самых разных нужд в стольких количествах, в скольких желала.

«Gottaqua» — атрофический паралич. Заклинание, способное парализовать работу нервной системы жертвы и превратить её в тряпичную куклу в руках коварного чародея. Формула куда более сложная, нежели Nymua’Oienyr, да и область применения заклинания весьма узка, однако Gottaqua является одним из первых заклинаний, которое начинающие маги и магички выучивают под строгим надзором преподавателей во многих учебных заведениях Сикца — от низших духовных семинарий до имперских столичных университетов. Паралич способен нейтрализовать даже взрослого минотавра, если у чародея хватит Силы и психомагической энергии на его сотворение. Результат при удачливом раскладе превосходит даже самые оптимистичные ожидания: недюжинная мышечная масса быколюдов превращается в гору вяленого мяса, а стальные суставы в тонкие ивовые прутья. Не владеющая своими членами жертва оказывается полностью парализована и недееспособна, при непроизвольном падении может легко сломать различные кости или вывихнуть суставы. Словом, Gottaqua является одновременно и самым излюбленным, и самым ненавидимым чародеями заклинанием, ведь для их природы паралич означал серьёзный удар по нервной системе, отвечающей за сдерживание магического потенциала. Нередко незащищённые оберегами волшебники, парализованные своими коллегами Gottaqua, погибали от разжижения головного или спинного мозга, сопровождаемого взрывом и выплёскиванием Силы. Как правило, после такого от кудесника и его незадачливого противника оставались лишь ботинки с останками оплавленных ступней. В среде многих магов существовало негласное табу — никогда и ни при каких обстоятельствах не использовать Gottaqua супротив своих коллег по чародейскому цеху, какими бы вескими ни были на то причины.

Низкорослик увидел, что его преследуют. Не мог не увидеть. В чём коротышей нельзя было упрекнуть, так это в их дьявольской выносливости и удивительной прыткости. Убегающий от Авроры карлик выскочил из переулка, как ошпаренный, и понёсся по многолюдной улице, с разбегу перепрыгивая лужи, клетки с курами, разложенные лотки, на четвереньках пробегал под брюхами лошадей и днищами повозок, ловко обходил бондарей, катящих бочки. Пятки его сверкали с ужасающей частотой, и если бы одна из торговок не стеганула половинчика живым угрём за то, что тот всё же опрокинул её бочку с сельдью, Аврора точно бы упустила его. Её саму кто-то от души ударил арапником по спине, но боль, по крайней мере, была не такой невыносимой, чтобы останавливаться и приниматься охать и ахать. Беглец же кувырками покатился по брусчатке, залитой пластом из грязи и навоза, вскочил и, подпрыгивая на одной ноге, ринулся в зияющую слева теснину между двумя амбарами с гонтовыми крышами. Аврора, перепрыгнув бочку и селёдки, искрящиеся в лучах солнца серебристыми чешуйками, шмыгнула в проулок.

На секунды облупившиеся, исписанные углём и мелом каменные стены амбаров, металлические стволы паровых труб и клапаны, покрытые капельками конденсата, озарились ядовито-зелёными розблесками. Испуганные крысы запищали, прыснули во все стороны. Магический разряд попал прямо в крестец беглеца, когда он намеревался перепрыгнуть очередной разломанный деревянный ящик с остатками названия какой-то торговой компании. Карлик, вскрикнув, упал на землю и кубарем покатился вперёд, пока не ударился о пустую бочку. Его и без того кривые ноги оказались вывихнуты неестественным образом, руки разведены в стороны, а сам он вдруг с ужасом почувствовал, что не ощущает тела ниже подбородка.