— Проклятье! — выругался он, злобно смотря на медленно приближающуюся Аврору, старательно обходящую лужи и завалы отходов. — Это опять ты, шалава!

Девочка, прихрамывая и держась за разрываемый болью правый бок, подошла ближе и присела перед карликом на колени. Дышала она тяжело и прерывисто, жадно ловя ртом скопившуюся в переулке вонь. Прошло не менее минуты, прежде чем она восстановила дыхание и перестала ощущать боль в мышцах и печени. Голубые глаза её неотрывно следили за низкоросликом, который валялся на спине в груде обглоданных собаками и крысами говяжьих и свиных костей и издавал нечленораздельные звуки посиневшими губами.

— Где ты нашёл плащ, падла? Отвечай немедленно! — Аврорины пальцы щёлкнули, и на их кончиках заиграли яркие струйки пламени, угрожая перекинуться на заляпанную одежду карлика. — Иначе заживо спалю! Ты думаешь, я шучу, да? Это магическое пламя, вмиг тебя сожрёт, пикнуть не успеешь!

— Здесь… Здесь, близ города! — пискнул коротышка, с трудом ворочая онемевшими руками и пытаясь встать. Его свинячьи глазёнки заворожено наблюдали за синими языками магического пламени, которыми вызывающе поигрывала чародейка: перекидывала с одного пальца на другой, уменьшала и увеличивала высоту огня, тушила и тут же зажигала новые язычки. — Проклятье, да ты ведьма! Опять ведьма попалась, что ж такое! Чур меня! Пропади ты пропадом, бестия, я ведь дотрагивался до тебя!..

— Да, я ещё не забыла, — личико девочки исказила жутенькая гримаса, и пламя насытилось холодной синевой, взметнулось до нижних заколоченных окон. Вся её кисть превратилась в сплошной факел, потрескивающий и изрыгающий искры. Перекошенное лицо заиграло отблесками огня и стало ещё более ужасным. — А теперь говори, где продают эту мерзость! Живее, иначе к этим костям присоединятся твои, чёрные и обгоревшие!

— За… За городскими воротами, у сторожевой башни, там… Там ещё совсем рядом конюшни, — залепетал коротыш, изо всех сил отворачиваясь от яркого пламени, лижущего рябые щёки и лоб. — Их там целая кодла, продают всякие товары из мерфолкской чешуи прям средь бела дня, наверняка взятку дали градоначальнику, чтобы разрешил! Покупателей у них хватает, зараз заметишь толпу. Оставь меня, пожалуйста, извини, что трогал тебя, не… Не сжигай меня только! А-а! Хочешь, возьми мой плащ, всё бери, заначку в штанине, только расколдуй меня-а! А-а, что с моими ногами?!

Аврора поднялась и, дунув на факел, затушила его окончательно. В переулке снова стало темно и прохладно, и отдельные крысы стали осторожно выглядывать из своих убежищ и попискивать. Помассировав похолодевшую руку, девочка презрительно фыркнула:

— Тратить на тебя свою Силу? Ты переоцениваешь себя. Ты и вши из заячьего тулупа не стоишь, коротышня. Заклинание паралича испарится через пару часов, будет очень больно, а пока полежи здесь, подумай о своём поведении, иногда нам всем полезно поразмыслить в одиночестве. И чтобы больше я тебя не видела, иначе точно подпалю тебе волосы на жопе, понял?

Пока учительницы не было рядом, девочка решила не стесняться в выражениях, которые сама от неё же неоднократно и слыхала. Элизабет строго-настрого запрещала своей ученице сквернословить и давала по губам за любое бранное словцо, даже случайное.

— А?! Да, госпожа, как вам будет угодно, госпожа! — энергично завертел головой карлик, гремя обглоданными костями. Аврора увидела, как на его штанах в районе промежности расплывается мокрое пятно, и с отвращением покинула закоулок.

Но, вспомнив что-то, девочка развернулась и торопливо направилась обратно. Невысоклик протяжно заскулил, увидев чародейку, за что получил пощёчину.

— Угомонись! — Аврора нависла над обездвиженным пленником, сорвала с него шапку и процедила сквозь зубы: — Твой ожог на башке напоминает отпечаток ладони. Кто тебе его поставил и за что? Говори, падла!

— Ведьма одна, черноглазая эльфка с чернявыми волосами, нездешняя, не та, с которой ты была в харчевне, — промямлил полурослик, — Бледнокожая, с алыми губищами и чёрными зенками, прямо настоящая вампирша, только без клыков. Скинсиса, поди. У неё ещё белый цветок на голове был. Приплыла из Содружества на корабле, я так думаю. Никогда здесь не видел. Вчера с ней столкнулся в порту, локтём случайно задел задницу, а она взъярилась и шлёпнула меня рукой по башке, как раскалённым ломом! Сука… А-а, это я не тебе!

— Ещё бы ты мне такое сказал, — едко усмехнулась белокурая девочка. — Прости, мне пора. Штаны смени потом, как очухаешься.

Поделившись столь ценным советом, начинающая магесса нахлобучила шапку обратно, удалилась и больше не возвращалась. Путь её лежал на «Чёрный олеандр», где она намеревалась найти союзников для борьбы с торговцами.

Орудие возмездия. Я — орудие возмездия.

***

— Эй, очнулась? — голос Форсунки был спокоен и в какой-то степени вял, доносился как будто из закупоренной бочки.

Слабый толчок в бок. Элизабет со свистом вдохнула воздух, провонявший мочой, плесенью и сыростью, и окончательно пришла в себя. Голова звенела, как церковный колокол в службу. Протерев лицо рукой и с трудом разлепив глаза, эльфийка осмотрелась.

— Нас заперли в темнице.

— Вижу, мозги тебе ещё окончательно не отбили, — Форсунка вытянула длинные стройные ноги и пошевелила пальцами, соединёнными светло-бирюзовыми перепонками с голубоватыми прожилками. Сопревшая солома, укрытая тряпьём, тихо зашелестела под двумя узницами.

Но они были в темнице не одни. В коридоре, от которого отделяли тесную камерку железные ржавые решётки, щедро полыхали факела, зажатые в ухватах на толстых каменных колоннах, и в этих жалких порциях света, что попадали к ним, чародейка узрела трёх обмотанных в нелепые рваные одежды существ, сжавшихся в самом дальнем углу на таком же хлипком матрасе, подальше от разлитых на ледяном каменном полу луж мочи и рвоты. И крови.

В трубах, идущих под потолком, шумел пар, где-то далеко капала вода, и однообразное эхо гуляло по камерам городской тюрьмы, изредка прерываемое тихими перешёптываниями существ и храпом, доносившимся из другой ямы.

— Ой-ёй, — удрализка села повыше и прислонилась спиной к ледяной стенке, выложенной неотёсанными серыми булыжниками. — Всё-таки повязали, сволочи. Сколько мы уже торчим здесь?

— Хрен знает, по ощущениям целый месяц прошёл, — качнула головой Форсунка. — Неплохо тебе так приложили по темечку коромыслом, до самой тюрячки копытами по земле возюкала. Кинули нас с тобой к энтим ворюгам, платьишко твоё порвали, пытались за сиськи мацать, но я была в здравом уме, защитила… — она показала иссиня-чёрные синяки на предплечье. — А вона, у входа, зубы валяются чьи-то в крови. Кому-то всё-таки съездила в челюсть, в темноте не разглядела.

— Пропади всё пропадом, — эльфийка прикрыла бюстгальтер разорванным лифом платья и проверила, на месте ли её украшения — кольцо с цеховой печатью и ожерелье-ключ. Конечно же, они были на месте, вряд ли кто смог бы снять их с её тела, преодолев магический барьер. — Надо отсюда выбираться. Я должна… Должна отыскать Аврору. Я видела, как она выпрыгнула в окно, надеюсь… Убежала на корабль, к Виолетте. Она может найти нас.

— Какая ты неунывающая, госпожа чародейка, даже в полной заднице увидишь лучик света, — грустно улыбнулась Форсунка и понурила голову. — В таком случае твоей Козе надо поспешить: нам с тобой недолго тут осталось солому мять. Здешние законы суровы даже к людишкам, чего говорить о эльфах и рыбниках. Завтра с утреца…

— Что? — навострила дрожащие от сырого холода подземелья уши Элизабет.

— Что, что? Петлю на шею и колодку из-под ног на глазах у всего городишки. Да ещё и завтрак зажмотят наверняка… Вот потеха-то будет — проклятых нелюдей казнят! Небось, сам градоначальник припрётся поглазеть на сие зрелище, ещё и главостражу деньгу выпишет или медальку.

— Чёрт бы всех побрал! — заворочалась на тюфяке эльфийка, принимая более удобную позу. — Быть такого не может! За что нас вообще сюда бросили?

— Да хрен знает. В ресторане такой кавардак стоял, что начальник стражи решил не морочить себе голову и всех, кого успел выловить, пересажал за буянство и нарушение общественного порядка. А, и ещё за незаконное использование холодного и огнестрельного оружия в Богатом районе. В соседней темнице мои знакомые здоровяки сидят, то и дело грозятся пробраться ко мне и задушить. Зря я их тогда не зарубила. Сейчас молчат — уснули, наверное. Да и того горе-усача в шашечку я видела, протащили мимо за шиворот. На голове у него стало на одну шишку больше, ха-ха.