- Эмиль, Эмиль, Эмиль! - повторяла я, гладила его волосы, целовала исхудавшие руки. - Ты это сделал! Сделал! Ты победил смерть!
-- Я думал, была зима... - произнес Эмиль, изо всех сил стараясь подняться на подушке. - Потом пришел огонь, растопил лед...
Глядя на него, я не могла произнести ни слова, комок слез, нарастающий в горле все эти дни, таял. Подлые слезы катились сами, и Эмиль, вернувшийся из своего таинственного мира, протянул руку и утер мое лицо.
-- Чем плакать, сказала бы лучше, что я здесь делаю? - подняться на подушках ему так и не удалось.
-- Лежишь на подушках! - сквозь слезы улыбнулась я.
-- А смерч?
-- Ему повезло меньше, чем тебе...
-- Ладно, малышка, не плачь... объясни все, - Эмилю не было покоя, если в поле зрения существовали какие-то неясности или нерешенные вопросы. Не успев прийти в себя, он хотел все и сразу. Именно таким он был и таким я его любила...
***
Среди тех мыслей, которые одолевали Эмиля, самой навязчивой оказалась мысль о том, что недостроенная ветряная ловушка не сможет отвести ветер к Оврагу Печали. Если бы только Тигиль мог знать, как мало шансов у их плана, он бы непременно пошел за своим другом, но Тигиль никогда не отступался от того, что задумал. Реальность подсказывала Эмилю, что дар вечной правоты впервые изменит его другу.
Углубившись в лес, Эмиль оглянулся - нет, за ним никто не последовал. "Все равно не послушаются, погонят коней на смерть..." - с грустью подумал он. Торопясь скрыться, Эмиль свернул и пошел напрямик к Оврагу Печали. В это время предвестники смерча уже вовсю мучили небесный простор. Ветер пробрался к озеру, преграждая Эмилю дорогу. Он накинул капюшон, застегнул на куртке плащ и прибавил шагу, до оврага оставалась малая толика, но она оказалась непреодолимой. Налетел, набросился ледяной шквал, Эмиля оторвало от земли и швырнуло о ствол падуба. Падуб протянул свои ветки и успел смягчить удар. Эмиль ухватился за ветку и повис, но тело не слушалось своего хозяина, в нем не хватало тяжести, Эмиля швыряло из стороны в сторону, он упал на землю и понял, что Овраг Печали недосягаем. Над головой неслись, подгоняемые прихвостнями смерча, облака. Красное небо бросало кровавый отблеск на весь лес, и лес принял коричневый мрачный оттенок. Впереди росли черные ели, позади рухнуло дерево и перегородило дорогу к отступлению. Падуб заскрежетал, предрекая гибель, ветер снова пронесся по лесу, сила его утроилась, время Эмиля истекало. Он приподнялся на локтях и увидел, как за елями косит траву невидимый косарь.
Несколько метров Эмиль прополз, потом ветви градом посыпались с ольхи. Одна упала на ногу и перебила лодыжку, пришлось остановиться, ольха повалилась, крона хлестнула по лицу. Сквозь свист и грохот Эмиль услышал стон побежденного дерева. Теперь Овраг Печали был в трех шагах, Эмиль отдышался, нога горела огнем. В тот бесконечный миг Эмиль решил, что впредь никогда не станет слушать чужих советов и никогда не будет тратить время на бессмысленные разговоры. "Я должен был узнать о смерче все, - думал он, - все, что только можно узнать. Мое место в Туоновских книжных подземельях, а не за праздным шатанием по королевству". Эмиль еще много чего подумал в тот миг и большая часть из того, что пришло ему в голову, осталась при нем.
Обогнуть упавшую ольху он не успел, арбалет вспыхнул, и плечо как будто полегчало, ведь от приближения ветра арбалеты Отуила становились легкими как пушинка. Смерч навис над Эмилем внезапно, его руки продрались сквозь лес и потянулись к своему врагу, не обещая пощады. Эмиля заволокло и пронзило диким холодом, вертя вместе со всем мусором королевства, его потащило в воронку ада и холода...
Удар пришелся по груди, ребра треснули, Эмиль не без удивления отметил, что его тело хрупкое, как сахарная косточка. То, во что Эмиль врезался, оказалось ритуальным камнем племен Дремучих Каньонов. Благодаря этому Эмиля отбросило обратно, он упал на спину. Сверху обрушилась боль, хлестнула по рукам, ударила в плечи. Заломило от тяжести зубы. Косая мышца оборвалась, освободила левую руку от необходимости держать. Чувства, приостановившись, нахлынули с новой силой. Холод и боль сковали разум, слезы ярости застлали глаза. Эмиль лежал на спине и смотрел в красное небо, в судорогах выплевывающее черную воронку смерча. Этот ветряной монстр двигался чересчур легко; он приплясывал, прихватывая на ходу то дубраву, то рощу, то золотые поляны, то цветущее озерцо... Лес стонал... Окоченевшие ладони продолжали сжимать приклад арбалета...
Что-то прошуршало по ногам, по животу, Эмиль вздрогнул, ему на грудь взбиралась пугая ундина.
-- Еще тебя не хватало! - в сердцах сказал Эмиль. - Ну-ка брысь, прячься, пока не поздно! Эй, слышишь?!
Пугая ундина покачала головой и указала крохотной ручкой направо, туда, где, пригибаясь к земле, корчилась от боли черная ель. Ундина спрыгнула в траву и, оглядываясь, побежала к ели. Эмиль осторожно повернулся и, прижавшись к матушке-земле, пополз за ундиной. Достигнув подножия ели, малютка юркнула под куст кулиягоды и исчезла, как сквозь землю провалилась. Эмиль остановился. Над ним бушевала грозная стихия, руки ветра снова тянулись к нему, им ничего не стоило оторвать его, и, точно ветку падуба, засосать в свое алчное нутро.
Полз. Воля ползла за ним. Злая воля, бешеный стук в висок. До куста кулиягоды Эмиль добрался не задумываясь, просто чтобы хоть куда-то добраться. Все гадал, успеет ли перед смертью увидеть руну смерча...
Какие-то неразличимые предметы рушились на Эмиля; что-то ударило в спину, куст кулиягоды вырвало с корнем и унесло наверх. Тогда Эмиль увидел полыньячный колодец. Едва он успел вспомнить добрым словом полыньяков и пугих ундин, как почувствовал, что отрывается от земли. Спасение зияло в полуметре черной дырой тишины, но Эмиль не мог ухватиться ни за что стоящее, разве что за траву да за землю-матушку, только и всего. И тогда в его голове зазвучал голос, вторящий далеким голосам:
«Мерою времени, мигом одним,
Очутитесь там, где веками храним,
Светоч бессмертный дарующий силы,
Тем, кто берется избегнуть могилы.»
Тотчас, повинуясь старинному заклинанию, Эмиль ощутил прилив сил. Меч вырвался из ножен. Не пискнул. Подчинился правой руке. Вонзился по самую рукоять в землю. Эмиль ухватился за меч. Жилы налились. Все.
Никакой боли. Блаженство. Блажь...
Нечто имело когда-то определенную форму, нечто имело когда-то значение, нечто имело...
Через черный берег в белую даль уходила ярость. И ничего не оставалось, только песня... Теперь Эмиль узнал голос своего брата, ему показалось, что он поет из самого детства, из тех лет, когда они не знали, что такое смерть и не знали, что значит разлука:
«Каждое лето
Дарует приметы,
Где предстоит умереть,
Каждое лето
Напишет портреты,
Как будет выглядеть смерть...»
-- Это еще посмотрим, - рассердился Эмиль, потянулся к мечу, и, падая прямо в полыньячный колодец, вырвался из рук волшебного ветра.
В этот миг смерч, удерживаемый ветряной ловушкой двинулся к Оврагу Печали. Загородив лес, он перенес свою невиданную тушу над поляной и замер там, где только что был, а теперь потерялся арбалет Отуила.
Очнувшись от страшного удара, Эмиль увидел, как над ним высоко в колодезном просвете тихим задумчивым хороводом плавают алые облака. Эмиль не поверил своим глазам и решил, что слишком сильно ударился головой при падении. Именно Тигилю Талески и его сломанной ветряной ловушке Эмиль обязан тем, что смерч подставил уязвимую свою сердцевину туда, где глубоко под землей еле живой мальчишка взвел на арбалете затвор.
Алый круг над головой Эмиля замер, арбалет взял прицел, руна стояла прямо над ним, далеко-далеко в небе, четыре стрелы - в вершины, и одну, главную, - в центр.
Лежа на дне полыньячного колодца, глядя в небо и не чувствуя боли, Эмиль поднял арбалет. Он видел руну и слышал в голове только одно:
