— Мы заботимся о качестве не меньше вас!

Надя отправилась к бригаде. Она была составлена преимущественно из комсомольцев. К Ванюшкову перевели Гуреева, Сережку Шутихина, часть ребят из бригады Старцева. К Старцеву же перевели остаток людей бригады Ванюшкова.

— Так вот, ребята, — сказала Надя, собрав бригаду перед началом работ. — Сами знаете, с каким трудом удалось нам получить каупер. Специальный приказ начальник строительства отдал. Вся площадка смотрит на нас. Сорваться не имеем права.

Потом выступила Женя Столярова.

— Начальник цеха, товарищ Роликов, будет контролировать качество нашей работы. Мы должны так работать, чтоб никто не посмел сказать плохо. Ясно, товарищи? — сказала Женя.

— В самом деле, — заколебался вдруг Гуреев, — может, берем мы сверх сил? Опыта у нас, можно сказать, никакого. А если плохо сложим, позор примем на всю площадку.

— Кто боится, лучше уходи сразу! — сурово заявил Ванюшков.

Никто не вышел.

Предстояла нелегкая работа.

— Придерется начальник цеха и забракует! — сказал Шутихин.

— Не придерется! Раз хорошо работать будем, кто может придраться? Еще раз говорю: кто боится трудностей, уходи теперь и не мешай другим!

После беседы Гуреев написал красной краской лозунг:

«Комсомольский каупер № 2 профессорской домны.

     Окончить к 1 августа!»

Ребята полезли на леса и прибили полотнище. Надя организовала звенья. Женя выделила звеноргов. Заключили соцдоговоры.

Тогда же пришел к кауперу профессор Бунчужный.

Погода резко испортилась, на площадке стояла грязь; калоши профессора привязаны были к ботинкам телефонным проводом.

Федор Федорович познакомился с разбивкой людей, с графиком и сел в стороне, на огнеупоре.

Когда ребята приступили к работе, Женя спросила:

— Отчего вы сегодня такой скучный? Ведь начинается кладка второго каупера, и третий строится, и печь. Это праздник! Для всех праздник!

Он посмотрел, не поднимая головы.

— Я знаю, вас беспокоит, успеем ли подогнать остальные работы к Первому мая, как обещали правительству? И все равно успеем! И построим завод! И вы своими глазами увидите, как пойдет чугун! И мы порадуемся вместе. И ваша научная задача будет решена! Я так чувствую. Так будет!

Он попрежнему грустно улыбнулся.

— И не думайте, что я ничего не вижу! Я знаю, что вам не легко. Решается в жизни вашей самая большая задача. Это как бы экзамен. И вы волнуетесь. И не находите себе места. Если бы могли, вы бы и в котловане работали сами, и стали бы на укладку огнеупора. Да? У меня тоже такой характер, но я себя научила сдерживать. Важно ведь не только самому работать, но и руководить, чтоб работали хорошо другие. Да? Только не обижайтесь на меня. Я говорю, что думаю. И не люблю обманывать, хотя иногда приходится...

Бунчужный встал и снял перед Женей шляпу.

— Какая светлая у вас душа!

— Что вы, что вы, профессор! Как можно так... Такие слова только влюбленные говорят!

У Жени запылали уши, а шрам выступил на щеке белым ручейком. Она звонко засмеялась и убежала.

Организационные дела были решены. Работа шла на подъем, ребята приобрели уже некоторый навык. Роликов почти не уходил со стройки. На лице у него то и дело появлялась кислая гримаса. Он делал замечания ворчливым, недовольным тоном. Но ребята слушали его внимательно, указания были ценные.

В ночную смену поднялась в узкой шахте каупера бадья с огнеупором. Надежда Коханец и консультант Август Кар следили за работой. Ночь была темная, по небу голубой птицей беспрестанно носился луч прожектора.

Ребята, не дав бадье остановиться, на ходу попытались выгрузить кирпич. Бадья стукнулась и пошла вниз невыгруженная.

— Сорвалась! — крикнул Гуреев.

— Не теряйся! — послышался снизу уверенный голос Ванюшкова.

Бадью подали вторично. Гуреев наклонился навстречу и, едва бадья подошла к рукам, схватил кирпичи. Секунда задержки, — и кирпичи лежали на ребре каупера.

— Так! Еще ловчей! — командовал бригадир.— Пойдет!

Катали уходили по доскам в узкие проходы и кричали встречным: «Берегись!» На лоснящихся спинах уносили пятна света от фонарей. Через час взяли повышенный темп, работа напряглась, как трос на лебедке.

— Давай кирпич! Не задерживай!

Возле каупера — профессор Бунчужный и Надя. Они наблюдают за работой, обмениваются короткими замечаниями.

— Мне кажется, Надежда Степановна, у нас отстает подача. Надо усилить ее.

— Придется перестроить звенья, — говорит она.

— Перестройте обязательно, иначе сорвемся.

Надежда с Женей перестраивают звенья, шлют добавочных людей на подвозку огнеупора.

Всю ночь работа шла хорошо. Только под утро случилась авария: оборвалась боковая доска крепления. Сережка Шутихин полетел в кауперную шахту. Падая, он напоролся на трос, запутался, удар был ослаблен, — этим парень спас себе жизнь. Работа на несколько минут прервалась. Вызвали скорую помощь, Шутихина повезли в больницу.

Утром Женя Столярова пошла в партийный комитет. После того, как Женя узнала о любви Николая и Нади, ее вдруг покинула душевная стесненность, которая последнее время охватывала ее при встрече с Журбой. Вместо этого появилось нечто подобное вызову, озорству. Порой она искала повод показать свою независимость, свою полную свободу от увлечения и говорила с Николаем мальчишеским тоном.

Он понимал, откуда все это идет, и смотрел сквозь пальцы на ее выходки.

— Товарищ Журба, нужно создать ребятам условия. Смену проработали, как черти. Двести восемьдесят процентов! Завтра обещают дать триста пятьдесят! Прежде всего надо улучшить жилищные условия, требую внимания к моей бригаде.

Созвонились с админ-хозчастью. Комсомольской бригаде второго каупера отвели отдельный угол в бараке. Ребята тотчас переселились, установили свой бытовой режим.

— Вам надо быть передовыми и в быту! — говорила Женя на первом собрании бригады, когда все устроились на новом месте.

— Не девушка, а золотой огонек! — заметил тихий Гуреев.

Через два дня явился из больницы Шутихин. Он был обвязан, перебинтован, желтизна лежала на лице, но парень, как ни в чем не бывало, шутил и улыбался.

— Вот это да! — сказал он, осмотрев новое жилье. — Забота о живом человеке!

— Ну, как ты? — спрашивали товарищи, разглядывая Шутихина.

— Не стеклянный! Через несколько дней выйду на работу!

Женя Столярова от радости чуть не бросилась к Сережке на шею.

— Не тронь его! Сломается!

В начале новой недели консультант Август Кар, просиживавший по целым дням в каупере, обнаружил неполадки; пришлось разобрать, к радости Роликова, четыре ряда насадки. Занялись этим делом. Злого умысла не нашли: неправильно выложили — и все. Слава консультанта пошла вверх, а Наде было до слез обидно, что она могла пропустить. «Запуталась, какую марку кирпича следовало класть. Их много», — смущенно признавалась она, чувствуя себя не очень уверенно. «С марками надо познакомиться поближе», — решила она.

Август Кар вертел в руках огнеупорные кирпичи и, сидя внутри каупера, распевал песни.

Итоги работы первой недели были, несмотря на напряженность, неудовлетворительны: звено Смурыгина выкладывало в среднем три с половиной ряда за смену; звенья Яши Яковкина и Василия Белкина — их также перебросили на огнеупор в доменный — по четыре. Профессор Бунчужный ходил задумчивый и что-то решал про себя.

— Мы должны выкладывать по пять и больше! Что надо сделать, профессор? — спрашивала Женя.

Чувствовалось, что сейчас в ее жизни самое главное: выполнят ли комсомольцы обязательство или нет. Она действительно готова была сама стать на кладку, лишь бы помогло.

— Что бы нам такое придумать? Посоветуйте, Федор Федорович! — обращалась и Надежда. — Мы больше ничего придумать не можем.

— Какой ведьмы они хотят? — ворчал Август Кар. Он курил морскую трубочку и выстукивал кирпичи, как врач выстукивает грудную клетку. — Где это слыхано? Как можно дать больше?