Тара услышала крик Раза Пэлхема, и мановением руки потушила объявший его огонь. Он обмяк, потеряв сознание, но в целом был в порядке. Гася пламя, она почувствовала его нечеловеческую природу, объединенную со злобной волей человека.

Огонь был порожден не человеческим Таинством. Форму и силу гневу кардинала Густава придавали тонкие божественные механизмы: миллионы натянутых паутинных ниточек вибрировали словно гитарные струны. Их трение и создавало ненасытное пламя.

Кардинал сказал: «Ты преподнес мне эту силу». Ну, конечно! Кого же еще кардинал мог попросить создать круг Таинств, как не того, кому им было доверено создание Справедливости? Какой еще Посвященный пошел бы на такое, презрев всю профессиональную этику?

— Помоги мне, Тара! — бледное лицо и курчавая борода Деново покрылись потом. Отражая прямолинейную атаку Густава, с помощью ворованной силы студентов, учителей и каких-то богов, его руки дрожали. Взглянув на него, с закрытыми глазами, она увидела, что он светится как неоновая молитвенная мельница. Сама бы она не продержалась под столь яростным напором больше пары секунд. И все же, при всех накопленных Деново силах, он едва-едва справлялся. — Он убил судью Кабота.

«Верно, — подумала Тара: — Инструментами, которые ему вручил ты. Какая тонкая могла бы быть месть, и все что нужно сделать — это стоять и наблюдать».

— Я не убийца, — ответил Густав тихим и угрожающим голосом, напомнившим шорох сползающего по склону снега, предвещающего надвигающуюся лавину. — Я направляю гнев моего Господа.

Смотреть на кардинала было все равно, что смотреть на солнце. В одно мгновение он светился всеми цветами сразу, в другое — совсем погасал, становясь для тариного зрения тускло-серым.

Она и дальше могла бы сидеть сложа руки и наблюдать за боем, но кардинал еще не признался в убийстве судьи. Справедливость никуда не исчезла, но не вмешивалась. Признание могло спасти горгулий, если только они выживут:

— Так, как кардинал? — выкрикнула она. — Это вы убили судью Кабота?

— Я убил его. Я убил бы любого, кто посмел бы замыслить заговор против Господа Коса.

«Давай-давай. Продолжай болтать». Чем больше выговорится, тем безопаснее для горгулий.

— Он не был заговорщиком. Он служил вашему богу!

— Боги сходят с ума, как и люди. Мой Господь страдал сердцем. Когда Он возродится, то узнает, что я сделал это из чистой веры. Я предотвратил глумление над Ним.

— Вроде того, что делаете сейчас? Тратите его силу подобным образом… да вы повредили его телу больше, чем могла бы алчность Серил.

— Тара, — заорал Деново. — Помоги! Вместе мы сумеем с ним справиться.

Она не обратила на него внимания.

— Остановитесь, кардинал. Не стоит вредить Косу больше, чем вы уже сделали. Он желал мира между городом и Защитниками.

— Они — нечисть! — Это слово раскатистым эхом прогремело словно гром, но за божественным гневом она услышала жалкую злость очень старого человека. — Летучие крысы, прячущиеся на заброшенных городских чердаках. Разве я могу позволить им пачкать моего Господа своими когтями?

— Вы несколько месяцев планировали убийство судьи Кабота с тех самых пор, как узнали о чем Кос его попросил. Воздали круг Таинств, изучили связывание души. За все это время вам не приходило в голову просто попросить вашего бога объясниться?

На лице Густава мелькнули светлые влажные полоски слез:

— Почему мой Господь даровал столь многое какой-то шайке чудовищ?

— Он бы вам ответил. Вам следовало больше ему доверять.

— Он бы лишь пожалел меня за непонимание! Мой Господь, мой Хозяин, мой Друг пожалел бы меня за то, что я не могу возлюбить вот это. — Он почти выплюнул последнее слово, обращаясь к Защитникам.

— Раз вы в самом деле чувствуете такое, — выкрикнула в ответ Тара: — Может вы никогда в жизни не любили?

Едва это слово слетело с ее губ, как ее сердце екнуло, понимая, что не стоило говорить ему подобное. Весь гнев кардинала Густава обрушился на нее. Она расставила ноги и подняла руки. Когда огонь обрушился на нее, она чуть не упала.

Чуть.

Кэт потерялась. Космическая высота единения со Справедливостью разрушилась, увлекла ее в глубины, где мир вращался в противоположные стороны и не было возможности вздохнуть воздух. Песнь Справедливости вывернула ее наизнанку и она чувствовала себя лепестком посреди необъятного океана, который мечется на гребне приливной волны. Она была на глубине как утопленница и сквозь чернеющую искажающую зрение толщу воды видела приближение Абеларда, озаренного розоватыми отсветами пламени.

— Кэт!

Его голос слышали не принадлежавшие ей уши, и хотя она пыталась ответить, ее рот был перекрыт словно каменной стеной. Ее тело ей не принадлежало, было одолжено постороннему лицу, которого не было дома.

Лицо Абеларда было исчерчено тенями от огненной схватки.

— Кэт! Кардинал совсем спятил!

Она все слышала, но ее память была очень хрупкой, эфемерной и ненадежной как дыхание.

— Кинжал в твоей руке, — его рот казался огромной, зияющей ямой, а глаза — еще больше. — Он с его помощью управляет силой, забирает ее у Коса.

«Чего он ждет от нее?» Воля Законника принадлежит Справедливости, а та молчала.

«А это, — сонно отметила она, — необычно».

Ее внимание поплыло низ, и она увидела в некогда своей руке кинжал. Абелард попытался разбить его закутанной в рясу рукой, но тот не поддался, и монах отшатнулся с ярко-красным порезом на руке там, где кинжал прорезал грубую ткань.

— Ты, что — позволишь кардиналу убить Тару? Или Защитников? Думаешь он теперь оставит их в живых после того, что они видели и знают? — Он схватил ее за плечи, но она не чувствовала его хватки. — Помоги, Кэт.

Мир Тары исчез, поглощенный потрескивающим, нескончаемым, голодным, бесчувственным пламенем. Никогда прежде ей не приходилось сражаться против бога. Если бы против нее сражался сам Кос Вечногорящий, она была бы мгновенно испепелена. Несмотря на переполняющую его божественную силу, кардинал Густав все же уступал своему божеству в мастерстве владения этой силой. И тем не менее, Таре пришлось пригнуться под напором огня.

— Тара! — голос Деново утратил спокойствие и собранность. Она слышала нотки страха. — Мы сумеем с ним справиться, если будем действовать вместе. — Его разум, совершенно холодный, как убежище от жара, шарил в поисках лазеек к ее чувствам, предлагая восстановить прежнюю связь по лаборатории. Снова отдаться ему. — Прошу, позволь мне войти.

Без его помощи она умрет. С его помощью она, возможно, все равно умрет.

Зачем она вообще понадобилась Деново? Он же сражался в божественных войнах. Он отлично умел отвечать ударом на божественный удар. Нужно уклониться из-под удара, обратить его против противника, и истощить силы вашего божественного противника. Кардинал должен быть уязвим к подобной тактике, однако Деново отчаянно звал на помощь и хотел, чтобы она сдалась.

Настоящий ли это страх в его голосе или просто волнение мошенника, подобравшего ключик к жертве?

Тара крепко держалась против атаки кардинала, лишь пятясь под напором силы погибшего Коса.

Разум, душа и дух — все исказилось и стало недоступно. Огонь видел ее, но не находил и прошел мимо, желая уничтожить хоть что-нибудь.

Словно выпуская птичку из клетки, она протянула соблазнительную ниточку к разуму Деново.

Слепое, голодное и безумное пламя схватило приманку.

Элейн Кеварьян следуя сквозь плотный туман по тропинке боли Александра Деново, возвращалась в свое тело. Открыв глаза, она обнаружила, что лежит на необработанном мраморном полу большого зала Справедливости под взглядом слепой статуи в окружении тысячи Законников. Оказалось, что она ранена — глубокие порезы от упавших осколков, множество царапин и синяков. И кое-что еще — она горит.

Прекрасно.