И всё-таки кормили здесь хорошо. Я бы сказал «на убой», но опасался, как бы мои слова не оказались пророческими. Когда принципы бытия здешнего мира остаются за гранью понимания, строить прогнозы относительно нашего дальнейшего существования было бы большой смелостью. Может быть, нас и впрямь откармливают для того, чтобы потом скормить какому-нибудь чудищу, которое живёт за теми вон красно-коричневыми скалами? Однако не будем о грустном.

Итак, с кормёжкой у нас проблем не было. В первое время (опять время!) мы с Леной, как я уже говорил, предавались чревоугодию на пару. Садились за столик с табличками, на которых были начертаны наши имена (я даже не пытался задавать себе вопрос, откуда они их знают), и, пока услужливые официанты занимались нехитрой сервировкой, жадно глазели по сторонам. Как правило, полупустой зал был наполнен приглушёнными голосами обедающих. Никто не обращал на нас внимания. Вообще, любопытством тамошние обитатели за пределами своих научных келий явно не страдали, полностью изливая его на предметы своих исследований. Дежурная улыбка при встрече, в лучшем случае – стандартный вопрос об успехах, – и всё. Ритуальное действо закончено.

Потом наши совместные трапезы стали всё реже и реже. Порой я заходил за ней в лабораторию, чтобы пригласить на обед. Иногда мне это удавалось, но чаще я отправлялся в столовую один: работа для неё была превыше всего. «Как ты не понимаешь! Это же так важно!» Я ни черта не смыслил в химии, но всё чаще и чаще задавал себе вопрос: а что она там, собственно, делает? Что за научные опыты ставит? И кому всё это надо?

Кстати, тот же вопрос можно было применить к любому из обитателей этого места. Что движет всеми этими людьми (я, кажется, повторяюсь)? Кто регламентирует научный процесс в масштабах всего городка? Или хотя бы в рамках отдельного направления или области знания? Увы, это осталось для меня тайной за семью печатями и по сей день.

И вот однажды во время обеда (в тот раз я был один, без Лены) я поймал на себе любопытный взгляд – первый с момента нашего появления здесь. Это был молодой парень лет двадцати пяти, он сидел за соседним столиком и с интересом разглядывал мою персону. Я с трудом оторвался от полтавской котлеты с жареной картошкой (очень уж вкусно было приготовлено!) и поднял глаза. Наши взгляды пересеклись. Он мягко улыбнулся и кивнул в знак приветствия. Я ответил ему тем же. На том наш первый контакт и закончился.

Во второй раз я увидел его здесь же, в столовой. На этот раз Лена уже сопровождала меня – видно, физиологический голод временно взял верх над затянувшимся приступом трудоголизма, и она сдалась на мои уговоры. Как и прежде, он сидел за соседним столиком. Увидев меня, перенёк кивнул мне, как старому знакомому. Когда наша трапеза подошла к завершающей стадии (компот и булочка с маком), он встал, придвинул свой стул к нашему столику, спинкой вперёд, и, извинившись, оседлал его верхом.

– Вы новенькие, да? Давайте знакомиться. Меня зовут Дмитрий. Можно просто Дима.

– Здравствуйте, Дмитрий. Я – Лена.

– Виктор, – представился я в свою очередь.

Промокнув губки салфеткой, Лена выпорхнула из-за столика и умчалась в свою лабораторию, а мы с Дмитрием ещё какое-то время молча оставались в столовой. Помню, как он сверлил меня взглядом, грустно улыбался и барабанил пальцами по пластиковой столешнице. А я тем временем дожёвывал свою булку, которая под его пристальным взглядом никак не лезла в горло.

Потом он встал и по-английски, не простившись, ушёл.

Может быть, здесь так принято?

Скалы были повсюду. Они обрамляли этот маленький мирок неприступным частоколом, проникнуть сквозь который казалось совершенно невозможным. Да так оно и было на самом деле, позже я смог убедиться в этом воочию. Каменные глыбы, словно многочисленные пальцы великана, упирались в вечно-голубое застывшее небо, отражались в мраморно-неподвижном озере, и не было, казалось, силы изменить что-либо в этом союзе трёх стихий – камня, воздуха и воды.

Здесь совсем не было мух. Не было комаров. Здесь не было даже крыс и тараканов, этих обязательных спутников человеческой цивилизации. Здесь вообще не водилось никакой живности: ни насекомых, ни птиц, ни домашних зверушек. Подозреваю, что и рыбы в озере тоже не было. Собаки не бродили по улицам в поисках случайной косточки, кошки не грели на подоконниках свои мягкие полосатые шкурки, сизые голуби не урчали утробно под крышами домов, и не исчерчивали пространство мимолётными треками юркие воробьиные стайки.

Здешний мир казался рафинированным, выхолощенным, словно из него исключили всё лишнее, чуждое, оставив только то, что приносит человеку пользу. Максимум эргономики, оптимум бытового комфорта и удобств, минимум посторонних вещей, отвлекающих от научной деятельности.

В памяти всплыла та первая мысль, что пришла мне на ум, едва мы с Леной только-только перешагнули порог этого мира. Если и есть где-нибудь на земле рай, то он был именно здесь. Я и сейчас не отрекаюсь от этих слов. Рай именно таким и должен быть: рационально-функциональным, планово-детерминированным, не допускающим случайных всплесков и флуктуаций. Люди не должны беспокоиться о завтрашнем дне, хотя бы потому, что никакого «завтра» здесь никогда не будет. Одно только сплошное «сегодня», ровное, гладкое, безмятежное «сегодня». Истинный Эдем…

Здешний мир походил на декорации к «Утопии» Томаса Мора или «Новой Атлантиде» Бэкона. Казалось, таинственный режиссёр махнёт сейчас рукой, давая сигнал к окончанию театрального действа, и сценическую площадку заполонят толпы рабочих. Сантехники в синих комбезах, поднатужившись, выдернут со дна озера гигантскую пробку, и вода по спирали устремится в образовавшееся отверстие – пока озеро не обмелеет и не обнажит выложенное голубым кафелем дно. Десятка два небритых смуглых гастарбайтеров в оранжевых куртках, словно тараканы, рассредоточатся по территории и начнут скатывать газоны – пока внушительная горка из рулонов не вырастет на берегу опустевшего озера-бассейна. Ушлые строители, со смешками, матерком и частыми перекурами, во мгновение ока разберут здания научного городка, которые на поверку окажутся всего лишь нагромождением бутафорских картонных коробок. А команда мускулистых лесорубов распилит красные скалы, склеенные из папье-маше, и растащит их на сувениры своим детям…

И чего только в голову не лезет, когда нечем занять ни мозги, ни руки!

Нет, я вовсе не бездельничал, как могло показаться из только что сказанного. Едва мы с Леной очутились в этом райском местечке, как нас тут же взяли в оборот тамошние медики. Стандартная процедура, объяснили нам, обязательная для всех вновь прибывающих. А вдруг мы какую-нибудь заразу с собой принесём? Необходимо, знаете ли, пройти диспансеризацию. И много у вас этих вновь прибывающих? – поинтересовался я. Они лишь улыбнулись в ответ и вежливо промолчали. Вообще, как я заметил, улыбка заменяла местным жителям ответы на очень многие вопросы, особенно каверзные. Не хочешь отвечать – просто улыбнись. И вопрос сразу снимается с повестки дня.

С Леной никаких проблем не возникло, врачи, один за другим, быстро осмотрели её, провели необходимые тесты, взяли анализы, просветили чем надо – и вынесли единодушный вердикт: «Здорова!» А вот со мной заминочка вышла. Что именно в моей персоне привлекло их внимание и вызвало профессиональный интерес, они мне, естественно, не сообщили. Необходимо комплексное обследование, – сказал мне главный медик, – более тщательное, чем для обычных пациентов, с применением самых современных методов. А я, значит, необычный? Дежурная улыбочка в ответ. Я пожал плечами: что ж, обследуйте, коли надо, от меня не убудет. Может, и впрямь что интересное найдёте. Это мы во Вселенной на расстоянии сотни-другой парсеков всё как на ладони видим, благо, в телескопах у нас недостатка нет, а вот собственный организм для нас – настоящие потёмки. Так что ищите, господа Эскулапы.