– Прибываем, – предупредил пилот.

Но он уже не слышал его. Внимание его в этот момент было приковано к горному плато, где среди нагромождения скальных пород блеснула вдруг чуть заметная вспышка, и сразу вслед за этим стремительно метнулся в их сторону огненный трек с дымным охвостьем.

– Ракета!!! – заорал он во всю силу своих лёгких, распахнул дверцу, хватанул ртом порцию ледяного воздуха и сиганул вниз, в пустоту. Воздушный поток тут же подхватил его и швырнул далеко в сторону, прежде чем сила тяготения неудержимо потянула к земле.

Он успел заметить, как огненная точка, словно ядовитое жало, вонзилась в вертолёт. Мощный взрыв мгновенно разнёс машину вдребезги, яркая вспышка на миг ослепила его, гигантский язык пламени жадно лизнул небо у него над головой. А потом он увидел, как навстречу стремительно несётся водная гладь горного озера. Зажмурившись, он машинально сгруппировался.

Удар, всплеск и…

– Кажется, жив.

– Да что с ним станется? Они ведь живучи, эти элитники. На стимуляторах, говорят, каких-то особых сидят, чтобы, значит, мозги лучше варили. А то как они нами править будут, если мозги вдруг откажут? Они ж за всех за нас думать должны, судьбы мира вершить да вдаль глядеть, в перспективу.

– Что-то я его не припомню… Вроде бы всех знаю, а этого в первый раз вижу.

– Да ты голову-то не ломай, не поможет. Да и не можешь ты их всех знать, молодой ещё. Их на моём веку знаешь сколько здесь побывало? И у всех особые полномочия, спецпропуска, «розовые карты». А то ведь ходят слухи, что их откуда-то из параллельного мира к нам забрасывают, вроде как в помощь элитникам, опыт передавать. Только об этом лучше не трепаться, понял?

– Могила!

– Вот я и думаю, может этот тоже из тех, из потусторонников? В смысле, чужой?

– А хрен его разберёт! Да и не нашего это ума дело.

– Это ты верно заметил, не нашего. Наше-то дело малое, кондукторское: ксиву удостоверить, ДНК-контроль провести, на место клиента усадить, комфортом обеспечить, чай, кофе, сникерсы-трипперсы, прочие удовольствия… Чего смеёшься? Я ведь побольше твоего по этой трассе мотаюсь, уж под сотню лет будет, всякого повидал, знаю, как, что и где. А ты учись, парень, мотай на ус, сменишь меня, когда надоест мне вся эта кутерьма.

– А это правда, что вы самого… возили?

– Фильтруй базар, парень. О таких вещах вслух не спрашивают, сечёшь?.. Глянь-ка, шевельнулся! В себя, кажется, приходит.

Он давно уже пришёл в себя, однако вида не подавал и продолжал лежать без движения с закрытыми веками, пытаясь понять, куда его занесла нелёгкая, и вслушиваясь в чужие голоса над собой. Однако неосторожное движение кисти руки выдало его. Понимая, что дальше притворяться нет смысла, он открыл глаза и попытался встать.

– Лежите, лежите, сэр, – мягко, но настойчиво попытался снова уложить его первый кондуктор, тот, что постарше. – Вам следует отдохнуть. Путь не близкий, времени вдоволь. Как вы себя чувствуете? Не трясёт, на уши не давит? Воздух на этой высоте, сами понимаете, разряженный…

– Где я? – прохрипел он, не узнавая собственного голоса.

– На борту «Олимпа», в медицинском отсеке. Спасатели вовремя выловили вас из озера. Ваш вертолёт совсем немного не дотянул до станции. Произошёл сбой в системе ПВО, и вас накрыто ракетой «земля-воздух». Виновные уже наказаны, приговор приведён в исполнение. Но хорошо всё то, что хорошо кончается.

Да-да, всё так и было. Он припомнил, как там, в воздухе, спасаясь от бешеной ракеты, он выпрыгнул из вертолёта и камнем полетел вниз, прямиком в озеро. А потом провал в памяти…

– Вы родились в рубашке, сэр. Когда вас подняли, борт уже ждал вас.

Интересно, за кого они его принимают? За высшего правительственного чиновника? За того, кто мчался в чёрном бронированном «линкольне»? Наверняка.

Второй кондуктор, совсем ещё юнец, с нескрываемым интересом рассматривал несостоявшегося утопленника.

– Скажите спасибо нашему врачу, сэр, – продолжал первый кондуктор. – Он быстро привёл вас в порядок. Вам крупно повезло, вы отделались ледяной ванной да парой лёгких ссадин.

Вопреки протестам кондуктора, он всё-таки встал. На нём была надета длинная, до самых пят, белая ночная рубашка, круто накрахмаленная, ещё несущая запах прачечной.

– Где мои вещи?

– Сушатся, сэр. Они ведь намокли, сами понимаете.

– Мне нужны мои вещи.

– Позже, сэр, где-то через час. Раньше никак нельзя.

Борт «Олимпа» мчал его сквозь пространство со сверхзвуковой скоростью. Движения почти не чувствовалось, лишь лёгкая щекочущая вибрация передавалась ногам, поднимаясь от ступней и щиколоток до колен и, ещё выше, к бёдрам, да чуть слышный гул ненавязчиво вливался в ушные раковины. Что и говорить, секретная монорельсовая трасса была выполнена с использованием самых последних научно-технических инноваций. Он огляделся по сторонам. Уютный салон лечебного отсека, с кучей всяких медицинских прибамбасов, мягкий свет, струящийся из невидимых светильников, койка, с которой он только что поднялся, слепые оконные проёмы, за которыми летела вспять чёрная непроглядная ночь… Пока всё шло по плану. Хотя, если честно, плана никакого не было, а была спонтанная бредовая идея, изначально обречённая на провал, именно в силу своей бредовости, но каким-то чудом сработавшая. И вот теперь он здесь, в секретном вагоне секретного поезда, в этой идиотской ночной сорочке, мчится домой, к своей семье, к своим дорогим, любимым…

– А он и впрямь сделан из железа, – прошептал он, скользя восхищённым взглядом по стальным конструкциям отсека. И это было не меньшим чудом: на Земле уже триста лет как не было ничего железосодержащего. Не сохранилось.

– Сэр, вам необходимо пройти процедуру идентификации, – перебил его мысли первый кондуктор. – Таковы правила. Нам, простым смертным, не положено знать, кто вы, но бортовая система должна идентифицировать всех, кто попадает на борт. В противном случае неидентифицированная личность подвергается автоматической локализации с последующей консервацией и передачей в ближайшее структурное подразделение внутренней планетарной безопасности. А там… лучше туда не попадать.

Он резко повернулся к кондуктору.

– В чём дело? – грозно спросил он. – Какая, к чёрту, идентификация? Моя личность слишком секретна, чтобы оставлять след в памяти вашей дурацкой бортовой системы. Я отказываюсь. Категорически.

– Вас знакомили с правилами, сэр, – вежливо возразил проводник, – вы давали подписку. Иначе вы не были бы сейчас здесь. Будьте добры подойти к этому аппарату и положить ладонь вот на эту стеклянную поверхность. Процедура идентификации личности по ДНК совершенно безболезненна и займёт не более десяти секунд. А потом вы сможете…

– К чёрту! К чёрту все ваши правила! Оставьте меня в покое, не вынуждайте меня на крайние меры. На кон поставлены интересы государственной безопасности.

Проводники испуганно переглянулись.

– Но как же, сэр… Не мы придумали правила…

– Вот и подите прочь, шестёрки!

Он попытался было пройти мимо них, направляясь к выходу из медицинского отсека, но младший кондуктор вдруг схватил его за руку.

– Нет, постойте! Вы не можете взять и вот так просто покинуть отсек. Вам придётся пройти процедуру идентификации. – Кондуктор сделал упор на слове «придётся».

Вот он и попался. Прижат к стене, уничтожен, распят. Как по-глупому всё вышло! Идентификация выявит подлог, раскроет его самозванство. А отказ от процедуры даст тот же результат: локализация, консервация, передача в ВПБ, короткий суд и расстрел. Увы, чуда не получилось. За каждое чудо надо расплачиваться. Бесплатное чудо бывает только на том свете, как бесплатный сыр – только в мышеловке.

А потому ему ничего другого не оставалось, как прокладывать себе путь силой. Приняв такое решение, он выдернул руку из цепких пальцев молодого кондуктора, тут же двинул ему кулаком поддых, отчего тот выпучил глаза, побагровел и резко согнулся пополам, а его напарника отправил в нокаут хорошо поставленным ударом в челюсть. Перепрыгнув через тела поверженных противников, корчившихся на полу, он в два счёта достиг конца отсека. Ночная рубашка сковывала его движения, путалась в ногах, но что он мог поделать? Другой одежды у него не было, а скинуть её и остаться голышом он как-то не рискнул.