Колыбель качается над бездной. Заглушая шёпот вдохновенных суеверий, здравый смысл говорит нам, что жизнь – только щель слабого света между двумя идеально чёрными вечностями.

Владимир Набоков, «Другие берега»

18 августа 1974 года. Калининская область.

Из докладной записки командира пожарного расчёта лейтенанта М.И. Серёгина начальнику пожарной части ПЧ-NN майору С.Н. Марченко.

Гриф: сов. секретно.

«Докладываю, что 15 августа сего года в 9 часов 45 минут, в соответствии с Вашим приказом, вверенный мне расчёт отбыл к месту возникновения очага возгорания в село Первомайское М-ского района Калининской области. В состав расчёта входили сержант Петров, рядовые Волгин и Матросов. Выполнив свою задачу, в 14 часов 30 минут мы покинули объект и направились на базу. По дороге мотор машины заглох, мы вынуждены были остановиться. Дорога проходила по лесистой местности, ранее ни мне, ни моим бойцам в этой местности бывать не приходилось. Я попытался связаться с базой по рации, однако связь установить не удалось. В довершение ко всему сержант Петров, выполнявший роль водителя, обнаружил, что это не та дорога, по которой мы ехали к месту возгорания. Скорее всего, мы сбились с пути. Оценив ситуацию, я послал двух бойцов, Петрова и Матросова, за помощью в ближайшее село, которое, как я полагал, должно было располагаться где-то рядом. Однако прошло более двух часов, а бойцы всё не возвращались. На их поиски был направлен рядовой Волгин. Уже через пятнадцать минут он вернулся. Из его сбивчивого рассказа я понял только одно: двое посланных ранее бойцов находятся поблизости. На мой вопрос, почему они не возвращаются к машине, он ответить не смог. Я приказал рядовому Волгину отвести меня к ним, но боец отказался выполнить приказ. Он был чем-то сильно напуган. Однако я продолжал настаивать на выполнении приказа. В результате рядовой вынужден был подчиниться. Он пошёл вперёд, указывая мне путь, я двигался следом. Метров через триста он вывел меня к большой поляне и наотрез отказался идти дальше. На вопрос, где пропавшие бойцы, он жестом указал в сторону поляны.

Сержант Петров и рядовой Матросов находились метрах в сорока-сорока пяти от меня, почти в самом центре поляны. Они беспомощно озирались по сторонам и, по всей видимости, не знали, куда идти. Вид у обоих был растерянный и испуганный. Я окликнул их, но они не отозвались. Я крикнул громче, и опять безуспешно. Они не слышали меня. Почувствовав смутную тревогу, я направился к ним, но сколько бы я не шёл, дорога всё время уводила меня от них в сторону. Я отчётливо видел обоих бойцов, однако никак не мог до них добраться. Тогда я вынул табельное оружие и сделал несколько выстрелов в воздух, надеясь привлечь внимание бойцов, но снова успеха не добился. Я обратил внимание, что бойцы несколько раз покидали поляну и углублялись в лесные заросли, однако каждый раз возвращались на прежнее место.

У меня создалось впечатление, что это место как-то держит их и в то же время не пускает к ним меня. Я обратил внимание, что в лесу не слышно никаких звуков: ни шелеста листьев, ни птичьих криков. Совершенно не было ветра, лес казался мёртвым. Но больше всего меня поразило то, что деревья не отбрасывали тени. Стояла середина дня, небо было чистым, облачность полностью отсутствовала, но солнца не было. Наверное, поэтому не было и тени.

А потом воздух наполнился каким-то гулом, источник которого я определить не смог. Гул нарастал, и когда он достиг определённого уровня, сержант Петров и рядовой Матросов исчезли. Словно растворились в воздухе, растаяли, как дым. Гул тут же прекратился. Мне стало не по себе. Я окликнул рядового Волгина и поспешил назад, к машине. Однако рядовой Волгин не отозвался. Возле машины его также не оказалось. Я попытался завести двигатель и обнаружил, что он исправен. Прождав своих бойцов примерно минут тридцать (более точно определить время я не мог, так как все часы стояли: и мои наручные, и на приборной панели пожарной машины), я принял решение возвращаться в часть.

В 16 часов 30 минут я прибыл в расположение части».

Полный новыми силами странник продолжит путь.

«Агни Йога»

Трое суток непрерывного мозгового штурма, без сна и отдыха, вымотали меня до полной потери чувства реальности. Сейчас, когда весь этот кошмар был уже позади, сладкая истома разлилась по всему телу, сознание почти совсем померкло, осталась лишь едва тлеющая искорка. Последние силы покинули меня, однако усталости я не чувствовал. Я вообще ничего не чувствовал – потерял такую способность. Одно только чувство грело меня сейчас – чувство выполненного долга. Я пребывал в состоянии эйфории, ещё чуть-чуть, и я бы, наверное, полностью, без остатка, растворился в нирване.

Гремучая никотино-кофеиновая смесь (блок «Парламента» плюс не менее пяти литров крепкого кофе) ядовитыми миазмами пронизала всё моё тело, все мои нервные окончания, все ячейки моего воспалённого мозга. Такая доза не только лошадь – целый табун слонов свалила бы с ног. Я же до сих пор жив, хотя и сознаю этот факт весьма смутно.

Телефонный звонок донёсся словно сквозь плотный слой ваты. Вата была повсюду, всё было пропитано ею, весь мир превратился в вату. Ватным был воздух, который я заглатывал, вяло ворочая ватным языком, ватными были звуки, вязкими струями вливавшиеся в уши, ватными были мысли, скрипевшие в ватных извилинах ватного мозга, ватным было всё тело, ставшее бескостным и аморфным.

Телефон трезвонил уже давно, прежде чем я сообразил, что нужно снять трубку. С трудом повинуясь неверному импульсу мозга, рука сорвала тяжёлую, весом не менее тысячи тонн, трубку с рычага.

– Да, – просипел я. Голос был явно не мой.

– Зайди. – Короткие гудки.

Это был Власов, вице-президент нашей компании. Он всегда отличался предельной лаконичностью, предельней уже некуда. Его узнавали даже не по голосу, а по этим вот коротким глаголам повелительного наклонения. Таков он был со всеми сотрудниками фирмы, невзирая на ранги и служебное положение.

Оторвавшись от кресла, в котором я пребывал до сего момента, бесформенный и растёкшийся, подобно капле ртути, я заковылял ватными ногами по ватному коридору.

При моём появлении Власов поднялся и шагнул навстречу.

– Жив?

Я пробубнил что-то невнятное. Язык не повиновался. Он походил сейчас на чужеродный кусок мяса, который каким-то образом очутился у меня во рту и так и остался там лежать, забытый и одинокий.

– Да ты садись, – указал он на кресло рядом со своим столом. – На ногах-то, смотрю, едва держишься.

Он был вежлив и предупредителен, более чем когда-либо. Я сел. Он расположился напротив, достал пачку «Мальборо лайт» и, прежде чем закурить самому, предложил мне. Я смог лишь ребром ладони провести у горла: под завязку, мол, больше никак. Он понимающе кивнул.

– Я вот зачем тебя вызвал, – начал Власов. – Сергей Николаевич очень высоко оценил твою работу в эти дни и попросил меня выразить тебе благодарность.

– Да я ж не один… Нас вон сколько было, чуть ли не полфирмы на ушах стояло. Такие горы своротили.

– Знаю. С остальными я тоже поговорю. Когда время их придёт. Сейчас речь о тебе.

Он мощно затянулся в последний раз и сунул недокуренный бычок в хрустальную пепельницу.

– Так вот, – продолжал он, выдержав паузу, – принято решение о твоём поощрении внеочередным двухнедельным отпуском. За счёт фирмы. Заметь, решение принято на самом высоком уровне. – Он ткнул пальцем в потолок. – Это большая честь, тёзка. Не каждому она выпадает. Отдохнёшь, развеешься, силёнок поднаберёшься. А то вон какой зелёный, того и гляди, сляжешь. Ты нам как специалист здоровым нужен. У нас здесь не богадельня, сам понимаешь.