За окном стояла прекрасная погода: солнце светило, озаряя Ковингтон и раскрашивая его в самые сочные и яркие краски; в бескрайнем голубом небе ни единого мягкого облачка; на душистой траве блестела, как прозрачные кристаллы, роса. Идеальное утро для пробежки по городу. Ждать пробуждения Лиззи я не собиралась, иначе опять могли начаться разговоры на тему Гидеона, чего я не желала слышать. Поэтому, убрав посуду по местам, я надела свой спортивный костюм, состоящий из серой майки и чёрных штанов, и вышла на улицу, наступая на плитку новыми чёрными кедами. По ощущениям на улице было около тридцати градусов, хотя, говорят, сильная жара тут редко бывает. Это осложнило пробежку, но она была гораздо эффективней.

Включив в наушниках музыку, я направилась лёгким бегом в сторону дома Елены Гилберт, откуда планировала пробежать до центральной улицы, оттуда я проложила маршрут пробежки дальше. В тени не было так жарко, как на утреннем солнце, и иногда, когда бежишь в тени, ветер приятно ласкал лицо, руки, ноги, шею. По сторонам мелькали красивые дома, схожие по построению, деревья, и вот уже дом Елены.

Когда я подбежала к этому дому, возле него стоял знакомый мне человек, которого я уже ранее встречала. Роберт. Я хотела его проигнорировать, или сделать вид, что не вижу его, но он пристроился рядом со мной и начал что-то говорить, чего я не слышала из-за музыки в наушниках. Я вытащила из одного уха наушник, чтобы слышать его, и переспросила:

— Простите, я не слышала. Музыка. Что вы сказали?

— Давай на «ты». Я говорил, что рад столь неожиданно встрече, — улыбался он мне.

— Вы… ты, — исправилась я, заметив свою ошибку, — тоже бегаешь по утрам?

— Да, решил спортом заняться. Надеюсь, что ты не против того, что я рядом бегу?

— Нет, бегай сколько хочешь.

— Я вот что хотел сказать: может, повторим тот вечер? Сходим в бар «Элли»? Он в том же здании, где и «Мистик Гриль», точнее под ним. Только там атмосфера совсем другая, она гораздо лучше передаёт атмосферу городка. Что скажешь?

— Да, конечно, можно.

— Отлично, я вечером заеду за тобой. Там нет определённого дресс-кода. К девяти будь готова.

— Хорошо, — улыбнулась я ему, и он убежал в неизвестном ещё мне направлении. Я же вышла с определённой целью пробежки, и, хотя не было уже желания бежать куда-то дальше, я направилась к башне, название которой я тоже ещё не знала. «Мистик Гриль» ещё не работал. А ведь я возлагала на него большие надежды, я хотела выпить кофе. Решив, что не судьба, я направилась в сторону дома, где уже наверняка проснулась Лиззи.

И я угадала. Когда я зашла в дом, Лиззи бежала ко мне на встречу, разводя руками в стороны и что-то говоря. Я по-прежнему не имела желания с ней разговаривать, поэтому просто сняла обувь и собралась подняться к себе в комнату, как она схватила меня за руку.

— Не смей игнорировать мои слова! — кричала она. Я делала вид, что мне всё ещё безразличны её крики, хотя сама я была крайне удивлена: мама кричала на меня, прижав к стенке. Её хватка была такой сильной, что вырваться не было шансов. — Ты обязана выслушать меня и сама объясниться! Начнём с тебя. Где ты была?

Она из меня клещами не вытянула бы и слова. Сначала она искала в моей комнате мои личные вещи, такие как личный дневник, который я спрятала в надёжное место, потом она кинулась с порога на меня, сжимая мои руки до синяков и прижимая к стене, при этом кричала на меня за что-то, о чём я сама не знаю. Четвёртый день с ней живу, но уже понимаю, что все трудности только начинались. Я думала, что она поменялась, когда приехала за мной, да ещё и просила прощение. Нет, дедушка не ошибался, когда говорил, что она никогда не поменяется.

— Отвечай, когда я тебя спрашиваю! — кричала она. Какое отвращение я в этот момент к ней чувствовала. — Мне применить воспитательные меры, Черри? — мне казалось, что сейчас полетят в мой адрес плохие слова, они же ругательства. Но этого не было.

Она стояла с красным лицом, прожигая своим разгневанным взглядом моё лицо.

— Не смей на меня кричать! Иначе… иначе… — вырвалось у меня из уст, я хотела промолчать, но вся злость на её поступок так и рвалась наружу.

— Иначе что? — передразнивала она меня. Это злило настолько сильно, что я всё-таки вырвалась из её хватки, побежала вверх по лестнице и на ходу выкрикнула:

— Я уйду из дома!

Вбежав в свою комнату, — в точности, как это было вчера вечером — я взяла рюкзак, в котором у меня лежала всегда зарядка для телефона, бутылка воды и расчёска, положила туда свой дневник, и побежала к выходу. Из кухни доносился плач. Мама часто плакала после того, как нагрубит мне. Может, ей было стыдно за свои поступки, или просто я ей надоела. Но во мне это не вызывало никакой жалости, так как это слишком часто повторялось. Чтобы она не заметила моего ухода, я очень тихо обула свои кеды, в которых несколько минут назад бегала по улицам Ковингтона, взяла свою куртку и вышла на улицу. При выходе из дома я громко хлопнула дверью, чтобы Лиззи слышала это. Да, противоречила сама себе, но мысли и желания меняются мгновенно. На моё удивление она не вышла следом, а встала у окна с заплаканными глазами и просто провожала взглядом.

Я не знала куда идти, поэтому я просто пошла в известном мне уже направлении — в центр к башне. Напротив знакомого мне бара был небольшой парк, где имелись лавочки.

На улице была невыносимая жара, казалось бы, идти от моего дома до этого парка совсем немного, но из-за жары путь казался тяжёлым. Спустя десять — двадцать минут я была уже на месте. Сев на лавочку, я открыла свой дневник, который я вела с малых лет, и стала перечитывать с самого начала. Я любила так делать, и я часто садилась у Эдисона на кровать вечером и читала те дни, которые хотела вспомнить во всех красках и мелочах.

Дневник я начала писать с шести лет. И начала я его писать благодаря дедушке. В тот день мы с ним ходили в парк. Это было в Лос-Анджелесе. Он любил путешествовать, и вот однажды он взял меня с собой. Этот парк я не забуду никогда. Это был обычный парк, без аттракционов, но в тот день они и не нужны мне были. Как я описывала это в дневнике, «это был самый лучший парк за историю моей жизни». Он был такой большой, там очень много деревьев и кустов. До сих пор моё мнение не поменялось. Мы гуляли вдвоём, бабушки с нами не было, мы шли по тропинке, выложенной камнем. Вдоль тропинки росли большие деревья, раньше я думала, что они похожи на сказочных существ. Сейчас же я выросла и перестала верить в подобное. Мы гуляли в тот день долго. Тропинки вели к разным живописным местам, таким как детская площадка, на которую я тогда даже не заострила внимания, пруд, в котором плавали белоснежные лебеди, мы останавливались их покормить. Ближе к концу прогулки я уже устала ходить, да и дедушка хотел передохнуть. Мы увидели ларёк со сладкой ватой, а такое я тогда очень любила, и дедушка это знал.

Он купил мне самую большую и красивую сахарную вату, и мы сели на ближайшую лавочку. Мой дедушка любил философствовать, но при мне он почему-то не делал этого. Мне он всегда говорил что-то очень приятное, что обнадёживало. И именно тогда он мне сказал:

— Знай, я всегда буду рядом. Если Лиззи тебя будет обижать, ты мне только скажи, я отвезу тебя к себе, и ты будешь жить у меня.

Его слова меня подтолкнули на ежедневные записи в личный дневник. Правда, спустя месяц мне надоело делать мелкие записи каждый день, и я решила писать только самое запоминающееся два-три раза в месяц. Хотя сейчас я опять начала записывать в дневник довольно часто.

Я словно пережила этот день заново. По телу пробежали мурашки, на своей майке я заметила, что по моим щекам опять бежали солёные дорожки. Слёзы. Я опять плакала. За последнее время слишком много слёз. Моя жизнь в Ковингтоне только началась, но уже страшно представлять, что будет дальше. На улице пустынно, ещё раннее утро, можно не переживать за то, что я плакала прямо посреди сквера, сидя на лавочке, прижав колени к груди и обхватив их руками. В таком положении я сидела, как мне показалось, долго. Я плакала, слезам не было предела. Я скучала по прошлому, по моему детству, где был мой дедушка, который готов был на всё ради меня, я его так любила, и не переставала любить.