— Но… но почему ты не сказала мне? Я бы нашла подработку, мы бы справились с этим.

— Я не знаю, дорогая, не знаю. Наверное, я испугалась. Я испугалась, что упаду в твоих глазах, — в её голосе звучала досада, грусть и боль. Я боялась это услышать. Неужели она была такого мнения обо мне?

— Мама, в моих глазах ты бы от этого не упала. Если бы ты мне тогда сказала, я бы нашла себе работу, где хорошо платят, а тебя заставила бы уйти с одной из работ, чтобы ты хоть на часок спала подольше. Разве ты не понимаешь, что я ценила и до сих пор ценю твой труд?

— Спасибо, Чер, спасибо! — из её небесно-голубых глаз полились слёзы: это были слёзы радости, или слёзы грусти и боли? — Я очень рада, что нам удалось поговорить, что мы всё выяснили и что мы помирились, — ответ сам пришёл ко мне.

После такого откровенного разговора, который мама берегла на самое худшее время, она предложила мне пересесть к ней на переднее сиденье и выбрать самой музыку, которую я хотела бы послушать. Конечно, от такого шанса я отказываться не стала, ведь мама всегда была против, чтобы в её машине играла моя музыка. Лиззи с самого детства приучала меня к классике, или хотя бы к попсе. Но я любила слушать рок и рэп. Ничего из этого маме не нравилось. Всегда, когда я включала в машине свою музыку, он подавала мне наушники и говорила ласковым, но полным серьёзности тоном:

— Черри, не могла бы ты слушать свою музыку в наушниках? От такой музыки, мне кажется, потом сложно отойти. Взамен куплю тебе мороженое вечером. Договорились, солнце моё?

На её ласковый голосочек я всегда велась, а уж тем более на мороженое, которое я была готова есть килограммами. Но сейчас я вообще не о том. Сейчас вернёмся в реальность.

Ехать до Ковингтона осталось совсем немного, примерно, пару сотен километров. Пока мы ехали через степи и леса, мама узнавала у меня про жизнь с Эдисоном, спрашивала про то, обеспечивал ли он меня всем, чего я хочу. Естественно, отвечать, что он был плохим отцом — это тоже самое, что сказать, что я не человек. Эдисон стал для меня настоящим другом за эти чудесные три года. Мы проводили всё его свободное время вместе: ходили в кино, в театры, в рестораны и кафе. Хотя должна сказать, он мне не годился в отцы, ведь ему всего двадцать один год, а мне целых восемнадцать. Эдисон очень красив собой. И если бы не давнее знакомство с мамой, мы, наверное, не стали бы лучшими друзьями. Мама видела, что я очень красочно рассказывала ей про Эдисона, про нашу жизнь. Её очень обрадовало то, что мы стали «не разлей вода» дружны и сблизились. Кажется, она даже думала о том, что у нас с ним любовь или что-то вроде этого, о чём я до этого даже не задумывалась.

Мама знала, что в будущем я захочу поехать на шоппинг в большой город по соседству, поэтому она стала рассказывать про Атланту. По словам Лиззи, это очень большой город с красивыми сквериками, дворами, домами, магазинами и т. д. В этом я смогу убедиться сама, когда поеду туда с новыми друзьями из Ковингтона.

И вот мы достигли цели — пред нашим взором предстала окраина городка. Мы ехали мимо большого зелёного сквера. В этом парке всюду росли высокие деревья, небольшие кустарнички с цветами, цветы и даже ягоды. Прямо под деревьями было множество лавочек, на которых сидели расслабленные и умиротворённые люди. Рядом с лавочками на траве дети расстилали большие покрывала, на которые усаживались семьи, ставили корзинки, доставали все продукты и игры и веселились. Жизнь кипела полным чередом.

Лиззи всё норовила задать мне вопрос про жизнь, ожидая более подробный ответ, но она его не получала от меня, так как в моей голове творился хаос. Меня терзали мысли о новом доме. Я представляла его двухэтажным, большим, красивым, широким, с большими и яркими комнатами. В моей голове вырисовывалась каждая комната. Гостиная — большая и просторная — в чёрно-белых тонах, в которой изюминку придавал бы диван, возможно, какой-то яркий: красный, жёлтый или зелёный. Также я надеялась, что там будет большой мягкий ковёр тёмного цвета и телевизор, на котором можно было бы смотреть свои любимые сериалы и фильмы. А стены будут в наших с мамой фотографиях и её картинах. Моя же комната должна была быть яркой, с красным комодом, жёлтым шкафом, разделяющим комнату на две зоны: рабочую и спальную. На открытые полочки шкафа я бы положила книги, вещи для хобби и фотографии из Джексонвилла с Эдисоном. Большая кровать с чёрными узорчатыми спинками и зелёный стол с ноутбуком для написания моей книги прекрасно дополняли бы интерьер. А самое главное в этой комнате — это жёлтые обои, мой любимый цвет просто должен меня окружать на протяжение всего дня, чтобы поднимать мне настроение.

Мои фантазии прервала мама, задав вопрос:

— Что ты скажешь по этому поводу? Ты вообще слушала?

— Да, — ответила я, не задумываясь.

— Повтори тогда, что я тебе говорила? — вновь спросила мама. Если честно, я не слушала её, но ответить ей надо хоть что-то. Так.

Я запомнила, что она говорила… говорила… что она говорила? Ладно, скажу ей правду.

— Я не слушала, прости.

На это она мне уже ничего не ответила, а просто приобняла за плечи одной рукой, другой рукой держась за руль и наблюдая за дорогой.

Оставшуюся дорогу мы ехали в основном молча. Изредка мама спрашивала про прошлые три года, про моё питание, учёбу, которую я закончила год назад. Лиззи говорила, что она была на моём выпускном, но я её не видела. Подъезжая к нашему городку, в котором я буду жить, и увидев много зелени, окружившей его, я обрадовалась. Я разглядывала маленькие улочки города, по которым ходили люди, изучая дома, как я изучала их. Думаю, я быстро полюблю новый город и дом. Я по-прежнему представляла наш с мамой дом, в котором я буду жить очень долгое время. Лишь в одном меня терзали сомнения: найдутся ли люди, готовые меня терпеть, дружить и общаться со мной? Я всю жизнь металась по новым городам, поэтому завести лучших друзей я не решалась, так как сильно боялась разбить сердце своим отъездом. Поэтому я не знала, что такое настоящая и долгая дружба, но очень хотела познать. По словам мамы, мы тут на ближайшие лет семь, что меня крепко обнадёжило. Возможно, у меня появились шансы найти того, с кем я буду честна, верна и к кому буду сильно привязана.

При въезде в город я увидела очень красивый памятник, но кому он поставлен — я не знала. Я его почти не успела разглядеть, но увидела сердитого мужчину в красивом берете, майке и штанах. Чем-то он мне даже напомнил моряка. После него начинался густой туман, похожий на глубокую дымку. Он навевал на меня какой-то неизвестный страх, который я будто совсем недавно ощущала.

В мои девять лет мы жили в городе, который носит название Фейт. Переехали мы туда тогда, когда мне исполнилось шесть лет.

Наличие туманов там было превышено: каждое утро, день или вечер. Почему — эксперты до сих пор не выяснили, ведь рядом нет лесов, водоёмов и даже гор. Именно это меня и пугало: неизвестность, неожиданность. Сам по себе городок небольшой, улиц там мало, домов тоже немного, но там красиво. Город Фейт расположен в Южной Дакоте. Мы поселились на Мейн-Стрит Юг, напротив жила прекрасная семья с девочками-близняшками. Девочки были смышлёными и красивыми, и сдружились мы быстро.

В один из солнечных дней, не предвещавших ничего плохого, мы пошли гулять до главной улицы, где располагался небольшой супермаркет. Мы купили в магазине мороженое и вышли на улицу, где неожиданно появился туман, какого до этого не было. Мы с девочками радовались туману, как солнцу, пока не случилось кое-что странное. Я стала видеть силуэты волков. От страха я побежала домой, не попрощавшись с девочками, рассказала маме и папе про этот случай, на следующий день мы без предупреждений переехали в Черри Крик. Этот город я полюбила быстро, так как его название совпадало с моим именем. После этого про Фейт и про любимых девочек Льёнсон (их фамилия) ничего не слышала. Мне так жалко их, они, наверное, плакали, когда я уехала. А ведь родители мне даже ничего не сказали, из-за чего мы переехали. Для меня это до сих пор оставалось загадкой.