– Только не ломайся. Довези меня до дома. Я всю ночь не спал, день перед выездом не спал, я не дойду – умру!

– Не дам умереть, Остап Петрович, еще поживешь.

Слово сдержать получилось. До дома доехали без приключений. Вездеходчика сдал Александре, Вася не простыл, и колбаса была спасена.

На следующий день с утра за утопленниками послали на двух «сотках» Молокова и Фенюка. Спасатели зацепили в две тяги Васину «сотку». Натянули тросы и по команде рванули на второй передаче. Обе ушли под лед одновременно, чуть выше выхлопной. Гидроудара не было, и краники открыли.

На третий день рядом расположились еще три оставшиеся Т-100.

Спас всех аэропортовский болотник. Он вытащил всех по одному с берега длинным тросом. В совхозе были тросы. Но не было соображения.

Ноябрь – декабрь 1975 г.

Через неделю – в третий, вверх по Апукваяму.

Главное – сборы. Задача пастухов – ловить оленей в тундре, задача специалистов – отлавливать в поселке пастухов после заслуженного отдыха. Наша задача – никого по дороге не потерять и не раздавить. Как всегда, при выезде славные представители северного оленеводства укушались. Наиболее сознательные приходят сами, а которые менее, даже отловленные и усаженные в вездеход, рвутся выскочить кто за малахаем, кто за камлейкой. Не отпустишь – увезешь в холод тундры неэкипированными. Отпустишь – дня три искать будешь в лабиринтах родни и знакомых. Нет, с вездеходом работать легче: не врет и не пьет. И отматерить можно, не обидится. Правда, бывает, загадки задает, но в общем с ним проще, чем с человеком.

И, когда в конце концов звучит уже и не ожидаемая команда «вперед», время далеко за полдень. До темна остается часа два, ясно, что не успеем засветло. Ночуем на культбазе, до нее по дороге сорок два километра. От нее до третьего тридцать четыре километра, но там уже проще – никого собирать не надо, пьянка и запасы кончатся, и все будут стремиться поскорее добраться до табуна, пусть и с головной болью.

Снег глубокий, дороги еще нет, передачи первая и вторая поровну. Сразу же забарахлил 71-й. Заводится, держит обороты минут пять и благополучно глохнет. Подкачка бензина ручным насосом – и картина повторяется. Неприятности, как и беды, по одной не приходят. Потек радиатор у 47-го. Хорошо, что Аутанкуюл рядом, уже доскреблись. Проводник молодец – даже в темноте выводит на спуск к куюлу точно, а тут место такое, что при отклонении на корпус кувыркание машины обеспечено. Илью Ивановича подожду внизу, там должна быть водичка. Стрелка термометра дрожит у сотни, раздумывать особенно некогда, вперед, в смысле – вниз. Съехали благополучно, вот и куюл, надо ножками водичку поискать. Но ломик скользит по непробиваемому льду. Всегда в этом месте была вода, в любые морозы. Была. Как пойдет… на пропасть… Будь ты неладна, придется снег в горловину радиатора сыпать пригоршнями. Если он будет таять быстрее, чем вытекать, то нам крупно повезет. Да дырочка-то японская, два пальца еле влезают. А еще сделано в СССР, да в СССР везде должна шапка свободно проходить. Вроде падает температура. Руки мерзнут, не столько снег пихаешь, сколько их греешь над движком. Слава богу, забулькало под горлови ной, можно ехать. Засупонить брезент – и в путь, на той стороне куюла увидим свет фар 71-го. Что-то долго его нет.

Из темноты возник силуэт человека. Кто это не успел сесть? Это же Рома, вечный спутник Ильи Ивановича.

– У Вельгоши порвался ремень!

– Час от часу не легче! Как же мы этот бугор возьмем?

– А зачем спускался?

– Хотел воды набрать.

– Теперь вылезай как знаешь. Зачем далеко уехал?

Ругань не поможет, даже не определит виновного, 71-й от этого с места не сдвинется. Разворот на льду – и первая, средние обороты. Давай, милый, не буксуй. Снег хоть и глубокий, но рыхлый. «Газон» продавливает его до земли и скребется по крепкому. Так и выползает на средних оборотах, как чувствует, что буксовать совсем не ко времени. 71-й вырисовывается черным крокодилом. Еще полчаса – и нужно воду сливать, иначе движку конец. Не мог он до низу дотянуть, там хоть ветерок не такой пронзительный.

– Запасного, конечно, нет, Илья Иванович?

– Разумеется, был бы, я бы за тобой не посылал. Давай твой попробуем.

Чертова модификация. С 47-го в два раза толще и по длине близко не подходит.

– Людей в 47-й и на культбазу, тут осталось пятнадцать километров.

– Подождем, час у нас еще есть. Режь ремень пополам вдоль.

– Да он же по длине не прет.

– Режь, что-нибудь соображу.

– Дай, я сам, – Рома орудует ножом мастерски.

Ну, действуйте, не буду вам кабину студить. 47-м можно загородить кабину 71-го от ветра, все меньше выдует.

Полчаса прошло. Уже и 47-й выстыл, руки-ноги сводит. Живые они там? Придется вылезать. Свистит, воет, разыгралось не на шутку. Свет в 71-м сияет. Ну и аккумуляторы! Движок стучит, не может быть!

– Как вы умудрились, Илья Иванович?

– Перенес точку крепления кронштейна шкива, а Рома ремешок разрезал точно по ручейку. – Вельгоша доволен собой, да и есть отчего. Из такого безвыходного положения и в холоде, когда замерзает не только мозг, но и мысли, сможет выйти только человек незаурядный.

– Фантастика. И даже поедет?

– Что за вопрос!

– Ты только далеко не убегай! – недовольно брюзжит помощник зоотехника, готовый при малейшем возражении сорваться в крик. Из всех пастухов он самый нервный. Куюл пройден, позади почти полдороги от него до культбазы, и опять сзади гаснет свет. Лучше сразу вернуться, чем потом пилить издалека. Так и есть – заглох.

Илья Иванович показывает на ладони тягу бензинового насоса. Попо лам. И все спец – заменить нечем. В мехпарке и то надо побегать, поискать замену, а в вездеходах что найдешь?

– А если самотеком? Канистру повыше, тут недалеко, и по-держать можно. На ветру набирать из бака – тоска, хорошо хоть канистра есть. Нет, неудача. Не хватает топлива, заводится и глохнет, даже оборотов не развивает.

– Придется бросать.

– Подожди. Маленько помаракуем.

Маракуйте. Тут дешевле одним вездеходом два раза обернуться, остал ось-то километров семь-восемь. Пешком можно, только снега выше колена и ветер-ветрило все прямо в рыло.

А 71-й работает. Этого не может быть.

– Вы что, Илья Иванович, колдун?

– Уметь надо. Болт загнал, загнул и к рычагу проволочкой.

Хоть чем, лишь бы ехать. А ведь едем, и без остановок. После двенад цати ночи приключения кончились, видно, день был такой, пупырчатый. Сорок два километра от поселка мы преодолеваем за шестнадцать часов. Средняя скорость – около двух с половиной километров в час! Позавидует разве что черепаха.

Но насос на этом не остановился. На полдороге между культбазой и табуном отвалился рычаг насоса. Даже в поселке замену ему не найти. Вельгоша применил самотек, отогнув поплавок в карбюраторе. Двигатель заработал, но расход топлива увеличился вдвое.

На обратном пути 71-й остается на культбазе. Весь оставшийся бензин сливаем в 47-й и, затаив дыхание, следим за стрелкой прибора топлива. Она застыла на нуле еще у Шаманки. Можно, конечно, и пешком – три километра не расстояние, но пока идет, надо давить на педаль. Чихнул и замолчал двигун точно у дома Ильи Ивановича.

– Главное – расчет, – подытожил поездку главный зоотехник, довольный тем, что все закончилось весьма удачно.

Декабрь 1975 г.

Плетнёв сидит в своем кресле, как король.

– Питаться будем там по мясопитанию. Я лично беру с собой чаек, кофеек.

Это он называет расширенным совещанием. Расширенное – понятно. Кроме специалистов-зоотехников, сидят оленетехник, два бригадира и два механизатора. Но какое отношение имеет эта трепотня к совещанию? Битый час он что-то говорит, а что – совершенно непонятно. Непонятно, почему все сидят и слушают. Ждут, что он что-нибудь скажет, или не хотят ссориться с начальником? Или разглядывают попытку его указательного пальца проникнуть в рыхлый нос в течение всего… э-э-э… ну да, совещания. Вообще-то можно предложить ему свой палец, он по тоньше директорского и может быть более результативным, но тогда о поездке в Ижевск пораньше можно забыть. Ладно, палец найдет себе еще занятие, пусть не такое престижное, но терпеть дальше это издевательство сил уже нет.