В черных глазах — тенями осеребренные луной кипарисы.
Легкий бамбуковый балкон повис над парком. Замолкло биво — девушка задумалась.
Цикады — тропические кузнечики в кактусах:
— Тик-чох-чак… си-си-си… ти-ти…
Стрекочут.
Девушка грустит.
— Ми-Ми! — я к тебе…
— Ты?…
— Да, твой рыцарь…
— И принц!
— Пришел целовать обожженные тропическим солнцем вишни твоих белых холмиков-грудей. Я истосковался по тебе.
— А я?
— Из чужой и далекой страны я вернулся к тебе.
— Я знаю, хочешь слушать: я расскажу тебе песней про свою грусть о тебе.
— Да!
И биво тягуче льется и плачет, рассказывая грустную маленькую песенку — жизнь девушки чайного домика.
Жизнь гейши.
Кварталов ночи в Токио.
А потом они много целовались…
Головой в прическе — она лежала на скамеечке, чтобы ее не испортить.
Нацеловались.
Сели…
Ноги калачиком под себя…
Тропическая знойная ночь.
И бесшумно внесен мирокусеки и поставлен на лаковый столик с золотыми птицами между ними.
Тянут соломинками холодное сладкое пьяное мирокусеки.
Смеются.
— Сегодня я привез тебе три подарка.
— Какие? — и глаза Ми-Ми — щелочки, а губы рдеют в улыбке.
— Себя…
— Раз!.. — Ми-Ми считает.
— Вот это черное кольцо, такое же и у меня.
— Два!..
— Когда я умру, я тебе пошлю его: это знак вечности тебя во мне.
— Так… Я три?
Маленькими пальчиками она берет…
Не понимает, смеется:
— Это?
— Папиросы императора.
— Самого императора?..
— Да!
— Это шикарно: самого императора?..
И серебром в лунные нити вплетается смех Ми-Ми. Катится, льется в озеро, режется остриями болотной травы; скользит, переливается по плавникам широких лотосов.
Золотое озеро лотосов в дреме.
— Это шикарно! самого императора?..
— Подарок самого императора! — и генерал Сизо зажигает спичку…
…Ми-Ми-гейша закуривает папиросу самого императора Японии.
— Ах! — она счастлива, по-детски счастлива: завтра она об этом расскажет всем своим подругам…
Снизу под вощенными переборами чайного домика все видно.
Глаз — черный ворочается, ищет по полу.
Рука — худая, волосатая, а на указательном пальце нет сустава, — протягивается, как змея, под ширму и шарит. Нашла — коробку с папиросами…
— Ах, за все три подарка получи…
— Три! — Ми-Ми целует, хохочет, звенит…
Рука обратно за ширму, а между коротким пальцем и большим — папироса…
Папироса с императорской короной — в бездонный карман кимоно длинного, худого, бледного японца с белыми волосами.
А там, за ширмой опять:
— Еще три!..
И смех, и поцелуи, и мирокусеки…
— И тридцать три!!
И еще, и еще — Поцелуи…
И…
Биво запело…
И…
Луна еще выше…
4. Хара-Кири
Императорская папироса у гейши — ваш смертный приговор.
Генро.
О-ой.
Пауза.
… — Это — он!.. Таро… Он нашел предлог: папироса… императора.
Молчит, смотрит в озеро на лотосы.
Думает: — а документ погиб… — меня обманули… Я не оправдал доверия Генро. Моя смерть — дань традиции самурая. Я готов… Я должен умереть — военные круги будут успокоены… Честь сиогуна должна быть незапятнана…
А луна еще высоко… — только вот Ми-Ми… улыбается про себя: она маленькая девочка — она еще может спать на лотосе… Она… но — кончено!.. Теперь… еще рано — успею:
— И-Ро-Зу!.. — несколько стуков по вощенной стенке.
Сейчас же:
— Иду!..
… — Вот это черное кольцо передашь ей, ты знаешь?
Кивок головой.
— Ми-Ми!
— Да!..
— Ровно в два часа.
— Да!..
Пауза.
Быстро снят мундир.
Старый клинок, как бритва — вынут.
На колени опускается генерал Сизо.
Крепко сжаты желтые зубы, — губы в спокойной улыбке.
Темнеют глаза.
Острие клинка к животу…
Глаза на часы:
— Ровно в два!
5. Тайна храма
Сквозь широкие бархатные листья криптомерий — протянулись на асфальтовую аллею серебряные лунные нити.
Упруго легко ступая в стали мускулов, несет рикша свою коляску.
Бесшумно, только в ветре неслышном, — легко подымаются семь рикш по аллее на плоскогорье Никко — подножье священной горы Фузи-Яма.
Гиды — бронзовые мускулы ног — медным плечом подталкивают сзади коляску.
Как летучие мыши, бесшумно скользят по аллее в бликах луны семь рикш.
Поднялись в Никко.
Рикши оставлены.
Семь пилигримов направляются к Священному Озеру.
Кто они?
Скромные кимоно и в руках обычный бамбуковый посох — ничего не говорит.
Пилигримы.
…А в это время…
Токио.
В Токио великая ночь.
От парка Уэно шпалерами протянулись войска. Все прилегающие к императорским дворцам улицы — закрыты для движения. В самом старинном дворце Сио-Гунов — сегодня ежегодное заседание Генро, на котором бывает сам император Японии: Ио-Ши-Хи-То — Сын великого Мут-Цу-Хи-То, первого императора Японии.
Генро заседает: сегодня ночью решаются судьбы Японии, Кореи и…
…Джанни-Банин…
И семнадцать пагод самого древнего и самого высокого, и самого священного, и самого таинственного храма во всей Японии — отозвались на разные голоса перекличкой тонов: от шопота самого нежного, едва уловимого — до чутко протяжного стона, до зловещего хохота.
Это — прозвенел гонг.
Это — начало священного танца.
В храме — пусто, темно, тихо.
Вдруг…
Падает золотая капля…
За ней — другая, третья…
И капли разгораются в огонь…
Рубинами, кровью заливаются ниши пагоды — и бесконечное разнообразие летящих птиц оживает в плафонах, резьбе, инкрустации — по стенам, в потолке, на черном матовом шелке ширм.
Вокруг огня три нежных лотоса — три молодых девушки — головами черных светящихся жуков — уткнулись в колени — их причудливые высокие прически только видать.
Второе кольцо.
Семь безмолвных фигур — семь пилигримов: глаза их закрыты…
…Джанни-Банин…
Опять застонал, отзываясь всеми своими пагодами- вышками, старинный тысячелетний храм.
Ярче капли огня.
Кровавые полосы глубже по храму разбредаются, ищут, шарят, лижут все уголки.
Вот нашли: огромные серые каменные руки, выше — груди — сосцы, шея, — мертво-сжатые в улыбку губы, приплюснутый нос, серые ужасы — полушария глаз…
Еще выше: межи рисовых полей — волосы…
Это — огромное семисаженное серое каменное чудовище.
Будда!
Вот три девушки подняли лица.
Кровью загораются их глаза. Тонкие нежные поднимаются руки, протягиваются и, как пружины разгибаясь, беззвучно, легко, чуть извиваясь, приподнимаются, отрываясь от пола, голые тела девушек.
Как стебли лотосов, облитые огнем, они горят, переливаясь.
Первая.
Белая Лилия — богиня рисовых полей Японии. — Плодородие.
Вторая.
Золото Банана — богиня Солнца — зноя, который, выпаривая рисовые поля, золотит бархат кожи японских мускулов.
Третья.
Зеленая Пальма — богиня Дождя, орошение рисовых полей — капли радостных слез девушек Японии, отправляющих самураев на войну.
Это — танец трех.
Священный Танец Японии.
Семь пилигримов открыли глаза.
Красными пятнами шесть сморщенных крепких угрюмых лиц.
Седьмое.
Молодое, бледно-зеленое лицо, желтые впадины остановившихся глаз.
Семь пилигримов: это — Генро, Высший Тайный Совет Японии.
