— Что ждать? — тот же голос рявкнул, что остановил машину; — идем выручать Совет!

— Идем! — загудела толпа.

— Открывай амбар, — оружие!..

— Вон-вон! Так! — и грузчик прильнул к подоконнику и прицеливается в крайнего чеха, что лежит рядом с пулеметом. Спустил курок. Так его…

Чок — по стеклу, косяку — в стену.

— Ишь — палят…

— Ну-ка, ребятки, зараз по братушкам:

— Тар-рах… тах-тах… — в разнобой рванулись винтовки.

— Ишь, заворачивают… Так их крой… — и еще через окна и балконы чекотня выстрелов.

Квадрат площади между зданиями штаба и вокзала, как на ладони у грузчиков. Чехи не пустили их к Совету. — Пришлось им засесть здесь. Но невыгодная позиция и у чехов. Они отходят перебежками на Посъетскую; часть отделилась — бегом за вокзал…

— И-эх… дьяволы… — и грузчик рванул левую руку: пониже локтя капала кровь. Разорвав рубаху, стал перевязывать. — Перевязал, положив винтовку на подоконник, приложился и опять…

Где-то сзади застрочил пулемет.

— Обошли, проклятые! Крой, ребята, через подвал к бухте.

Бросились в разные двери по черной лестнице. Кто-то хватил на балкон — хотел спрыгнуть, но подстреленный свис, а потом рухнул…

— Не разбегайсь — вместе… будем отстреливаться…

Задняя широкая дверь была забаррикадирована трупами — все, кто пошел, попали под пулемет — не вышли.

— Патронов!.. — и грузчик с размаху ахнул о чугунный переплет лестницы винтовкой…

У главного входа залегло несколько отчаянных: не дают подойти цепи и только — на выбор, прямо в лоб кроют.

…Погорячились — все выстрелили и смолкли, затаившись, вольнув в плиты ступеней.

Чехи подкатили пулемет и засеяли горохом по входу. — Не было спасения.

Смолкли — решили — все кончены.

Цепь поднялась, рванулась к под'езду. Впереди — чешский офицер белый, безусый, с браунингом.

— Братушки, за мной!.. — и первый в дверь.

— Вот вам, иуды! — рявкнул грузчик и, обрушив что-то огромное на голову поручика, раздавил его.

Один миг — несколько чехов к нему… Опять взмах — это скамья, — и сбил наступавших с ног.

— Вот вам!..

Tax, — выстрелил в упор подбежавший чех.

— Иуды! — еще успел выдохнуть грузчик, захлебнулся и рухнул…

— Ур-ра!!..

Штаб крепости был взят: грузчики сдались — ни одного живого.

Когда свершилось это — никто не поверил: так было все необычно, неожиданно, невероятно, нелепо.

Братушки свергли Совет…

Боролись только одни грузчики.

И вот, когда ошеломленный город проснулся — Совета уже не было, члены его были все арестованы, и надо было хоронить павших.

Волнами, лавиной с гор двинулись рабочие окраины в центр города и затопили его главную улицу — Светланскую…

Это было стихийно…

Красные гробы, подхваченные этой могучей волной, были перенесены туда, на площадь, к штабу крепости, где бились вчера живые и где пали они за Советы.

И все время похоронный марш в этом городе, полном врагов, сегодня чужом, он звучал гордо призывно — своим, и вызывающе — чужим, врагам.

Эти чужие, враги, сегодня победители — жалкие, трясущиеся, прятались по своим балконам и издали, из-за занавесок наблюдали картину народного гнева — сплоченности против них, бесстрашия…

Гробы точно говорили: нас убили, а смотрите — сколько новых идет за нами, готовых на жертвы и подвиги.

Придет время, говорили они:

В этом городе победителей — побежденные чувствовали себя сегодня хозяевами.

И свисали гирляндами с гор новые толпы, вливаясь в общий поток похоронной процессии.

Сотни, тысячи женщин белыми венками окружали гробы.

Сомкнутыми колоннами шпалер двигались твердые, как сталь, рабочие ряды.

Город не видел такой демонстрации никогда!

Вооруженные чехи испугались безоружной толпы — они не посмели ей противиться, когда она потребовала на похороны представителей арестованного Совета.

И председатель Совета — Суханов поднялся над толпой.

Вопль радости и горя вырвался из тысячей грудей.

Костя не мог говорить — он только, указывая на гробы, призывал клясться навсегда в верности Совету.

Бурей ответила толпа, в этот миг готовая на все.

И если бы Костя, этот товарищ грузчиков и слесарей, воскликнул: — идем за Совет!

Лавиной, все сметая на своем пути, ринулась бы толпа.

Но на рейде стояли:

«Микасо» — японский броненосец, с наведенными на демонстрацию орудиями.

«Бруклин» — американский крейсер.

И — «Суффольк» — монитор просвещенных мореплавателей.

Широкий светлый станционный буфет первого класса. В буфете — никого. Только вон там, у окна, на солнечной стороне, за столиком, сидит человек. Он читает газету, пьет чай. По временам он откладывает ее и скучающим взглядом обводит пустой зал. Ему все равно — он закуривает папиросу. Можно подумать, что он обладает большим терпением.

Бритая голова его блестит. Кто он, пассажир? — Но через плечо у него бинокль — больше никаких вещей.

— Николай, слушай, как ты сюда попал? — и Ильицкий быстро и цепко схватил сидевшего за руку.

— А ты? — тот спокойно.

— Я? Ну, я понятно, — я тут со своим вагоном, — еду по поручению во Владивосток.

Бум-м-м…

— В чем дело? — Ильицкий вздрогнул.

На перроне Никольск-Уссурийского вокзала забегали. Промелькнул мимо окон красный околыш дежурного по станции.

— Через полторы минуты еще ахнет, — смотрит на часы молодой подрывник. Щеки его горят, молодое лицо сияет, глаза возбужденно блестят.

— Где ты, скорее! Баранов! сюда к дрезине.

— Есть! — доносится из глубины туннеля.

Бум-м-м! И грохотом наполняется туннель.

Маленький толстенький коротышка выныривает из дыма.

— Есть, Адольф! — вскакивает на дрезину.

На задымленном, скуластом его лице — глаза как щелочки, да зубы.

— Едем, ребята! — и двое подрывников начинают крутить передачу.

Через несколько минут, из дыма и холода на солнце.

Туннель Раздольного позади.

Скорее в Никольск-Уссурийский.

Туннель взорван!

Первая преграда чехам есть.

Броневик дрогнул и откатился назад.

— А!.. проклятые, — взломали и туннель… — и чешский поручик спрыгнул с полувагона на насыпь. За ним несколько солдат. — Команда двинулась в разведку во внутрь туннеля.

Сзади подходил эшелон чешских войск 5-го стрелкового полка.

От эшелона к броневику бежал офицер:

— Братче, что случилось?

Из броневика высунулась голова:

— Братче, поручнику — болшевики взломали туннель. Штаб полка сейчас же был соединен по телеграфным проводам с командующим и доносил:

— Братче, командующий!

— Большевик взломал туннель…

Поручик улыбается — командующий в ответ выругался русским матом.

— Есть, братче!

Команда:

— Эшелон, выгружайсь…

— Саперы, в тоннель!

И 5-ый стрелковый полк двинулся обходной колонной через сопку к городу Никольску.

Вокзал гудит.

Эшелон за эшелоном прибывают красноармейцы.

Буфет мигом наполняется — все хотят есть, кричат, разговаривают, — спорят.

— Вот тебе и Владивосток…

— Приехал, — закончил Ильицкий и улыбнулся. Они вышли из буфета и пошли по перрону.