Генерал Хорват улыбается.

— Если б было иначе, я не стал бы тут раз'езжать. Я коротал бы свои дни в Париже или занимался бы египтологией. Во всяком случае, мы нашли бы себе занятие.

— Да, у вас, генерал, сильная уверенность, — говорит ему баронесса, кивая головой. — А это уже много значит.

У генерала Хорвата план. Оттого он так оптимистичен. Оттого он так уверен. План простой: стянуть броневики Семенова, Калмыкова, Орлова… А там… О! генерал Хорват знает, что надо будет делать потом, когда наступит нужный момент… Эс-еры не устоят.

— Через месяц Владивосток ляжет к нашим ногам… Что Владивосток! — Все Приморье… может быть вся Россия… Вы вспомните меня, баронесса!

— О, это будет приятное воспоминание! — блещет жемчуг зубов в очаровательной улыбке баронессы. — Поезжайте потише. Здесь так интересно!

На тротуарах Светланской — самая разнообразная публика. Звуки различных языков, далеко друг от друга лежащих стран. Англичане, чехи, японцы, китайцы — все прогуливаются по тротуарам новой Приморской демократии.

Несколько портовых рабочих, прислонившихся к решетке сквера, смотрят на расфранченную толпу и сосредоточенно, угрюмо потягивают «махру».

— Эн, глядишь, какая расфуфыренная! — говорит один из рабочих, сердито сплевывая вслед проезжающему автомобилю Глинской.

— С генералом ехать — как же иначе, — отвечает матрос со шхуны «Дерзкий».

— Ух, сволочи! — не может стерпеть злобы рабочий. — И что они сюда лезут? Никак уняться не могут!

— Бомбочку им надо — вот что, братцы. Этак в автомобильчик! — ра-аз! — и одним генералом меньше. Уж это верно!

Автомобиль проезжает мимо театра «Золотой Рог». На углу Китайской, ад'ютант несколько приостанавливает машину.

— Куда поедем?

— В японское консульство. Налево.

…Чал-чаллл-лалллл-лал…

Сверху точно звук разбиваемого стекла. Вслед за тем…

Хорват хватается за голову и неуклюже выскакивает из автомобиля. За ним — баронесса, ад'ютант…

Отталкивая в сторону швейцара, стремительными прыжками, вверх по лестнице бежит человек. Еще минута и он бесцеремонно врывается в комнату, случайно оказавшуюся комнатой управляющего гостиницей.

— Простите, — возмущенно вскакивает управляющий. — Как вы смеете?!.

Он не договаривает фразы, так как его зрительные нервы немедленно доносят сознанию, что то черненькое, что он видит устремленным на себя, содержит несколько свинцовых шариков, достаточно тяжелых, чтобы, получив их, управляющий лег навсегда.

Сообразив это, он считает благоразумным тотчас же присесть и поднять руки. В таком положении он и остается.

Ворвавшийся же человек подбегает к окну.

— Эх, чорррт! Плохо видно, — ругается он. — Ну, все равно…

Он ударяет локтем стекло, выхватывает из кармана, завернутый в бумагу блестящий цилиндр, что-то поворачивает, и бросает через окно вниз…

На улице раздается оглушительный взрыв.

Управляющий от страха падает на пол, закрывает глаза и уже не смеет подняться.

Когда он поднимается, незнакомца уже нет. На улице раздаются крики. Подбежав к окну, он видит толпу, окружившую дом.

— Что там такое? — старается выяснить положение управляющий.

Сзади кто-то кладет ему руку на плечо.

— Вы арестованы.

Управляющий безмолвно шевелит губами. Он уже не может говорить. Он потерял способность речи.

— Мадам! эта шляпа к вам замечательно идет…

— А как вы думаете, Гри-Гри? — в зеркало полковнику — улыбкой больших серых зовущих глаз.

Полковник сзади также смотрит в трюмо, но у него утомленный вид. Он молчит.

— А? — тогда поворачивается к нему баронесса. — Хорошо?

— Хорошо…

Баронесса недовольна. Она переходит на английский язык, и разговор принимает интимный оборот: баронесса не стесняется — возле них стоит продавщица магазина, — она ничего не понимает.

Но баронесса ошибается.

Глаза маленькой кудрявой девушки, через большое роговое пенсне — вспыхивают любопытством. Вся она — настороженность..

Она слышит:

— Вы расстроены… Может быть эта ужасная бомба?

— Ах, мне безразлична судьба этого старого дурака.

— Да?! Как давно вы стали так думать, полковник?

— Неужели и вы, баронесса, такая чуткая, умная, думаете о них серьезно? Какие же это на самом деле спасители родины?!.. Мелкие интриганы, тщеславные трусы и жадные карьеристы; за один лишний просвет на погоне готовые продать эту самую родину, не сморгнув глазом.

— Ах, но вы, Гри-Гри, говорите сегодня совсем по новому! Ну, ничего!., а все-таки… какое нам дело до них!.. Наша задача — все для родины. Использовать все необходимое, ценное, в нашей сложной и большой игре.

— Да они то неценны… Они…

Два глаза, такие поразительно знакомые — сквозь стеклянные разноцветные нити японской портьеры на дверях.

Полковник застыл — устремленно тревожно на них…

— Они? — Баронесса на миг видит в трюмо чьи-то глаза — быстрым поворотом головы на Луцкого.

— Миг — но глаз уже нет.

Полковник чуть взволнован, но тверд…

Баронесса видит, не понимает. Больно закусывает нижнюю губу жемчугом острых зубок, молчит — ждет… Опять к зеркалу, спокойнее:

— Я слушаю, Гри-Гри…

Звонок — и в ателье мод быстро входит молодой безусый офицер. Прямо к баронессе.

Почтительным наклоном головы — английский пробор блестит.

— Баронесса! — целует руку, — генерал Хорват просил вас. Вот, прочтите пожалуйста.

И тонкий, длинный надушенный розовый конверт в руках баронессы.

Прочла — по лицу тенью. Что-то сразу решив:

— Идемте, господа!

К продавщице:

— Так вы, пожалуйста, вот это и это и модистку пошлете ко мне в отель. Знаете, в Золотой Рог.

— Да-да, сегодня же, мадам… — чуть-чуть улыбка и девушка быстро составляет модели — закрывает картонки и слышит:

— Почему, полковник?

И опять по-английски ответ баронессы:

— Уезжает в Харбин, сейчас…

— Струсил… — полковник зло улыбается.

Баронесса не отвечает.

Молодой офицер почтительно открывает дверь магазина — пропускает баронессу, полковника…

А потом и сам за ними.

Дверь закрывается.

… — Ха-ха-ха-ха-ха…

… — Ха-ха-ха-ха-ха…

Заглушенно смеются за японской ширмой в ателье мод двое, через ширму смотрят в витрину магазина на улицу: Одна — маленькая черноволосая, кудрявая…

Другая — высокая, синеглазая с большими русыми косами. Это — две Ольги: Маленькая и большая.

Смеются и шепчутся.

— Хорошо… — шепчет большая…

— Иди сейчас же… — говорит маленькая.

— Бомба!

Бомбой влетает Коваль в ЦЕБЕ.

— Что бомба?

— Бомба! — повторяет снова.

— Да что бомба? — оглашенный, говори! — Раев встал из за стола и оперся своими корявыми кулачищами о край.

— Только что сейчас на Китайской брошена бомба…

— В кого?… — все вскакивают в комнате, переполненной рабочими.

Эффект. Коваль торжествует:

— В Хорвата…

— Ну?! — напряженное.

— Даже не ранен проклятущий! — И Коваль садится к столу Раева. Общее разочарование.

Начинаются догадки, как и почему и кто бросил. Все устремляют глаза на Раева.

Тот невозмутим. Ничего не прочтешь на его серьезном, корявом липе, сильном и простом.

Только в сторону глазами — на черного красивого парня в студенческой потертой тужурке.

Тот — тоже.

Быстро глазами сговорились…

Раев встает и, как ни в чем ни бывало, уходит в соседнюю комнату.

Через минуту уходит также и студент, говоря что-то, на ходу, Ковалю.

Тот доволен: уселся за стол вместо Раева, и зашумела комната от его шуток; да и дела тоже не задержал.

Везде поспевает Коваль. И по ЦЕБЕ, и по рабочему кресту, да и в окно не забывает поглядывать…