— В чем дело?
— Оскорбил.
— Как?!.
— Вчера на берегу… какой-то ходя задел меня…
— Ну?..
— Я дал ему в рожу… А тут… китайские солдаты… Человек десять… и с ними ад'ютант Ли-Ши-Чена…
— Ну!..
— Вступились… Оскорбили… Ваше превосходительство… Честь мундира…
— Ну…
— Хочу вызвать на дуэль.
— Молодец!.. Подавай рапорт.
Над рекой Ингодой, на песчаном холме, окруженная сосновыми лесами, раскинулась столица Семеновского царства — Чита.
Сегодня атаман Семенов в приеме полковнику Луцкому отказал: спешно едет по вызову в японский штаб, но… и не просил даже, а просто приказал: быть сегодня вечером в шантане.
В шантане?..
Луцкий скандализован…
В шантане…
И все-таки едет.
Успех миссии прежде всего.
Довольно большой зал горит широкой люстрой и десятками бра.
Столики… столики… столики…
Лакеи. Бутылки. Фрукты. Офицеры. Дамы. Бокалы. Звон. Шум…
Лысый чех дирижирует струнным оркестром.
У самой сцены — большой продолговатый стол…
Атаман Семенов, окруженный группой офицеров, пьет…
И с ним Маша-цыганка.
Луцкий шокирован, но…
Вежливо, скрывая брезгливость, целует руку наложницы атамана.
Вспомнилось: на бесконечно унылой Амурской дороге, направляясь в Читу, он знакомится с харбинским евреем-коммерсантом…
— Что вы думаете?.. Я еле оттуда живым выбрался… Это мне стоило копеечку…
— Что вы говорите?.. Разве атаман…
— Нет!.. Зачем атаман… Я дал Маше-цыганке.
— Как?..
— Я что вы думаете?.. Она там — царь и бог… Что хочет, то и делает.
Теперь вспомнилось…
И Луцкий исподтишка рассматривает легендарную фаворитку атамана Семенова.
Почти… голая.
Большие, горячие, влажные еврейские глаза мечут лукавые, зовущие искры… А губы… Пухлые, жадные… вторят.
Маша держит бокал… и смеется.
А над ней… сгибаясь в три погибели…
Какой-то поручик…
— Помилуйте!.. Я четыре года проливал кровь… Родина… Был неоднократно представлен в капитаны… в подполковники… И… как видите… — поручик разводит рукам и, — поверьте, я сумею отблагодарить…
И что-то — на ухо.
— Хорошо! — кивает головой: — придите завтра.
Поручик склоняется еще ниже и целует белые обнаженные руки.
В Даурию к Унгерну Луцкий не завернул. Слышал… знает: застенки… садизм… грабеж.
Нет! Довольно!
Обратно… в Омск… на фронт. Там лучше.
Там наивные с бело-зелеными ленточками студенческие полки генерала Пепеляева поют:
…Вскормили нас и вспоили
Сибири родные поля…
Там легче, свободнее дышится.
А пока…
В Пекин.
2. Атамановская неразбериха
Маленький клубочек белого дыма плывет вперед и расширяется в большое сизое кольцо. По мере увеличения кольца, посреди него появляется редкая щетина тщательно причесанного бобрика. Выдаются надкостницы глаз с густыми седыми бровями и тонкий орлиный нос.
Ниже — бархатный отворот утреннего шлафрока, черный шелковый шарик пуговицы, согнутая рука с длинными пальцами держит визитную карточку:
Григорий Григорьевич Луцкий
Полковник Генерального Штаба
Следующий клубок дыма заволакивает карточку. Через окно: жалюзи открыты. С улицы холодок. Бледное, холодное осеннее солнце.
— Дайте визитку.
Князь Кудашев кладет карточку на серебряный поднос. Лакей помогает одеть ему визитку.
— Теперь — просите.
Бесшумно ступая по мягкому ковру, ровным военным шагом входит Луцкий.
— Князь, вы хотели видеть меня?
— Да! Прошу вас.
Луцкий садится напротив князя.
— Вы работаете над созданием национальной армии… — медленно произнося слова, говорит князь. — Отличная идея. Вот об этом я и хотел с вами поговорить.
— Князь, после того, что я видел, проезжая через атамановские районы, мне кажется эта идея неосуществимой.
— Да?.. — протягивает князь. Правая бровь поднялась и изогнулась вопросительным полукругом.
— Вот вам: Калмыков сидит в Хабаровске — организует карательные отряды, ловит и вешает большевиков, ссорится с американцами, дружит с японцами, никаких приказов не признает и совершенно ничего не делает по плановой организации запасных полков.
— Да?.. — опять протягивает князь. Правая бровь уже спокойна.
— Атаман Кузнецов хочет быть дипломатом, — продолжает Луцкий. — Он боится тайги и еще больше думает о японцах, чем Калмыков. Тоже можно прибавить о Семенове и Унгерне, с той лишь разницей, что один из них организовал шантан, другой — ряд застенков.
— Значит, по-вашему, организация национальной армии теперь… — князь не доканчивает фразы и, прищуря глаза, смотрит на Луцкого.
— …Невозможна… — подтверждает Луцкий недосказанную мысль князя.
— Баронесса об этом знает?
— Да!
— Что думает баронесса?
— От баронессы я в восторге. Она прекрасный организатор и, пожалуй, единственная среди нас, наиболее практично подошедшая к осуществлению наших задач. Но мне несколько непонятны ее планы…
— Планы? — правая бровь князя опять поднялась.
— Да… — Луцкий нервно закусывает губу. — Т. е. я хотел сказать, она имеет… она несколько отклоняется от общего плана прочих русских организаций…
— Ах, так… — В уголках рта Кудашева играет еле заметная улыбка. Он поворачивается к Луцкому.
— Ну, а что вы думаете о самом себе?
— Только одно. Туда, в Сибирь, на фронт…
— Да, вы там больше пригодитесь. Тем более — когда начнется национальное об’единение армии.
Луцкий поддается вперед всем туловищем и смотрит с затаенной надеждой в глаза Кудашева.
— А кто будет ее возглавлять?
— Адмирал Колчак. Так решили союзники. Мы.
Луцкий порывисто откидывается на спинку стула.
3. Претенденты на престол
Как приветливо осеннее солнце…
Особенно, когда, после буйного тайфуна, оно выглядывает из-за облаков раннего утреннего часа…
Владивостокский морской штаб.
Маленький балкон в третьем этаже с перилами. За перилами трясутся по ветру две белые кишки. Нет, то не кишки — это штаны адмирала.
Какого?
Вот стоит он в трясущихся кальсонах. Адмирал Колчак.
— Российский престол не за горами, — думает он и трясет через перила недостающую на нем часть одежды.
— Джах-хах-джах! — бьется она о перила.
У адмирала нет еще свиты и слуг. Но будут, непременно будут. Вероятно скоро…
Мечта:…вот он на балконе, перед толпой народа. Принимает парад. Внизу площадь, армия. Он говорит речь, вдохновенную, яркую…
— Русские люди!..
А внизу народ кидает шапки в воздух и кричит:
— Урра нашему…
И: «боже, царя храни»…
Как приветливо осеннее солнце!
Генерал Хорват пьет чай и просматривает газеты. Отхлебнул полстакана, лениво скользит по газетным столбцам. Ложечка повисла между двумя пальцами, и генерал знакомится с мировой политикой.
Потом ложечка ударяется о край стакана и погружается в чай.
Мировая политика очень интересна.
— А… — произносит генерал. Неизвестно, когда он произнесет следующую букву алфавита, потому что в газете, черным по белому:
…Генерал Хорват должен стать правителем всей Руси.
— Наконец-то заговорили! — восклицает генерал. Что же, он согласен. Если уж это так надо и для народа — он согласен!
— Бой!!
— Иес!
— Шпагу, вицмундир!
Бой вынимает из шкафа тщательно уложенные веши. Хорват бережет их, как святыню.
Медленно зажмурив глаза, он одевает вицмундир и шпагу. Теперь только голубую ленту через плечо.
Ну, чем он не царь?
Как приветливо осеннее солнце!
