— Это так… важно.

— Так и есть.

— Но? — спросила она, наконец, посмотрев на меня.

Я провел по своей челюсти и вздохнул.

— Как я должен начать разговор о самом лучшем человеке, которого я знал?

Выражение лица Гвен смягчилось.

— Джейн была необыкновенной, Логан, — сказала она, пропуская между своих пальцев волосы у меня на затылке. — И я понимаю, что рассказ о том, каким человеком она была, не может свестись к банальной речи. Поэтому вместо этого подумай о том, что ты услышал ее голос в своей голове, и тот, что самый громкий, что он тебе говорит? И чтобы там ни было, возможно стоит начать именно с этого.

Я раздумывал над словами Гвен, припоминая все маленькие «уроки», которыми мама обычно делилась и которые в то время звучали как нечто банальное, но сейчас позволяли мне успешно шагать по жизни — проявлять истинность и доброту, жить с определенными убеждениями и целью, всегда быть честным. Были еще и другие, как те настоятельные призывы сражаться за каждое мгновение, даже за плохое, и быть терпеливым с отцом, сейчас, после ее ухода, моя поддержка была нужна ему как никогда.

Внезапно, кое-что всплыло в моей памяти, то, что говорила мне мама незадолго до своей смерти, нечто, о чем я не думал с тех пор: «Однажды ты встретишь правильную женщину, Логан. И когда это произойдет, ты узнаешь, что это именно она, потому что единственным и самым непреодолимым будет для тебя не желание проводить каждую минуту своей жизни с ней, а страх потерять ее. Поэтому, сообщи о своих намерениях, прежде чем ты утратишь такую возможность».

И показалось, что все, что было окутано туманом, вдруг прояснилось. Я хотел всего этого вместе с Гвен, и если у нас был хоть какой-то шанс на настоящие отношения — на совместное будущее — тогда должна быть прочная основа из доверия и честности между нами. Проблема была в том, что я не знал, чувствовала ли Гвен то же самое — или могла ли почувствовать когда-нибудь то же самое. Я мог бы стать всем, сделать все, что в моей власти, чтобы показать ей, что я не был Стивеном, и что мы с ней представляли собой нечто большее, чем то, что у нее было в Сан-Франциско. Но этого могло быть по-прежнему недостаточно, особенно, если она уже все решила.

— Мама бы сказала мне пойти за тем, чего я желал, со всем, что у меня есть. И прямо сейчас единственное, чего я хочу, это ты, — я дотронулся до ее лица, едва касаясь ее скул. — Лежать на диване и смотреть с тобой фильм после игры. Чтобы ты сидела на столешнице, в то время как я пытаюсь приготовить обед для тебя. Хочу, чтобы ты обнимала меня в моей постели поздно ночью и рано утром. Но больше чем это, больше всего я хочу, чтобы ты была женщиной, идущей со мной под руку на публике и когда мы одни, но особенно на вечере в память о моей матери.

Мои слова зависли в пространстве между нами.

Ее рука оставила мою шею, когда она освободилась от моей хватки.

— Логан, — никогда мое имя не звучало так тяжело, так громко. — Мы уже разговаривали об этом.

Даже несмотря на то, что я ожидал такой реакции, меня охватило разочарование.

— Нет, это ты говорила об этом, — сказал я.

Она покачала головой, как если бы я был совершенно неразумным.

— Тогда, почему я должна объяснять тебе снова, что я не хочу привлекать к себе такого внимания?

— Потому что ты на самом деле в прошлый раз ничего не объяснила, Гвен, — сказал я. — Ты просто приняла решение и ожидала, что я соглашусь с ним.

— Я, честно говоря, не припоминаю, чтобы ты жаловался прошлой ночью, — сказала она, ее голос был полон сарказма.

Я вздохнул и потер свои глаза.

— Я готов признать, что у нас нет проблем в том, что касается постели. Но тогда, это имеет смысл, потому что мы на самом деле едва ли разговариваем друг с другом.

— Правда? Потому что я думаю, что мы общаемся просто прекрасно. До этих самых пор, когда ты решил изменить свои устремления в том, что касается меня.

— Боже упаси, если я хочу взять тебя с собой на ужин в память о моей матери, где другие люди могут увидеть нас вместе, — сказал я.

Поднявшись с дивана, она скрестила руки и практически прокричала:

— Потому что это не просто ужин. Это публичное заявление всему обществу.

— Чушь полная. Это личное. Это признание того, что мы вместе и это не интрижка, в чем ты продолжаешь себя по-прежнему убеждать, — сказал я, мой собственный голос стал громче, потому как параллельно с ним росло и мое раздражение. — Почему тебе так сложно признаться в этом? Чего, черт побери, ты боишься? И почему мне постоянно кажется, что ты одной ногой уже за дверью?

Вот оно, это шанс для нее прояснить все, рассказать мне о том письме, которое я нашел. Но Гвен не дрогнула, никак не показала, что мои слова задели ее за живое.

— Ты требуешь от меня обязательств, но откуда мне знать, что если я начну полагаться на тебя, начну доверять тебе, то ты не щелкнешь пальцами и не соберешься поменять меня на очередную модель? — спросила она. — Ты босс, и поэтому ты единственный, у кого здесь есть власть, Логан. Давай не будем забывать об этом.

— Когда ты поймешь, что я не Стивен? И я, откровенно говоря, думаю, что это настоящее оскорбление, что ты по-прежнему думаешь, что я способен повести себя с тобой также как и он, — я сделал глубокий вдох, пытаясь не позволить моему разочарованию и злости поглотить меня. — Я готов выставить себя на всеобщее обозрение — я хочу быть у всех на виду с тобой — без какой-либо защиты, рискуя получить жесткий отпор, но мне нужно, чтобы ты хотела того же самого.

Она вздохнула и посмотрела в окно, ее отражение в стекле напоминало призрак.

— Ты меняешь правила, Логан, и просишь о том, что я не совсем уверена могу дать тебе.

— Я не говорю тебе — все или ничего, — я подошел, чтобы встать перед ней, с осторожностью соблюдая дистанцию. — И я не предлагаю размещать объявление в газете или устраивать совместное интервью.

Ее глаза искали мой взгляд, ее выражение стало серьезным, но таким опасливым.

— Тогда, о чем ты просишь?

— О том, чтобы ты прекратила вести себя так, как будто все неправильно и настолько хрупко, что сломается от малейшего взгляда. И когда я буду говорить речь о моей маме самым публичным способом из всех возможных, ты будешь сидеть за столом в ожидании моего возвращения. Я хочу, чтобы ты была там со мной, Гвен. Ты нужна мне там, — сказал я, проводя подушечкой большого пальца по ее нижней губе. — Я надеюсь, что однажды, ты позволишь мне заполучить тебя навсегда, но прямо сейчас я прошу тебя быть моей девушкой.

Все ее тело напряглось, и я был уверен, что она собиралась ответить отказом, но после нескольких долгих минут, Гвен сделала глубокий вдох и сказала:

— Ладно, Сладкая Булочка, один раз побуду твоей девушкой.

Глава 17

ГВЕН

Через три недели после катастрофы под названием День Благодарения я была в the Cherry Cricket с Мисси и ее мужем Дэном, а также с группой его сотрудников из юридической фирмы, мы потягивали пиво и ели зеленые чизбургеры чили, ожидая пока начнется Monday Night Football. Дротики дартс пролетали в нише позади меня, дети в футболках медведя боксера состязались друг с другом в пейнтбол, повсюду мерцали рождественские огни, и все вокруг было окутано атмосферой праздника.

Мы с Мисси приходили в этот дешевый денверский бар со времен старшей школы и даже через десять лет ничего не изменилось — зеленый ковер, стены из деревянных панелей, столы из ламината и обитые виниловые стулья были по-прежнему такими же потертыми и старыми, как и само строение, еда была идеальным балансом жирного и ароматного, а выбор напитков был весьма большим. Над нашими головами витал туман из дымка от говяжьих котлет, готовящихся на огне под которым были раскаленные вулканические камни, все это заслоняло вид на имитацию хоккейного катка над нашими головами, а вентиляторы лишь создавали видимость проветриваемого помещения.