И Стивен будучи Стивеном, и без сомнений, он спал — и использовал — того бедного су-шефа, которая понятия не имела о том, что в ее сторону несся грузовик предательства. Он отбросил бы ее в сторону, постаравшись разрушить ее карьеру и репутацию, как он попытался сделать это со мной, а она была ослеплена.

Настолько, насколько меня впечатлило интервью Стивена, настолько же это обрушилось на мою реальность. Я по-прежнему позволяла этому человеку влиять на мою жизнь, относиться ко мне как к какой-то сноске в тексте, как выразился Логан. Но я отказываюсь терпеть это. Стивен не собирался позволить мне иметь ту карьеру, что я заслуживала, а я не собираюсь позволять этому эгоистичному мудаку удерживать меня в стороне от того, что я хотела сама.

А прямо сейчас, я хотела простого потакания своим капризам в виде Логана Стоунстрита.

— Мам, мне нужно перенести обед на другой раз, — сказала я, вскакивая со стула и отодвигая свою чашку в сторону.

— Ты не сделаешь ничего подобного. Сядь, Гвен. Твой брат будет с минуты на минуту…

— Я позвоню позже, чтобы поздравить его, — продолжила я, пресекая ее возражения.

Не все должно быть сложным и не каждый парень собирался посягать на то, чтобы опозорить меня. Настало время воспользоваться советом Мисси и хоть раз для себя самой немного развлечься без всяких обязательств. Сделать что-то для себя и хоть раз что-то взять, а не отдавать. Без извинений, критики или обязательств.

Потому что девушка не могла существовать на прекрасной кухне в одиночестве — иногда ей требовалось обычное наслаждение засаленным, до тошноты противным американским плавленым сыром, который положили между зажаренными кусочками Сладкой Булочки.

Глава 12

ЛОГАН

После того, как я простоял на шоссе больше часа, не прошло и тридцати минут, пока я добрался до дома из аэропорта, и прозвучал стук в мою дверь. Я вздохнул и поднял себя с дивана. Самое меньшее, что отец мог сделать для меня, прежде чем завалиться сюда со стопкой записей игры для анализа, это дать мне возможность переодеться, что-нибудь поесть и, возможно, вздремнуть немного. Не говоря уже о том, что, возможно, у меня не было никакого желания смотреть, как плохо я выглядел, заняв свое место на поле во второй половине матча, когда мои конечности были словно желе и отзывались достаточно медленно, чтобы даже карапуз смог увидеть в какую сторону я собирался сделать движение.

Последовал еще один стук, он был более громким и не терпящим возражений.

— Попридержи коней, отец, — сказал я, идя по своей квартире. Я по-прежнему передвигался с легкой хромотой, но, по крайней мере, прострелы в ребрах от последнего запрещенного удара «отпустили» меня, сменившись тупой болью. Я открыл замок и распахнул дверь.

— Гвен? — спросил я удивленно, увидев ее снаружи. Она была одета в безразмерный свитер и черные джинсы. — Что ты…

— Нет, — сказала она, проносясь мимо меня в коридор. Ее голос звучал так, как будто у нее сбилось дыхание. Ее лицо пылало, а волосы растрепались от ветра и холода, и некоторые пряди выбились из собранного пучка. Она бежала сюда?

— Что «нет»? — спросил я, следуя за ней в свою гостиную.

Гвен развернулась ко мне и вскинула руки вверх, как будто бы раздраженная тем, что я не мог понять, что она пыталась сказать мне.

— Я не забыла об этом.

Должно быть, я витал где-то в своих грезах, потому что она поднялась на цыпочки и поцеловала меня. Такие решительные действия с ее стороны застали меня врасплох, что я застыл на месте. Гвен напряглась, но до того, как она успела отстраниться, я обхватил ее за талию и развернул так, что ее тело оказалось зажатым между стеной и мной.

— Насколько яркие воспоминания сохранились в твоей памяти? — спросил я, улыбаясь напротив ее рта.

— Заткнись до того, как ты все испортишь, — сказала она, а потом углубила поцелуй.

Ее губы были такими мягкими и теплыми. У нее был фруктовый вкус, а запах — смесь апельсина и гвоздики, который окутал меня. Когда ее язык скользнул по моему, я зарычал и протиснул колено между ее бедер, оборачивая одну ее ногу вокруг себя.

Она стянула пиджак моего костюма и бросила его на пол, потом расслабила узел галстука и вытянула его из-под воротничка. Трясущимися руками, она высвободила края моей рубашки из брюк и запустила пальцы внутрь между слоями ткани, провела ими вдоль моего позвоночника, сильнее притягивая меня к себе.

Но мы по-прежнему не были близки в полной мере.

Я хотел ощутить всю силу внимания Гвен. Я хотел почувствовать резкие царапины ее ногтей на своей коже и то, как ее зубы оставят отметины в виде полумесяца на моей плоти. Я хотел, чтобы ее контроль, ее постоянная сдержанность были полностью разрушены, когда она будет стонать и извиваться подо мной, пока я буду касаться и облизывать каждый дюйм ее тела, доводя ее до самого края. И вот, когда она, наконец, отпустила бы себя, мне бы хотелось увидеть, как Гвен лихорадит, как она сходит с ума, пытается справиться с этим, утопая в страсти, которую я обычно видел только в виде вздохов и каких-то порывов, когда она кружилась на кухне рядом со мной.

Оторвав от нее свой рот, я поцеловал ее щеку, ее подбородок, пока не достиг уха, аккуратно прикусывая мочку. Я исследовал ее ухо своим языком, смакуя каждый неразборчивый звук, слетавший с ее губ.

Она испустила рваный вздох.

— Логан.

От ее хриплого и жаждущего голоса, меня насквозь пронзило желание. Я перекинул ее через плечо, усмехаясь ее удивленному визгу, и понес наверх в свою спальную. Затем поставил ее на ноги. Ее пучок волос ослаб, и длинные шелковистые пряди казались практически синими в мягком полуночном сиянии луны, которая освещала все вокруг.

Какое-то время мы смотрели друг на друга в полной тишине, нетерпеливое предвкушение между нами было словно живое существо, готовое наброситься, разорвать на части и с жадностью поглотить. Выражение ее лица изменилось, оно выражало неуверенность, как будто бы Гвен беспокоилась, что я изменил свое решение о том, чтобы быть здесь.

Прежде чем она позволила своим мыслям закрутиться, я притянул ее к себе и накрыл ее рот поцелуем, который полностью захватил меня так, как этого не случалось со мной на поле, так, что все остальное исчезло, превратившись в непонятный шум.

Такого не случалось со мной до сегодняшнего дня.

Я зарылся рукой в волосы у нее на затылке, тогда как моя вторая рука путешествовала по ее телу, запоминая каждый изгиб сквозь одежду. Гвен снова поднялась на носочки, ее пальцы сгребли мягкий хлопок у меня на груди, аккуратно изучая мышцы, выступавшие на моем животе. Глубокий стон вырвался из меня, когда ее бедра коснулись меня там, где я был твердым и полностью готовым для нее.

Мои пальцы скользнули под ее свитер, продвигаясь вверх по ребрам и достигая груди, вызвав тем самым у нее дрожь. Кожа Гвен была такой мягкой, ее мышцы вздрагивали, пока я массировал ее плоть сквозь тонкое кружево ее бюстгальтера, ее соски стали как камешки. Она выдохнула прямо напротив моего рта, и я отстранился, чтобы обрушить поцелуи на ее кожу и ключицы. Я чувствовал, как ее пульс отбивал беспорядочный ритм.

Когда мои зубы прикусили чувствительное местечко на ее челюсти, Гвен застонала и опустила руки на пояс моих штанов. Она расслабила ремень, но никак не могла справиться с пуговицей и молнией, и мне потребовалось вся моя сила воли, чтобы не сделать все за нее. Наконец, она расстегнула молнию, крепко обхватывая мою задницу, и притянула меня еще ближе к себе.

Было похоже на то, как будто меня ударило электрическим током, каждый дюйм моей кожи ожил и просто гудел от дикой энергии. Я отступил достаточно далеко назад, чтобы стащить с себя штаны и снять рубашку. После этого, я снял с не свитер и расстегнул молнию ее черных штанов, стягивая их вниз по ее бедрам, мой взгляд был сосредоточен на ее практически полностью обнаженном теле.

Я столько лет ждал, чтобы увидеть ее именно такой — изнывающей от желания и уязвимой. Комплект из лифчика и трусиков — цвет, фактура, которые ничего не оставляли для воображения — это было так на нее не похоже, что мне было интересно, не для меня ли она выбрала это белье, такое, казалось бы, не свойственное для нее?