Затем он кончил. С каждым рывком его оргазма, теплая соленая жидкость заполняла мой рот. И, как хорошая девочка, я проглотила всё и облизала губы. Улыбаясь ему, я вернулся на свое место, пристегнулась, и мы поехали. Когда мы приехали домой, он не сказал мне «спокойной ночи», просто хлопнул по заднице, когда прошел мимо меня в свою квартиру. Дважды. Жестко.

Я поморщилась, потерла больное место и одними губами сказала ему: «Ой!»

Он просто подмигнул мне и затем пошел в свою квартиру. Теперь я не на сто процентов уверена, но думаю, что это было предупреждение, что я слишком открыто и легкомысленно флиртовала с Максом.

Я заснула с улыбкой на лице, думая о том, когда и где состоится следующий раунд.

Так что теперь в предрассветные часы утра, я проснулась. Ну, мой мозг не проснулся, но мое тело горит. Я знаю, мы договорились, что можем позвонить друг другу в любое время суток, но прямо сейчас?

Да. Ответ «да».

Я отбрасываю одеяло, улыбаясь, как полная дура, и иду по коридору, только останавливаясь, чтобы взять ключ от квартиры Ашера. Открываю его дверь так быстро, как могу, хихикая всю дорогу. После того, как оказываюсь в квартире, слышу стоны, доносящиеся из его спальни, и останавливаюсь на полпути.

Мое сердце сжимается.

Я умираю. Я умерла.

Мое сердце начинает биться с удвоенной силой, и я двигаюсь по коридору к его комнате, чертовски злясь. Кровь ревет в моих ушах. Я никогда не признаю, что мое сердце молча разбивается.

В самом деле? Ублюдок кончил несколько раз сегодня ночью, и он уже с кем-то в постели? Какой мудак!

Как раз когда я добираюсь до двери спальни и начинаю открывать ее, гнев исчезает. На мгновение я думаю о том, что будет означать для нас, если я не смогу контролировать свои эмоции, которые, как ни забавно, были одним из пунктов в нашей сделке. Мое сердце говорит «не делать этого», пока мозг кричит «убить ублюдка»!

Прежде чем могу обдумать всё, я распахиваю дверь и включаю свет.

Я задыхаюсь, кладу руку на грудь и делаю шаг назад от этой ужасной сцены.

«О, боже, нет!»

Ашер бьется, будто в конвульсиях, в своей кровати, его лицо покраснело, и он громко стонет от боли. Глаза закрыты, но они быстро двигаться под веками. Я не знаю, что здесь происходит. Рыдания зарождаются в горле, наблюдая этот тревожный беспорядок. Он задыхается и кричит:

— Нет!

Не теряя времени, я бегу к краю кровати и безуспешно пытаюсь разбудить его. Пока он вертится, я не могу достаточно близко подойти, чтобы коснуться его. Он выгибает спину и жмурит глаза, когда скалит зубы. Мучительной булькающий звук выходит из его горла, прежде чем он кричит детским голосом:

— Мама, помоги мне!

Я не знаю, что делать. Я окаменела. Терплю поражение, не в состоянии сохранить спокойствие.

Слезы устремляются вниз по моему лицу, когда я рыдаю в истерике. Больше не заботясь о том, что он может случайно меня ударить, я хватаю его руки и удерживаю их. Его нога прилетает мне в живот, и я стону от боли. Одна из его рук вырывается из моего захвата, и он ударяет меня по лицу, крича:

— НЕТ!

Я настолько убита этой ситуацией, что даже не могу крикнуть, чтобы он остановился. Я рыдаю так, что едва могу сделать полный вдох. Ашер хватает меня за волосы и тянет так, что почти вырывает их. Я стону от боли. Через секунду его рука отпускает мои волосы, и он сильно толкает меня. Я лечу назад с кровати и падаю плашмя на задницу.

Эш садится на кровати и осматривается вокруг в замешательстве, пока не вперивается в меня взглядом. Единственное, что можно услышать, — это наше общее тяжелое дыхание. Его лицо вытягивается, когда он тяжело дышит и тихо спрашивает:

— Что ты здесь делаешь?

Переполненная горем, я сижу на полу, опустив лицо в свои трясущиеся руки, и молча плачу. Я слышу шарканье, прежде чем ощущаю объятия его твердого тела. Ашер раскачивает меня и воркует обнадеживающие слова, пока я, наконец, не успокаиваюсь. Мы сидим в комфортной тишине. Через некоторое время, он шепчет мне на ухо:

— Я так сожалею, красавица. Чувствую себя мудаком. Я сделал тебе больно?

Я чувствую стыд. Он, очевидно, не имеет ни малейшего понятия, что воспоминания вернули меня к Коулу. Игнорируя его вопрос, я шепчу:

— Что, черт возьми, с тобой случилось, Эш?

Сжимая крепче свои руки вокруг меня, сидя на холодном полу вместе со мной, он вздыхает:

— Мои сны. Ну, технически кошмары, я думаю. — Он делает паузу, прежде чем исправляет себя: — На самом деле, мои чертовы воспоминания.

Мое сердце сжимается. Шрамы. Я уверена, что все дело в шрамах, и, хотя я действительно не хочу знать об этом, но я должна. Думаю, что он должен сказать столько, сколько я буду в состоянии узнать. Я вспоминаю тот день в «Белом кролике», когда он учил нас самозащите, он сказал мне тогда:

— Ты должна рассказать им, красавица. Если ты не скажешь никому, это будет съедать тебя. Ты перестанешь видеться с друзьями и перестанешь ходить в клуб. Ты будешь лишь оболочкой человека без их поддержки. Потеряешь стержень внутри и станешь холодной. Я думаю, это правда. У всех людей есть скелеты, погребенные глубоко в шкафах.

Прочищая горло, я спрашиваю:

— Ты можешь отпустить меня?

Когда он отпускает, я встаю и поворачиваюсь к нему лицом. Протягиваю ему свою руку. Он смотрит на нее, не зная, что делать. Не давая ему возможности отреагировать, я шагаю вперед, беру его за руку и помогаю ему. Как только он встает, я оборачиваю руку вокруг его талии и тяну к постели. Не спрашивая разрешения, откидываю темно-синее одеяло и забираюсь в нее. Я смотрю на Ашера и глажу место рядом с собой, но он качает головой:

— Я не могу заснуть с тобой. Я-я... не контролирую себя во сне. Я не хочу сделать тебе больно, детка, — говорит он тихо.

Кивнув, я отвечаю:

— Хорошо. Мы не будем спать. Просто поговорим. — Когда его лицо искажается болью, я быстро поправляю себя: — Поговорим о чем угодно, Эш. Это не должно быть ничего конкретного. Может быть, я хочу знать, какой твой любимый сухой завтрак.

Он не улыбается, но в уголках глаз появляются морщинки. Через некоторое время, он подходит к двери и выключает свет, прежде чем вернуться в постель. После того как ложится рядом со мной, я двигаюсь к нему и кладу щеку на его грудь со шрамами. Оборачиваю свою ногу в пижаме вокруг его и вздыхаю. Он гладит мои волосы и спрашивает:

— Тебе удобно?

Отвечая с закрытыми глазами, я, признаюсь:

— Мне хорошо с тобой.

Он целует мою голову и говорит в волосы:

— Мне так чертовски жаль, девочка. Я не помню ничего из того, что происходит, когда снятся кошмары. Как будто мне снова восемь лет.

«О, боже».

Восемь лет. Что-то ужасное произошло с ним, когда ему было восемь лет, черт. Думая о страданиях малыша Эша, мне хочется кричать, но я сдерживаюсь. Вместо этого, поворачиваю голову немного и оставляю поцелуи на груди:

— Так какой твой любимый сухой завтрак?

Его тело трясется в беззвучном смехе, когда он отвечает:

— Шоколадные рисовые шарики.

Улыбаясь ему в грудь, я говорю ему:

— Я люблю рисовые хлопья.

Его тело еще трясется от смеха, он говорит:

— Хорошо, буду знать. — Затем сжимает меня сильнее.

Наслаждаясь его объятиями, я немного удивлена, когда он спрашивает:

— Нат, как ты думаешь, ты могла бы поговорить со мной? Обо всем?

Я поднимаю голову, чтобы заглянуть в его лица. Играя с моими волосами, он продолжает:

— Я люблю твой голос. Благодаря ему я перестаю думать.

Мое сердце ёкает, и я рада, что могу сделать что-то, чтобы помочь ему. Не отвечая ему, я прикасаюсь щекой к его груди:

— Когда мне было одиннадцать лет, Нина обстригла мои волосы под ирокез.

Мое тело подпрыгивает на его, когда Ашер взрывается от смеха. Он смеется долго и тяжело, и я говорю ему:

— Да. Ирокез идет тебе. К сожалению, мне нет.

Я вдруг вспомнила, когда в последний раз была в этой комнате: тут были мои сестры и девчонки. Это было такое прекрасное утро, и из-за этого день стал отличным. Тина пришла, чтобы принести ему подарок...