Учусь, беру уроки… Учусь, беру уроки у дятла, у сороки, учусь у пня седого и у ручья лесного. Учусь у опушек, лужаек, приглядываюсь к перелескам, с каким-то иным интересом себя в тишину погружаю. Гоняюсь за сквозняками, не дожидаюсь сдачи. Мир повернулся иначе: дверь говорит стихами. Или – плывут из окон высокие звуки клавиш… Мелодии маленький краешек — будто губами потрогал. Но если спросят: «О чём вы пишете?» – что ответить? О чем говорит ветер вон там, у дороги, с кустом? Эти давние запахи… Эти давние запахи, эти губы припухшие, и упавшие запонки, как у древних – оружие. И метель, что за окнами обрастает сугробами. Приоткрылись и дрогнули ваши губы: «Попробуем…» Ну давайте попробуем, всё, что было – забудется. Голубыми сугробами пусть уляжется улица. Пусть навалится мамонтом ночь немыслимо нежная… Все равно мы обмануты, все равно без надежды мы. И свеча догоревшая, и вино недопитое… Вы красивая, прежняя, только больно, обидно вам. Только слезы ненужные по щекам вашим катятся, две большие жемчужины — или мне только кажется, или снится мне всё это: ваших губ очертания, ваши дивные волосы, ваше злое отчаянье. Позабытые запахи, дорогие, ненужные, и упавшие запонки — две большие жемчужины. Вот, кажется, осилил ремесло… Вот, кажется, осилил ремесло. Никто не застрахован от ошибок. Живу без отличительных нашивок, в карманах пусто, на душе светло. Вот, кажется, и молодость прошла… Чего же им, проклятым, не хватает, моим стихам, что словно свечи тают, едва их убираю со стола? Я поселю тебя в стихотворенье… Я поселю тебя в стихотворенье, здесь будет всё не так, как у людей. Ты улыбнешься выдумке моей, напомнишь мне о вечности, о тленье и скажешь так, задумчиво тиха: «Ну что ж, квартирный разрешен вопрос. Да, я согласна жить в твоих стихах… Вот только мы опять без папирос». Давно так плодотворно не молчалось…
Давно так плодотворно не молчалось. Уж, думал, не отважусь, а пришлось… Как старый плащ, отброшенная злость, да за полночь стихи, казалось, малость, да крепкий чай, да запоздалый гость… Ах, если бы и ты тогда осталась! Прощай, расшатанный покой… Прощай, расшатанный покой. Пока, как окрик за трамваем, пока, как всплеск волны скупой, мимо копеечного рая, мимо простуженной листвы — как кисти рук скрестятся ветки, сомкнутся каменные львы, сойдутся лестничные клетки… Калитки скомканная тень, листвы споткнувшейся смущенье, и я, как чье-то порученье, вычеркиваю новый день. Две параллельные прямые… Две параллельные прямые, из детства в будущее след. Пятнадцать пролетело лет с тех пор, как мы лыжню прямили. Случайно купленный билет не вы ль, случайно, обронили? Две параллельные прямые. Снежинок тоненький балет. У судьбы неразборчивый почерк… У судьбы неразборчивый почерк, и попробуй поди разбери, черт ли с ведьмой в камине хохочет, то ли это проделки зари, то ли это сентябрь за холмами куролесит всю ночь напролет, то ли просто пришли за стихами и в оконный стучат переплет. Здравствуй, юность моя безоглядная! Здравствуй, юность моя безоглядная! Снегу, снегу-то намело… Жизнь свою достаю и разглядываю, как последний пятак на метро. Олененок, свирель, Алие́! Олененок, свирель, Алие́! Оглянусь – никого, только – имя… Посмотрела глазами моими, так уже не глядят на земле. Та же черная, черная бровь, та же дерзкая кровь, те же складки возле рта, тот же взгляд – кровь за кровь! — мы еще наиграемся в прятки. Мы еще повоюем с тобой. Ты забудешь свою осторожность, станешь мне путеводной звездой, а иначе – зачем я художник? И одна по плохой мостовой под янтарным дождем, как в тумане, ты еще побредешь, ангел мой, вдаль за вереском воспоминаний. |
