А потом «мальчишки» очнулись, но бабушка уже отправилась на заработки. И ведь заработала! В восемьдесят три года. Мне она с гордостью и с хохотом рассказывала про этот случай сама. Эти сто евро очень здорово повысили Анне Моисеевне самооценку. Она у нее и так всегда была высокой, но ведь восемьдесят три года! Начала сдавать и чуть-чуть (по ее словам) унывать. Заплатили ей два молодых араба за «посмотреть и пощупать».

Мало этого — в нее влюбился программист-миллионер, который очень тщательно охраняет свою личную жизнь. Про него ходят какие-то слухи, но точно ничего не известно. А он без ума от бабушки друга и не хочет после знакомства с Анной Моисеевной знакомиться ни с одной молодой девушкой. Если бы Фрейд был жив, он, наверное, по этому поводу придумал бы что-то затейливое. Анна Моисеевна хотела меня познакомить с этим программистом («Ларка, у тебя же тоже сиськи, интеллект и чувство юмора! А ему как раз это все надо в одном флаконе. И он не дурак, я тебе дерьмо бы предлагать никогда не стала»), и мою, и его личную жизнь устроить, и ее спасти от влюбленного миллионера, который, возможно, пересидел за компьютером и слишком долго был погружен в дебри Интернета. И вынырнул только на краю Булонского леса.

Анна Моисеевна просто виртуозно ругается матом — всегда к месту. А какие у нее комбинации! Не исключаю, что это тоже привлекло молодого программиста. Так что надо будет к ней направить Лотара. А если он влюбится? — мелькнула мысль. Ведь скандал может выйти мирового масштаба. Пугачева с Галкиным — одно дело, а европейский принц с бывшей гражданкой Советского Союза… Ведь опять Россию будут обвинять в каком-то коварном плане, скажут, что заслали шпионку во Францию, она более сорока лет была «спящей», и вот была разбужена, чтобы совершить переполох в мировой политике.

А Лотар на грудь реагирует… Как, впрочем, и полиция в одном из отделений Великого Новгорода под командованием Потапа Прокопьевича, оказавшегося симпатичным мужиком со специфическим «полицейским» чувством юмора. И зелеными глазами, как у нас с папой.

— Не называйте нас полицией в частной беседе, Лариса Ивановна, — попросил он. — Не наше это слово. Не надо было устраивать это переименование.

— И миллиард с гаком народных денег на это грохать, — добавила я. — Можно подумать, в стране их потратить было больше некуда.

— А кто нас спрашивал? — вздохнул Потап Прокопьевич.

Его коллега поинтересовался, не собираюсь ли я открывать еще одну аптеку в Великом Новгороде. Я сказала, что только что открыла несколько аптек в Сибири. Вначале нужно заработать достаточно денег, чтобы вложить в новую аптеку, а потом открывать.

— А кредит?

Я пояснила, что кредиты не беру. Да, на каком-то этапе приходилось, но теперь обхожусь без них. По-моему, если можно не брать кредит, то делать это не нужно. Лучше подождать.

— И ведь мне никто ставку не снизит, как некоторым олигархам.

— А вы не олигарх? — спросил один из полицейских. — Или как это будет в женском роде.

— Нет. Я — обеспеченная женщина, мне хватает на то, чтобы достойно содержать большую семью, я смогла купить большую квартиру, хорошую машину. Но на яхту и самолет у меня денег нет, да они мне и не нужны. Я, не задумываясь, трачу на то, что мне нужно и что я просто хочу иметь. Я не смотрю на цену, я смотрю на вещь. И вы же видите, что я сама за рулем! Я живу той жизнью, которой хочу жить. Наверное, это — самое главное из того, что дал мне бизнес. И я вкладываю заработанное в бизнес.

— А кому из олигархов снижали ставку по кредитам? — спросил Потап Прокопьевич, который явно обдумывал произнесенную мной фразу, пока я говорила дальше.

— Инвесторам олимпийских строек. Снизил ВЭБ, между прочим — государственный банк. С девяти процентов до двух с половиной. Срок погашения кредитов увеличил с пяти до двадцати пяти лет.

Сотрудники полиции показали исключительное знание запрещенного русского мата. Но я не знаю ни одного человека, который бы не высказывался подобным образом, узнав, что олигарх П. в результате снижения ставки получил помощь за счет российского бюджета в размере порядка сорока пяти миллиардов, олигарх Д. — девятнадцати, а олигарх В. — около десяти. Миллиардов!

— А с какой стати им такие подарки?! — дружно закричали сотрудники полиции, которые не хотят именоваться полицией, а хотят быть милицией и, наверное, вернуться в те годы, когда подобных олигархов и подарков за счет граждан своей страны определенным лицам не было.

— Прибыль от отелей, объектов, курортов в целом оказалась гораздо ниже, чем они предполагали.

— Ну и что? — воскликнули нормальные люди. — Предположим, средний бизнесмен решил построить в Новгороде торговые ряды. Но население нищает, мелкие фирмы разоряются. Арендаторов меньше, приходится снижать арендную плату, торговля идет хуже, потому что у людей нет денег. Ему кто-то снизит ставку по кредиту? Или человек, взявший ипотеку, теряет работу, потому что разоряется фирма. Ему снизят?

И ведь если вдруг какие-то новые проекты, отели, курорты, объекты в других местах вдруг принесут этим олигархам стопроцентную прибыль, они не вернут эти миллиарды в бюджет.

— Хватит о грустном, — сказала я. — Где мой подопечный?

Сотрудники полиции закатили глаза. Похоже, что их проблемы, связанные с демонстрацией, прошедшей по улицам Великого Новгорода, не закончились.

К отделению полиции уже приходили товарищи, периодически проходящие лечение в соответствующих клиниках, и требовали освободить из застенков их молодого гетеросексуального друга. Они даже позвонили в Москву, в Государственную думу, главному в стране борцу с геями, и тот обещал завтра прибыть на Новгородчину и лично заняться спасением гетеросексуала.

— Его нам тут только не хватало! Так что забирайте этого гетеросексуала, Лариса Ивановна. Может, вы для него какую-то работу придумаете, чтобы делом был занят? А то ведь молодой мужик, на нем пахать надо, а он по демонстрациям ходит.

Открывать камеру мы пошли вместе с Потапом Прокопьевичем. Лотар сидел там в одиночестве, забившись в угол.

— Лариса! — воскликнул он с болью, которая шла из самого сердца. — Ты опять меня спасаешь!

И наследный принц припал к моей груди. Потап Прокопьевич закатил глаза к потолку. Мне показалось, что он тоже был не прочь припасть к моей груди.

Я привезла Лотара в гостиницу, где он жил в Великом Новгороде и где мы с ним провели вместе ночь. Дорога заняла пять минут, и он даже не пытался начать рассказ о своих злоключениях.

Дежурила опять Валерия.

— Лариса Ивановна, у нас нет сегодня свободных номеров! — воскликнула женщина, по-моему, она искренне расстроилась. — Я…

— В мой номер никто не заселился? — встрял Лотар.

— Нет, конечно. Он же оплачен. Вы можете возвращаться в любое время, ночевать в нем или не ночевать, это ваше личное дело, и мы не вправе вмешиваться в вашу личную жизнь. С какой стати кому-либо заселяться в ваш номер?

«Она не знает, что он сидел в отделении полиции».

— Лариса Ивановна — это моя личная жизнь, — сказал Лотар.

Валерия странно посмотрела на него и на меня, быстро взяла себя в руки и улыбнулась:

— Добро пожаловать!

Я достала тысячу рублей и положила на стойку.

— Лариса Ивановна, не нужно…

— У меня к вам просьба и вопрос.

— Слушаю, — произнесла Валерия. Купюра исчезла со стойки.

— Мне бы очень не хотелось, чтобы о моем проживании в номере Леонида узнала желтая пресса, и не только желтая.

— Об этом не беспокойтесь. Мы все очень дорожим нашей работой. В нашей гостинице всегда останавливаются люди, работающие на вашего отца. И сейчас те, кто ведет расследование крушения самолета, живут у нас. Расследование по поручению вашего отца, конечно. Не от органов. Никаких утечек от нас никогда не было.

Понятно, почему папа поселил здесь Лотара. Может, и гостиница принадлежит ему? Через подставных лиц, например? Или Валерия просто является одной из осведомителей?