Осторожно приподняв голову, я согнул спину и сел, старательно собирая свои ощущения в единую картину. Болело буквально всё, но под ледяным дождём повреждения были… терпимыми. Медленно осмотрев себя, я пришёл к выводу, что особо серьёзных ран у меня и нет. По крайней мере, жизни точно ничего не угрожает. Терпкий тошнотворный запах сырости, зависший в воздухе, быстро приводил меня в чувства, и до меня начало доходить, что капли дождя совсем не похожи на таковые. Они были синими и красными, густыми и слишком холодными, особенно, если учитывать свойства местности, в которой Мы находились. Это был дождь из крови пришельцев. Подняв глаза к небу, я просто ничего не смог рассмотреть в беспорядочном мареве крылатых тварей, но этого, в общем-то, и не требовалось. И так очевидно, что без воли Отца они начали бросаться на всё, что движется, в первую очередь, друг на друга.
Уперев руки во влажный липкий песок, я начал осторожно подниматься на ноги, быстро бегая глазами вокруг в попытке оценить ситуацию. Среди Наших потери были большие, и, в основном, это касалось роботов. Трупов людей, как мне показалось, в два раза меньше, а воинов Левиафана и вовсе были считанные единицы. Радовало то, что мёртвых пауков и сыплющихся с неба крылатых тварей на порядок больше.
Стрельба всё ещё продолжалась, но уже не так активно, поэтому я, никуда не торопясь, провёл рукавом по лицу, стирая густую красно-синюю мешанину, после чего обратил, наконец, внимание на Грядущего. Он лежал своим основанием ко мне, привалившийся к скале, такой же беззвучный и пустой, как раньше, но теперь уже явно мёртвый. Склизкое брюхо, на котором он ползал всего несколько минут назад, выглядело так, словно бы состояло из пластика. Охватывающий же тело чешуйчатый панцирь, порезанный узкими полосами кровавых потёков, заметно побледнел, будто покрывающий его мел превратился в грязную придорожную пыль,
Убедившись в том, что дуга, по которой я собираюсь пройти, свободна от чужаков, по крайней мере, живых, я медленно захромал по ней, обходя гигантский цилиндрический труп пришельца. Часть раковины, которой он рухнул на землю, выглядела, как надбитая ваза: судя по всему, нанороботы Легиона смогли изменить не только жидкости, но и сам панцирь Отца – сделали его хрупким. Сквозь зигзаги трещин из нутра пришельца сыпался крупнозернистый бесцветный порошок, похожий на засохшую древесную смолу.
И местами из него выглядывали человеческие руки, ноги и даже лица, обезображенные тем, что у Отца заменяло желудочные соки. Те, кто был внутри гигантского цилиндра, когда началась кристаллизация, трансформировались вместе с ним, превратившись в безмолвные окаменевшие изваяния.
Почувствовав движение впереди, я, теперь уже совсем вяло, остановился и краем глаза побежал по земле, отыскивая ближайшее ко мне оружие. Как оказалось, шорохи песком издавали всё ещё шевелящиеся щупальца Грядущего, заметно убавившие в длине. С каждым движением они теряли живость, на глазах обмякая, но это всё ещё были осознанные манипуляции, а не предсмертные судороги. Змеевидные отростки ощупывали гигантское цилиндрическое тело, загребая обратно в трещины и дыры шуршащий бесцветный порошок. Отец будто пытался собрать себя, как развалившуюся конструкцию.
Оружия вокруг было в достатке, но я не стал за ним наклоняться. Мне это уже не было нужно. Снова медленно зашагав по песку, я просто двинулся дальше вдоль длинного тела Грядущего, приближаясь к его щупальцам. Он видит ими. Глаз на них, конечно, не было, по крайней мере, таких, какими их знаем Мы, но ориентировался он явно при помощи щупалец. Это утверждение не преминуло тут же подтвердиться: сообразив, кто приближается, мерзкие змеевидные конечности прекратили загребать порошок и потянулись ко мне, будто бы пытаясь рассмотреть меня поближе.
Остановившись так, что им не доставало всего нескольких сантиметров, чтобы достать до моего лица, я замер, стараясь ощутить мысли поверженного врага. Это оказалось практически невозможным – разум Отца был каким-то бесформенным, его эмоции походили на яростный водоворот, в котором ничего нельзя было выделить, так что я даже примерно не смог понять, что представляет собой это существо. В отличие от Левиафана, природу которого я не мог осознать в силу слабости своего человеческого интеллекта, Грядущий вовсе не имел чётких очертаний, и причиной тому, похоже, была не приближающаяся смерть, а его природное, врождённое, безумие.
Для него не существовало разницы между прошлым, будущим и настоящим, у него не было планов, целей, мнений, он ничего не рассчитывал и не ждал, потому что все события, в его понимании, происходили одновременно. В один и тот же момент он уничтожал меня в бесконечно далёком прошлом и сжимался под моим ударом копьём пятнадцать минут назад. Он торжествовал и терял последнюю надежду, ощущал своё могущество и своё бессилие, возвышался и падал. И в этом мареве перемешанных друг с другом мыслей я никак не мог уловить хоть что-то, похожее на ненависть, презрение к Мёртвому… Ко мне… Я хотел, чтобы именно сейчас, будучи поверженным и раздавленным, он собрал воедино и ощутил всю свою злость, всю беспомощность. Чтобы в последний миг жизни он видел перед собой именно меня, того, кто, доказывая ему своё превосходство, прошёл сквозь саму смерть и уничтожил его. Я хотел, чтобы этот последний момент был для него невыносимым.
Он это понял. Медленно кружащие передо мной серо-зелёные щупальца рывком дёрнулись в мою сторону, но дотянуться до меня не смогли. Я чувствовал, как Отец всем телом напрягся, пытаясь придвинуться ко мне, но громадный панцирь не тронулся с места, лишь зашипел посыпавшимся ещё сильнее бесцветным порошком. Зверея от безысходности и собственного бессилия, щупальца начали яростно извиваться в нескольких сантиметрах от моего лица, с угрожающим свистом рассекая воздух… Но до меня доходило лишь лёгкое дуновение, порождаемое их активным движением.
Отец понял, что своими действиями я стараюсь унизить его так сильно, как только возможно, и вытерпеть этого он не мог. Однако дотянуться до меня Грядущий уже был не в силах – ему оставалось только беспомощно метаться на месте, безмолвно вопя от безысходности. Но и этот поток отчаянной ярости долго не продлился: быстро растратив остатки жизни, щупальца на миг замерли в воздухе, после чего тяжело повалились на влажный песок и затихли.
Я продолжал стоять на месте, вникая в произошедшее и определяя своё к нему отношение. Грядущий мёртв! Эта мысль, многократно повторяясь горячим пульсом, гремела в моей голове, вызывая целую волну смешанных эмоций. Я просто не знал, что мне теперь делать! Отец испустил дух до того, как я смог высвободить всю свою ярость – мне нужно было больше! Кровь буквально кричала во мне, требуя наносить Грядущему ещё сотни и сотни ударов подряд. Но это не имело смысла, так как он уже был мёртв.
Глубоко вдохнув, я задержал дыхание и закрыл глаза, стараясь успокоиться. Личность Мёртвого окончательно влилась в мою собственную, я уже даже не чувствовал присутствия чего-то нового в себе. Его боль и ярость стали моими, и я с трудом сдерживал их разрывающее изнутри давление…
Ледяной дождь. Крупный липкий кровавый дождь. Сосредоточившись на нём, я начал медленно остывать. Ощущение было таким, будто дракон злости во мне укладывается отдыхать, изнутри задевая кожу, выбирая позу поудобнее. На смену ему выходила уверенность, порядочно расшатанная бесконечным одиноким пленом в оковах смерти, но всё ещё достаточно крепкая. Теперь, когда я уничтожил одного из Богов своими руками, мне больше не требовалась поддержка высших сил. Я стал готов идти самостоятельно, наравне с ними и даже против них. Я не чувствовал себя ниже них или слабее. Больше не было нужды прятаться от надвигающейся грозы за рассеянностью, наигранной неспособностью заглянуть в будущее и надеждой на то, что всё разрешится само собой…
Открыв глаза, я выдохнул и вдруг ясно ощутил, что часть моей потерянной личности вернулась. Воспоминания были слишком смутными, чтобы из них можно было извлечь что-то конкретное, что-то стоящее… Но я почувствовал, что прямо сейчас бесконечно скучаю по кому-то. Давящая тоска навалилась так неожиданно, что у меня начало перехватывать дыхание. Я не мог вспомнить её имя, не мог вспомнить, как она выглядит, но она была для меня всем. И она была совсем рядом…
