К тому же поездка на трамвае в таком виде совсем не опасна, а что касается «облондинивания», то, во-первых, даже звери меняют окраску накануне весны, а во-вторых, при этом она ехидно поджала губы, сама Магда Геббельс, как говорят, крашеная блондинка! Конечно, жена доктора Геббельса – вне подозрений, но ведь она стала блондинкой навсегда, а они с Рут – пока не почернеют корни волос. К тому же, тут Лотта снова, но теперь уже загадочно поджала губы, – они перекрасились в блондинок вовсе не для того, чтобы не быть похожими на евреек, и уж тем более не для того, чтобы стать арийками.

– А для чего? – не менее загадочно поинтересовалась Рут.

– Как для чего?! – возмутилась Лотта. – Хорошенький вопросик: для чего?! Спроси об этом свою разлюбимую Магду! Для чего она перекрасилась? Если и так… арийка!

В салон красоты они таки поехали на трамвае. Звезды были приколоты за лацканами жакетов, чтобы в любой момент можно было без проблем переместить их на грудь. А чтобы контролеры не застали их врасплох, сразу же прошли в середину вагона.

Сесть вместе не получилось. Рут оказалась рядом с высоким парнем рабочего вида, а Лотта – с немолодой, бедно, но опрятно одетой женщиной, как-то весьма подозрительно поглядывающей по сторонам. Парень же, наоборот, всю дорогу смотрел в окно, как будто видел город впервые.

В феврале сорок третьего Берлин еще не утратил своего апломба «столицы мира». За все бомбардировки погибла всего тысяча человек. Для четырехмиллионного мегаполиса это было так же незаметно, как и отдельные разрушения. Полностью разрушенные здания еще не резали взгляд, как в городах на западе Германии.

Правда, после поражения под Сталинградом Берлин как-то сразу поблек и осунулся, словно человек, только что узнавший о тяжелой болезни. Вот в августе прошлого года – а кажется, не прошло и дня! – когда германские армии с блеском сорвали в общем-то авантюрную попытку англичан под Дьепом высадиться на континенте, когда армия Листа стремительно продвигалась к Кавказу и казалось, что немцы вот-вот соединятся с японцами, а окончательная победа уже буквально за первым углом, Берлин пережил свой самый волнующий, но, увы, последний ренессанс.

Зажиточные берлинки, как в старые добрые времена кайзера, снова могли купить в хороших магазинах русскую икру, скандинавскую водку, карибскую кабанину, датское сливочное масло, греческие маслины, югославские и голландские консервы. А норвежские шпроты, арденская ветчина, паштеты из гусиной печенки продавались повсюду.

Хозяин столицы доктор Геббельс постарался, чтобы бакалейные лавки ждали берлинцев через каждые сто метров и в шикарных ресторанах солдат, отпущенных в увольнительные, их приятели могли угостить настоящим французским шампанским. Все пили за победу под Дьепом, за провал открытия второго фронта и, конечно, за себя любимых.

С Украины вереницей шли доверху груженные продуктами составы. По личному указанию гауляйтера Берлина партийные чиновники бесплатно раздавали зерно на берлинском вокзале. Сбылась мечта простых людей – возвратиться из магазинов с полными сумками говядины по 4 марки за кило и батонами белого хлеба по марке.

– Партия столько раз сообщала гражданам плохие известия, – по радио доверительно обращался к берлинцам Геббельс, – столь многого требовала от них, что будет только справедливо, если на сей раз она сделает для них что-то приятное.

Детям – пикники в лесах вокруг аэропорта Темпельхоф, женщинам – шелковые ткани и духи по самым низким ценам. Везде народные гулянья, похожие на бесконечные рождественские праздники.

Всего полгода назад Берлин ощущал себя центром новой великой империи – от Норвегии до Африки, от Бретани до Волги! Ведь был Дьеп, где авангард английского десанта не смог даже высадиться на берег! Был Африканский корпус – в нескольких переходах от Суэца, и, самое главное, армия Паулюса, подумать только! – была на правом берегу Волги!

Но очень скоро великий Роммель, который совсем недавно с 50 тысячами немцев и 50 тысячами итальянцев наголову разбил 750-тысячную британскую армию, доверившись каирскому шпиону Джону Эплеру, которого союзники благодаря дешифровальной машине «Ультра» вычислили и заменили на своего человека, заблудился в районе зыбучих песков, навсегда потеряв шанс выйти к Суэцкому каналу. Армия Паулюса, одного из авторов плана Барбаросса, в степях под Сталинградом превратилась в мираж, а победоносный Дьеп оказался лишь утешительным призом коварных арийских богов уже обреченной на гибель Германии.

Еще мало кто отказывался от завтраков в кафе, от пива в теплой компании камарадов, от легких ужинов в домашней обстановке. Еще уезжали на уик-энд в Потсдам, еще женщины садились в вечерних платьях в трамваи и провожали до самого вокзала, до «поездов смертников», возвращающихся на фронт друзей. Еще в берлинских особняках приличных кварталов сохранялся запах паркетной мастики, красные ковры на лестницах, а каменные балконы поддерживались мощными кариатидами…

Но берлинцы все чаще прикидывали, в каких подвалах спрятать ценный фарфор, а немецких служанок сменили русские горничные – расторопные и неприхотливые, которым даже Геббельс и Гиммлер не без кокетства говорили «гутен морген!», когда те приносили им в постель завтрак. И все больше берлинцев видели в кошмарном сне призрак нового шефа гестапо Мюллера и с ужасом чувствовали, как их родной город медленно, но неуклонно превращается в город одиноких женщин и руин.

Вот по такому Берлину 22 февраля сорок третьего года в подрагивающем на стыках трамвае и ехали в салон красоты две свежеперекрашенные блондинки – Рут Лебрам и Лотта Шюфтан.

Лотта вздрогнула и открыла глаза.

«Вот те на! – хихикнула она в самой глубине души. – Совсем потеряла бдительность! Спросить, что ли, тетку: дремала я или нет? – и тут же сама себя одернула: – Молчи! Нашла о чем спрашивать! Как-нибудь… в другой раз!»

Но пожилая соседка сама спросила ее:

– Вы часто спите в трамвае? Поверьте, это очень опасно! Не приведи бог, налет!

– Я не спала, мадам, – почему-то слегка обиделась Лотта. – Я просто… задумалась. А налета не будет, сегодня – туман.

– Да, туман, – неохотно согласилась попутчица. – Но есть враги гораздо более опасные, чем английские москиты!

Лотта очень хотела промолчать. И ей бы это вполне удалось. Но природный черный юмор, как всегда, взял вверх.

– Мадам имеет в виду немецких тараканов? О, она абсолютно права! У нас в бомбоубежище их – тьма! Мы все их так боимся!

По вагону пробежал чуть слышный смешок.

– Как вы, арийка, можете так шутить! – старуха зловеще придвинулась к Лотте.

От этих слов Лотте сразу стало не до смеха. Даже крик «юде!» не шокировал бы ее сильнее!

«Господи! Неужели я так хорошо… перекрасилась!» – с ужасом подумала она.

– Извините! – прошептала Лотта и оглянулась на Рут, но та сидела, низко опустив голову. – Вы меня, кажется, не так поняли!

– Я всегда понимаю так, милочка! – сурово поправила ее старуха. – Как старый член партии, я не имею права ошибаться! – она отвернула угол поношенного жакета, на ее груди тускло сверкнул золотой партийный значок. – Если бы вы не были так похожи на истинную арийку, я легко могла бы принять вас ззза… еврейку! Хотя для еврейки вы – слишком легкомысленны и неосторожны.

Она уже гораздо доброжелательней глянула на Лотту и громко, чтобы слышали все в вагоне, сказала:

– Разве вы не знаете, что всего три дня назад в Шпортпаласте сказал доктор Геббельс? Всему виной дьявольские происки злобных еврейских сил. Это они хотят поссорить Германию со всем миром!

Лотта жалобно икнула и согласно кивнула головой.

– Но мы, немцы, – нравоучительно продолжила старая нацистка, – не позволим евреям перессорить нас в такой… – тут она скорбно умолкла, – в момент такого… тревожного знака судьбы!

Трамвай занесло на повороте. Многие недовольно скривились. Приближалась очередная остановка, но сидевшая рядом с Лоттой вредная старуха и не думала выходить. Она словно прилипла к сиденью и только изредка косилась в сторону Лотты. А вдруг она тоже едет… в салон красоты?!