И вот уже пущен слух, что этот коп якобы работал под прикрытием и что я по ошибке принял его за преступника и выстрелил, даже не удосужившись выяснить, кто передо мной.
– Боже, какая несправедливость!
– Начальству нужно было прикрыть себе задницу. Им не хотелось, чтобы стало известно, что кто-то из хьюстонских копов оказался наркодельцом. Вместо этого его похоронили как героя, со всеми почестями: с оружейным салютом и прочей хренью.
– Но почему ты молчал?
– По-твоему, я должен был сказать правду? – презрительно переспросил он. – Все бы восприняли это как попытку обелить себя. Ведь я пошел бы против целого управления. К тому же у того парня была жена, беременная первым ребенком. Мог ли я кидать в него дерьмом и случайно не попасть в них? Тем более что она ни сном ни духом не ведала о его предательстве.
– Откуда тебе это известно?
– Известно. К тому же она даже не пыталась вернуть себе деньги, которые он сколотил, торгуя наркотиками. Те так и остались лежать в банковской ячейке. Она с ребенком уехала с родителями в Теннесси.
Кэт повернулась к нему лицом и потрогала шрам над бровью.
– Как жаль, Алекс, что я ничем не могу тебе помочь.
– Понимаю, – ответил он с хмурой улыбкой. – После этого случая я превратился в этакий чирей на заднице нашего управления. Портил им всю картину. Мне стало страшно ходить на работу. Те копы, что не знали, как там на самом деле было, смотрели на меня как на дерьмо. Те, кто знал, сторонились меня. Наверно, ждали, когда же я заговорю. Я превратился в парию. Так или иначе, но моя карьера была окончена. В конце концов я сделал то, чего от меня ждали: вернул им мой значок.
– Твоя первая карьера была окончена, – поправила его Кэт. – Потому что ты ступил на писательскую стезю.
Теперь ей понятно, почему в его романах столько нелицеприятных слов про внутренние проблемы полиции. Его герои были бунтарями, срывавшими маски с продажных политиков и копов, причем, как правило, огромной личной ценой.
Она потерлась носом о его грудь. Он запустил пальцы ей в волосы и приподнял ей голову.
– Жизнь – сука, причем, еще какая! Но и она иногда дает нам компенсацию.
– Например? – спросила она тоном соблазнительницы.
– Например, тебя, – ответил он, и в следующий миг его рот нашел ее губы.
* * *
Кэт проснулась внезапно, как будто кто-то позвал ее по имени. Она вся напряглась и несколько секунд лежала неподвижно, прислушиваясь. Единственное, что ей было слышно, – это ритмичное дыхание Алекса. Постепенно ее тело расслабилось. Как все-таки хорошо, что он рядом с ней. Такой теплый и такой надежный.
Вспомнив их недавнее неистовое совокупление, Кэт покраснела. Почему-то наедине с Алексом она утрачивала всякую скромность. Она не стеснялась своей сексуальности, и, видит бог, это было прекрасно.
Она посмотрела на его лицо. Сейчас, когда Алекс спал, суровая складка между бровями разгладилась, а линия рта стала мягче. Как будто тяжкие воспоминания, преследовавшие его днем, наконец оставили его в покое.
Сумей она простить испуганную девочку, спрятавшуюся в шкафу, Алекс смог бы простить себя за то, что застрелил бывшего коллегу. С помощью друг друга они бы наконец избавились от мучивших их обоих кошмаров.
Вскоре ей захотелось в туалет. Она выскользнула из постели, накинула его рубашку и направилась вниз. Ей ничто не мешало воспользоваться туалетом на втором этаже, но она опасалась потревожить его сон.
Сквозь жалюзи с улицы просачивался свет, и она легко нашла нужную ей дверь. А когда вышла, то поняла, что сон как рукой сняло.
Прошлую ночь она не сомкнула глаз. Вчерашний день был долгим и изматывающим. А потом безумная вспышка страсти, после которой они, обессилев, уснули. И вот теперь, проспав всего пару часов, она ощущала себя на удивление бодрой. До рассвета было еще несколько часов, но обратно в постель ей совсем не хотелось.
Мучил ли ее голод? Нет. Жажда? Тоже нет.
Внезапно ее взгляд упал на дверь в закрытую комнату. Кэт несколько мгновений смотрела на нее, понимая, что должна всячески противиться этому притяжению. Но врожденное любопытство взяло верх.
Ну что такого, если она заглянет туда?
Алекс ни разу не приглашал ее туда зайти. С другой стороны, тогда, в самом начале их отношений, они почти не знали друг друга. Сейчас же все по-другому. Теперь они стали близки – физически и эмоционально. Они поделились друг с другом своими секретами. Так что, войдя в эту дверь, она вряд ли нарушит границы.
Она потянула за ручку двери. Увы, та оказалась заперта. Что ж, это даже к лучшему. Все-таки ей не следует заходить внутрь, не спросив у Алекса разрешения.
И все же… Встав на цыпочки, она провела рукой по дверному наличнику и вскоре нащупала тоненький медный ключик. Почему-то она сочла эту находку добрым знаком. Ведь если бы Алекс по-настоящему хотел спрятать от нее ключ, он наверняка бы положил его в другом, более надежном месте.
Кэт вставила ключ в замочную скважину. Последовал негромкий щелчок, и дверь открылась. Кэт секунду постояла на месте, прислушиваясь, но сверху не доносилось ни единого звука. Осмелев, она шагнула через порог и, прежде чем зажечь свет, плотно закрыла за собой дверь.
Увы, внутри ее ждало разочарование. Если бы ей было поручено сделать дизайн писательского кабинета, она бы наверняка придумала что-нибудь уютное и необычное. Например, обшила бы дубовыми панелями стены, разбросала бы по полу турецкие ковры, расставила бы массивную, обтянутую кожей мебель. Поставила бы в одном углу громадный глобус. Книжные полки ломились бы от редких изданий и собраний сочинений, а в бесчисленных безделушках отражался бы свет ламп от «Тиффани».
Кабинет Алекса был просто… мастерской. Голый, утилитарный, неинтересный, лишенный какой-либо изюминки или эстетики. Складной стол с металлическими ножками и пластиковым верхом, на нем – компьютер, принтер и факс.
Кэт заметила также некоторое количество книг – несколько энциклопедий, с десяток романов-бестселлеров. Да, но как им далеко до старинных фолиантов в кожаных переплетах, расставленных в таких же старинных дубовых шкафах. Эти книжки были наспех сложены неаккуратными штабелями на серых металлических полках. На стопке телефонных справочников возвышался телефон.
В углу стоял письменный стол – наверно, за ним он обычно работал. Но чего только здесь нет. Стол был завален всякой всячиной: тут и письма, и факсы, и банковские распечатки, и, весь в пятнах от кофе, блокнот, испещренный какими-то стрелочками и звездочками, и стопка папок. Папки были помечены от руки и, похоже, ими часто пользовались: их уголки успели порядком загнуться и поистрепаться.
Взгляд Кэт скользнул мимо этой бумажной неразберихи к фотографии в рамке. Она взяла ее в руки, чтобы ближе рассмотреть снимок улыбающейся пары. Мужчина явно был Алекс. Она узнала его, несмотря на усы. Кстати, можно будет подколоть его на эту тему.
Рядом с ним была красивая молодая женщина. Как и он, в обрезанных джинсах и туристических ботинках. Она сидела на огромным валуне, Алекс устроился чуть сзади. На заднем плане виднелся горный хребет. Кэт решила, что это Скалистые горы.
Типичный снимок, сделанный в отпуске. Они с этой женщиной вместе проводили отпуск.
Кэт ощутила укол ревности и тотчас отругала себя. С чего она взяла, что до нее у Алекса никого не было? Конечно же, у него были романы. Причем некоторые наверняка серьезные. Ей нет никакого резона ревновать его из-за какой-то фотографии. Право, это так по-детски!
Забудь, нашла из-за чего переживать, сказала она себе, и вернула фотографию на место.
Стена, возле которой стоял вплотную письменный стол, была обшита панелью из пробки. Собственно, панели не было видно, поскольку буквально каждый ее квадратный дюйм был чем-то увешан. Здесь были и отпечатанные на машинке заметки, и вырванные из блокнота страницы, и записки, от руки нацарапанные на обрывках газет. Решив, что все это имеет отношение к его новому роману, Кэт наклонилась ближе, чтобы пробежать по ним глазами.