– Знаешь, что меня в тебе больше всего поражает?

– То, сколько еды я могу съесть за один присест? – пошутила она и похлопала свой сытый живот.

– И это тоже, – согласился он с улыбкой. – Для такой худышки, как ты, аппетит у тебя и впрямь молодецкий.

– Спасибо, сэр, – протянула она, имитируя южный акцент, – не помню, чтобы кто-то отпускал мне столь лестный комплимент.

Алекс дождался, когда она отсмеется, после чего продолжил уже серьезно.

– Вообще-то я хотел сказать, что восхищен твоим мужеством. Сегодня ты не дрогнула даже тогда, когда Рейес подскочил к тебе. Ведь это не для слабонервных. – Алекс покачал головой. – Другая на твоем месте от страха потеряла бы голову. Я ни разу не встречал женщину – да что там, мужчин не встречал! – столь же храбрых, что и ты. Я говорю это совершенно серьезно, Кэт.

Она рассеянно поковыряла вилкой остатки пирога.

– Никакая я не храбрая, Алекс.

– Смею не согласиться с тобой.

Кэт положила вилку и посмотрела ему в глаза.

– Я не храбрая. На самом деле я жуткая трусиха. Будь я храброй, мои родители не умерли бы.

– Откуда ты знаешь? – спросил он, в упор посмотрев на нее.

Она никому не рассказывала о том, что произошло на самом деле в тот день, когда медсестра привезла ее домой из школы раньше обычного. Ни работникам службы опеки, ни психологам, которые долго ломали головы, пытаясь понять, как повлияло на маленькую Кэтрин Делани то, что ей довелось пережить. Ни приемным семьям, ни Дину. Никому.

И вот теперь она почувствовала, что ей пора сбросить с плеч эту ношу, рассказав Алексу все, как было.

– Все произошло не совсем так, как я тебе тогда рассказала, – негромко произнесла она. – Медсестра привезла меня домой из школы рано. Было странно увидеть перед домом отцовскую машину. Обычно в это время дня он бывал на работе. Он почти не отдыхал, даже по выходным. Чтобы оплатить мои медицинские счета, ему приходилось работать сверхурочно. Но, даже несмотря на это, он был вынужден влезть в долги, и кредиторы уже подняли вой.

Тогда я не понимала всех этих слов, типа вторая закладная, залог, обременения. Их тогда не было в моем лексиконе. Зато я часто слышала их из уст родителей, когда они вполголоса переговаривались между собой.

Она умолкла, аккуратно сложила салфетку и положила ее рядом с тарелкой.

– В тот день, едва я ступила в кухню, как тотчас поняла: что-то не так. Дом был какой-то другой. Не такой, как прежде… или потом. Я зябко поежилась. Нет, не потому, что мне было холодно. Наверно, это было предчувствие.

Что бы это ни было, мне стало страшно. Я боялась пройти по коридору к спальне родителей.

Но я заставила себя это сделать. Дверь была приоткрыта. Оставалась узкая щелка. Я заглянула внутрь. Нет, они не были мертвы, как я потом говорила всем. Как сказала тебе. Моя мать лежала в постели, откинувшись на подушки. Она плакала.

Отец стоял рядом с кроватью и что-то тихо ей говорил. Лишь позднее я поняла: он объяснял ей, почему самоубийство было для них единственным выходом.

Тогда же решила, что он задумал убить меня. Я расслышала слова вроде «Это единственный выход. Так для Кэти будет даже лучше». Он единственный, кто называл меня Кэти, – добавила она с печальной улыбкой.

– Я знала, что стою им больших денег. Но даже если не брать в расчет финансовую сторону, из-за меня их жизнь превратилась в ад. Когда другие матери суетились, думая, как им понаряднее одеть своих дочерей, моя мать изобретала способы, чем замаскировать мою лысую после химиотерапии голову. Моя болезнь сказалась на ней даже больше, чем на мне. Я быстро пошла на поправку. Чего не скажешь о моей матери.

Когда отец заговорил о быстром решении всех проблем, я подумала, что они решили убить меня, чтобы избавиться от горя и лишних расходов. Повторяю, это был ход мыслей восьмилетнего ребенка. Услышанного было достаточно, чтобы меня охватила паника. Я крадучись пробралась к себе в комнату и спряталась в шкафу.

Кэт умолкла и прикусила нижнюю губу.

– Просидев какое-то время, сжавшись в комок в темноте, – продолжила она спустя минуту, – я услышала выстрелы. – Лишь тогда я поняла, что ошиблась.

Страшно ошиблась. И тогда я приняла решение не вылезать из шкафа. Пусть лучше я умру от голода и жажды, подумала я. Даже в том возрасте у меня уже была склонность к лицедейству, – добавила Кэт с печальной усмешкой.

Наконец к нам зашла соседка – хотела попросить что-то в долг. Когда ей никто не ответил на ее звонок, она заглянула внутрь и, как и я, тотчас поняла, что в доме что-то не так. Это она обнаружила моих родителей. Я по-прежнему сидела в шкафу ни жива ни мертва. Я не вылезла из него даже тогда, когда приехали «Скорая» и полиция. Кто-то позвонил в школу, и там сказали, что меня давно доставили домой. Тогда меня взялись искать и, в конце концов, нашли. Я испугалась, что меня ждут неприятности, и потому притворилась, будто, придя из школы, застала родителей уже мертвыми. Я не стала никому говорить правду – что я могла предотвратить их самоубийство.

– Неправда, Кэт. Не могла.

Решительно тряхнув головой, она отмела его мягкое возражение.

– Если бы я тогда вошла в спальню…

– Возможно, он бы застрелил и тебя.

– Теперь этого уже никогда не узнать. Но я должна была остановить его. Должна была выбежать на улицу и позвать на помощь. Да что угодно, только не прятаться в шкафу. Я должна была понять, что он собрался сделать. Хотя, кто знает, может, и поняла…

Алекс обошел стол и поднял ее со стула.

– Тебе было всего восемь лет.

– Но мне полагалось понять, что происходит. Не испугайся я тогда, я могла бы их спасти.

– Так вот почему ты вечно берешься всех спасать! – произнес он и взял ее за плечи. – Кэт, Кэт, – прошептал он, и большими пальцами смахнул с ее щек слезы. – Ты смотришь на то, что тогда произошло, глазами взрослого человека. Ты же была ребенком. Крошкой. Это твои родители проявили слабость, а вовсе не ты. Это они свели счеты с жизнью. – Алекс привлек ее к себе и прижал к груди. – Когда я работал в полиции, то видел такое не один десяток раз.

Доведенный до ручки, человек мог лишить жизни не только себя, но и тех, кто оказался поблизости. Знай твой отец о том, что ты дома, он вполне мог застрелить и тебя. Уж поверь мне.

Он еще крепче прижал ее к себе и, наклонившись, поцеловал в висок.

– Спрятавшись в том шкафу, ты спасла себе жизнь.

В отличие от него Кэт не была в этом уверена, однако, как утопающий за соломинку, ухватилась за его слова. Она уже давно мечтала услышать, что поступила правильно. Она прижалась к Алексу, к его телу и к его словам. В конце концов его губы нашли ее, и они слились в жадном поцелуе.

Ими овладело желание. Они целовались как безумные. Ей нравилось чувствовать его колючую щетину, нравилось наматывать на пальцы его волосы, нравилось вдыхать запах его тела, ощущать его вкус. Нравилось любить его.

Нет, конечно, в их отношениях еще не все ясно. Но одно Кэт знала точно: она любила его.

– Пойдем наверх, – прошептал он. Она доверчиво протянула ему руку и пошла следом за ним.

На площадке второго этажа они остановились и вновь принялись жадно целоваться. Похоже, ситуация выходила из-под контроля. В следующее мгновение они уже были возле стены, где, буквально сорвав с себя одежду, слились в любовных объятиях. Впрочем, все закончилось в считаные секунды.

Поддерживая ее под бедра, он, пошатываясь, внес ее в спальню, где они тотчас же рухнули на постель. Его руки были везде, они жадно трогали ее тело, срывая остатки одежды, пока наконец оба не оказались голыми.

Игриво укусив ее в живот, он просунул руки ей под ягодицы и принялся поглаживать шелковистую кожу бедер. Его пальцы медленно, но верно приближались к заветной цели. Вскоре она уже умирала от нетерпения.

– Давай, Алекс, приласкай меня там, – прошептала она.

Раздвинув ей губы, он принялся ласкать языком горячую, влажную плоть. В следующий миг ее тело сотрясли волны оргазма.