– Звонил ваш любимчик писатель.

Сердце Кэт сделало в груди пируэт, а сама она потянулась к телефону.

– По какой линии?

– К сожалению, он положил трубку. Велел передать, что спешит и может лишь оставить сообщение.

С видом гонца, принесшего капризной королеве дурные известия, Джефф протянул ей записку.

– Он звонил из аэропорта. Сказал, что уже объявили посадку на его рейс.

– Рейс? – Ее настроение тотчас сдулось, как проколотый воздушный шарик. – Он куда-то собрался? Куда именно? И надолго?

Все это говорилось в записке, но Джефф доложил также устно.

– Он сказал лишь, что ему нужно отлучиться на несколько дней. Он позвонит, как только вернется.

– И все?

Джефф кивнул.

Кэт попыталась сохранить спокойное лицо, а также голос, что стоило ей неимоверных усилий.

– Спасибо, Джефф.

Ее помощник, пятясь, вышел вон и закрыл за собой дверь.

Кэт аккуратно сложила записку и пристально посмотрела на квадратик линованной бумаги, как будто тот мог открыть ей какой-то новый секрет. Увы. Она была готова расплакаться. Ведь как она надеялась, что сегодня они поужинают вместе! Даже не верится, что она ушла от него всего несколько часов назад. Всего несколько часов, а ее снова тянуло к нему.

Она даже разозлилась на себя за эту свою слабость. Ведь сам он вряд ли тоскует по ней. Она сидела, погруженная в печаль, словно старшеклассница, которой не нашлось кавалера для школьного бала. Он сбежал от нее. Улетел, в буквальном смысле слова.

Вскоре ее уныние сменилось любопытством. С чего это вдруг он в спешном порядке уехал из города? По делам или чтобы развлечься? Какие такие срочные дела вынудили его сбежать, даже не попрощавшись с ней?

Алекс не слишком любил Нью-Йорк, хотя и восхищался им. Все в этом городе было с большой буквы – будь то отчаяние, грязь, нищета, богатство и роскошь. Его реакция на этот город всегда была обостренной. Никаких полутонов. В одном и том же квартале можно было увидеть и то, что приводило в восторг, и то, что вызывало гадливость.

Он и его агент ужинали в небольшом семейном ресторанчике в Вест-Сайде. Раньше, даже в третий свой приезд в Большое Яблоко, он, общаясь с Арнольдом Виллеллой, избегал безумно дорогих ужинов в таких заведениях, как «Четыре сезона» или «Le Cirque».

– Если я не могу выговорить название блюда или не знаю, из чего оно сделано, я к нему даже не притронусь, – заявил он как-то раз своему агенту. Виллелла назвал его лицемером, однако позволил Алексу выбрать место ужина.

Иногда они устраивали себе небольшие праздники. Так, например, Алекс позволил Виллелле купить ему гамбургер в прославленном ресторане «21» на 52-й улице. Однако вскоре любимым его заведением стало кафе Освальда, которым заправлял сам хозяин, румяный иммигрант-венгр. Здесь подавали огромные сэндвичи с нежнейшей жареной говядиной, к которой полагалась темная горчица, такая острая, что из глаз были готовы брызнуть слезы.

Вот и сегодня, пока Виллелла неспешно поглощал гуляш, Алекс с аппетитом умял один такой сэндвич.

– Смотрю, ты проголодался, – заметил агент. – Или тебя не покормили в самолете?

– Честное слово, не помню.

Он действительно не запомнил ни короткий перелет из Сан-Антонио в Даллас, ни второй – до Нью-Йорка, ни поездку в такси по Манхэттену, – вообще все, что произошло после вчерашнего вечера. Его сознание наполнял лишь жаркий, нежный, отчаянный, медленный, непристойный, безумный, ни с чем не сравнимый секс.

Он отодвинул в сторону тарелку и, когда к столику подошел официант, заказал кофе. Он выпил почти половину чашки, когда до него дошло, что за последние пять минут они с агентом не обменялись ни словом.

Виллелла терпеливо ждал, храня молчание. Имея дело с издателями, он превращался в хищную барракуду. Но с писателями, чьи интересы он представлял, он был воспитателем, наставником, исповедником – в зависимости от того, что требовалось клиенту.

Арнольд Виллелла согласился представлять Алекса еще до того, как тот опубликовал хотя бы одну строчку. Большинство агентов, к которым он обратился, вернули рукопись, даже не читая, сославшись на то, что они-де не работают с начинающими авторами. Это был замкнутый круг: как опубликоваться, не имея агента? Как обзавестись агентом, если ты еще ничего не опубликовал?

Но вот однажды утром, во время грозы, Виллелла позвонил ему в Хьюстон. Алекс, как назло, страдал от похмелья. Виллелла был вынужден по десять раз повторять одно и то же, прежде чем его слова доходили до Алекса сквозь громыхание грозы за окном и в его собственной голове.

– Мне кажется, у вас есть талант. Нет, все это еще очень сыро, однако чувствуется уникальный стиль. Если вы не против, я готов представлять ваши интересы.

Алекс, не раздумывая, вылетел в Нью-Йорк, чтобы лично встретиться с единственным человеком на всей планете, узревшим в нем талант. Виллелла засыпал его вопросами. Свое собственное мнение он высказывал в лоб, без обиняков. Зато без злорадства.

Когда же выяснилось, что у Алекса проблемы со спиртным, Виллелла не стал наставлять его уму-разуму, сказав лишь, что ему довольно часто приходилось иметь дело с талантливыми писателями, многие из которых были алкоголиками.

– Возможно, алкоголь способствовал полету их фантазии, но вот здоровье он им угробил, вместе с карьерой.

Вернувшись в Хьюстон, Алекс первым делом прошел курс антиалкогольной терапии, одновременно работая над рукописью. Казалось, вместе с парами алкоголя, которым он отравил свой организм, на свет рвутся и слова книги.

Виллелла снискал у него полное доверие. Он единственный, кому Алекс мог доверить что угодно, единственный, кто мог высказать критическое мнение, не нарвавшись при этом на грубость. Виллелла знал о нем практически все, однако ни разу не позволил себе замечаний в его адрес за его грехи.

– Извини, Арни, – произнес Алекс. – Сегодня из меня сотрапезник никакой.

– Ничего, ты сам все расскажешь.

– Что именно?

– Почему ты неожиданно прилетел сюда и попросил меня составить тебе компанию за ужином.

– Я надеялся, что у тебя нет других планов.

– Были, но ведь всегда можно что-то передвинуть ради моего самого важного клиента.

– Готов поспорить, ты говоришь это всем.

– Разумеется, – честно признался Виллелла. – Вы все как капризные дети.

– А я, по всей видимости, самый несносный из всех.

Виллелла был слишком хорошо воспитан, чтобы согласиться с ним. Вместо этого он лишь вскинул руки ладонями вверх: мол, ты сам это сказал.

– Как продвигается книга?

– Более-менее.

– Всего лишь?

Алекс с досадой улыбнулся.

– Я стараюсь. Я все время напоминаю себе, что это лишь черновик.

– И над ним еще работать и работать.

– Пожалуй. И все же, несмотря на все шероховатости, книжка будет хорошая, – поколебавшись, добавил он с несвойственной ему робостью.

– Я ничуть не сомневаюсь, что она будет отличной. На сегодняшний день это твой самый запутанный, самый интригующий сюжет. Книге суждено стать бестселлером.

– Если я ее не запорю.

– Не запорешь, Алекс. Расслабься. Делай дело в свое удовольствие. И все получится.

– Мы говорим о книге или о сексе? – шутливо уточнил Алекс.

– Лично я говорю о книге. А ты о чем?

Вопрос был задан в лоб. Улыбки Алекса как не бывало. Он посигналил официанту, чтобы тот принес еще кофе и, как только заказ был выполнен, сжал в ладонях горячую чашку.

– Смотрю, ты сегодня на взводе, – заметил Арни. – Что-то не так? Или у тебя снова депрессия?

– Нет.

– Никаких помутнений сознания?

– Боже мой, нет, конечно.

Виллелла имел в виду злополучные часы – иногда дни, – когда Алекс уходил в очередной запой. Когда же он вновь приходил в себя, то даже не мог вспомнить, что делал все это время. Ничего, как будто события были начисто стерты из его памяти – где был, что делал и с кем. Такое пугало.